Ульфхеднар (СИ) - Страница 23

— Не вертись. Просто держись крепко и не мешай коню.

Вот и сидел потом Сэхунн, влипнув в спину Кая. Пригрелся и разомлел чуть, хотя задницу всё равно пекло. А после Сэхунна и вовсе сморило. Привалившись к Каю, он то дремал, то из дрёмы выныривал. И даже ухом не повёл, когда вынырнул в очередной раз и понял, что его левую руку Кай накрыл своей, помогая удерживаться за пояс.

Как они в крепость вернулись, Сэхунн тоже плохо помнил. Кажется, Кай помог ему с коня слезть, а после Сэхунну принесли меч, снова одёжу отобрали да заперли в тёмной каморе. Хотелось пить, есть, родниковой воды на задницу и спать. Но в каморе Сэхунн ничего не нашёл, потому свернулся в уголке, обняв меч, и в сон провалился.

Сэхунн помнил, как просыпался иногда, но встать сил не было. И горело уже всё тело — жжение под кожей не проходило, перед глазами всё виднелось мутным, живот сводило от голода, но в то же время слегка подташнивало. Сэхунн просто лежал неподвижно, смотрел на дверь, очерченную светлыми полосками, а потом снова засыпал.

Он не знал, сколько прошло времени до мига, когда дверь широко распахнули, впустив в камору сноп света. Никто в камору не заглядывал и Сэхунна не звал, потому он сам поднимался — медленно и неуверенно. Пальцы на левой руке как сжимали рукоять меча, так и не разжались, и Сэхунн поволок меч за собой.

Выбравшись из каморы, жмурился от ярких солнечных лучей и терялся в солнечном море, каким блазнилось ему всё вокруг. Его вели куда-то, но ему было всё равно. Только в теньке он открыл глаза нормально и огляделся. Успел порадоваться, приметив рядом и Гарда, и Гинтаса, а после застыл под пристальным взглядом воеводы Кая.

Подле Кая топтался Турин и чего-то ждал.

— Девять, — негромко проронил Кай. — Похоже, что к удаче. Готовьте их.

Сэхунн не успел ни удивиться, ни испугаться, хотя надумал себе уж всякое, но успокоился, оказавшись в чане с тёплой водой. Бесстыдно млел, покуда его отмывали.

Правда, волчий укус не прошёл без следа за это время — Сэхунн мигом уразумел это, едва попытался сесть на скамейку в чане. Чуть из чана с воплем и не выскочил от острой боли. Украдкой потом ощупал ягодицу, но ничего страшного не нашёл, не считая маленьких углублений от волчьих зубов. Рана не вспухла, не загноилась, но болела невыносимо, стоило лишь легонько надавить.

После купания всем велели ждать, и они ждали, кутаясь в неподрубленное полотно. Сэхунн сначала стоял возле лавки, но затем кое-как умостился так, чтобы не тревожить болевшую ягодицу. Лениво отметил, как увели Гарда. Сам не понял, как задремал, но вскинулся, когда пришли за следующим.

К вечеру Сэхунн и отоспался, и ум прояснил достаточно, чтобы пошушукаться с Гинтасом. Гинтас напомнил о посвящении, но ума приложить не мог, куда и зачем уводили прочих. А потом и за Гинтасом пришли, тогда Сэхунн остался один.

Завернувшись в полотно, он расхаживал вдоль лавки и вслушивался в тишину ночную, спустившуюся на крепость. Есть и пить хотелось пуще прежнего, но еды и воды им так и не дали. Сэхунн тёр ворчащий живот ладонью и поражался, как живот ещё к спине не прилип от голода.

Сэхунн извёлся весь, но за ним таки пришли и вывели во двор. На небе как раз боком показалась луна — посвящение будто нарочно подгадали к полнолунию. Сэхунн ёжился от холодного ветра и шёл туда, куда вели. Узнал то самое бревно, на котором сидел Кай. Казалось, с того дня прошла вечность. Но в пристройку Сэхунна не повели, а свернули к реке. Сэхунн озирался в недоумении, осторожно ступал босыми ногами и спускался к шепчущим волнам. Потом его подтолкнули в спину, и он зашагал по поскрипывающим мосткам. Ну а как только Сэхунн оказался на палубе чёрной снекки, мостки убрали.

Сэхунн поёжился снова, поозирался и сунулся к навесу у кормы. Навес сложили из подогнанных друг к другу досок, а в щель под пологом пробивался слабый свет. Сэхунн не мудрствовал особо — просто рассудил, что спать под навесом всяко будет теплее, чем на палубе или под скамьёй.

За пологом Сэхунн нашёл с десяток толстых свечей, расстеленную медвежью шкуру, красиво пошитое из мягких шкурок покрывало и деревянный ковшик с тёплым ягодным напитком, что на сей раз отдавал заметным привкусом мёда. Ковшик был немаленький, но Сэхунн вылакал всё до капли, вытянулся на медвежьей шкуре с осторожностью, чтобы не разбудить боль, укрылся и с чистой совестью уснул.

Пожалуй, такое вот посвящение очень ему нравилось.

========== Дар заветный ==========

Комментарий к Дар заветный

*собирает ромашки* Барабаны в композиции лучше послушать)

Дар заветный

Sezen Aksu — Dansöz Dünya

Сэхунн вспомнить не мог, когда такое было и с ним ли оно было, но что было оно, не усомнился. Походило это на выгоревшие воспоминания из раннего детства, когда не понять, явь то или мара.

Помнил Сэхунн, как оскользнулся на горной тропке, и из-под ноги пёстрый камешек покатился вниз, стукнул о выступ и отлетел прямо в озерцо, что гладью спокойной поблёскивало далеко внизу.

Озерцо от источника, откуда все воду брали — Сэхунн и сам носил бурдюки с водой да кувшины, любовно вылепленные отцом. Носил допредь того, как получил костяной нож охотника, а охотнику уж не к лицу таскать воду. И охотнику не место на волчьем празднестве лунных духов, потому-то Сэхунн и крался по горной тропке, по которой никто не ходил. Потому-то Сэхунн и затаил дыхание, вслушиваясь в тишь, разлившуюся после всплеска.

Он выждал, покуда в груди стукнуло столько, сколько пальцев на обеих руках, а никто и не почесался. Если шум от свалившегося камешка и слышали, то решили, что сам свалился, а не задело его чужой ногой.

Сэхунн дух перевёл и двинулся дальше по тропке. На празднества детей волка* его не пускали, да и со всеми, кто был шаманского рода, и говорить не дозволяли, а Чёрный Волк рассказывал, сколько у них всего дивного, потому Сэхунну стало невтерпёж.

Старейшина строго-настрого запретил всему роду соваться на землю знающихся с духами потомков волков и карами грозил страшными, но Сэхунн ведь соваться не собирался — только-то пробраться на Вдовий Утёс да краем глаза посмотреть, как люди-волки праздник празднуют свой лунный. Чёрный Волк давеча ходил гордый и сияющий, намекал, что будет на празднике самым важным, и Сэхунн страсть как хотел поглядеть на своего Чёрного Волка.

Матушка на Чёрного Волка крысилась, как и прочие. Болтали, что некрасивый и шкода шкодливый, беда с ним одна. А Сэхунну Чёрный Волк казался краше всех — глаз не оторвать.

Когда в селении проведали, что маленький Сэхунн стал с Чёрным Волком водиться, крику было же… Сэхунна хворостиной так выдрали, что он несколько дней пластом лежал и ревел, да после обозлился и со зла пошёл к Дымному Ущелью, чтобы снова с Чёрным Волком повидаться. Так и дружили — тайком.

Ещё сопливыми мальчишками были, когда Чёрный Волк пришёл сердитый и взъерошенный. Духоведцы сказали, что толку нет от него, к ученью не способен, заклинания сложить не умеет самые простые. Ну и Чёрный Волк решил уйти в горы. Вестимо, пошли вместе, утащив мешок из запасов старейшины. Охотники их, понятное дело, изловили к исходу дня — что им двух детишек глупых ловить? Хворостиной обоих отходили, два дня пластами лежали и ревели вместе, а после за Чёрным Волком пришли духоведцы.

Мать волков долго на Сэхунна смотрела и гладила Чёрного Волка по голове, а потом сказала непонятное:

— Ну, пусть будет как будет. — И она протянула Сэхунну плетёнку из ремешков, на конце которой застыл крупной каплей завораживающе красивый зелёный камень. — Даже если он от тебя отречётся, ты отрекаться не смей. Лишь раз Волк выбирает себе человека и всегда возвращается к тому, кого выбрал, покуда выбранный не отречётся сам.

Сэхунн ничего не понял, но плетёнку с камнем забрал, носил при себе всегда и иногда смотрел сквозь камень на яркое солнце — внутри тёмно-зелёной прозрачности блазнился ему волк бегущий. Его Чёрный Волк.

Нынче уж и Сэхунна в охотники приняли, а Чёрного Волка теперь учила сама Мать — дело для него нашлось, но какое, Чёрный Волк не сказывал — клятву дал. А лето назад — на полнолуние — Сэхунн и Чёрный Волк обменялись оберегами у источника, чтобы скрепить обмен клятвой у текучей воды. И зашли они в ту ночь дальше поцелуев.