Ульфхеднар (СИ) - Страница 19
Но и это было не самым сложным. Гинтас сказал, что самое сложное — это последнее испытание перед посвящением.
Оказалось, в третий день всех прошедших первые два попросту запирали в каморах. Сидеть надобно было во тьме без еды и воды. А в каморах ничего — только стены да вымазанный глиной пол. И сказал Гинтас, что выпустят, если сам попросишься, но тогда посвящения не видать как своих ушей. Или выпустят, когда сами восхотят. И если своими ногами выйти да оружие в руках удержать — посвящению быть. А что за посвящение, про то никому никогда не сказывали — нельзя.
Вечером за столами горевали о тех, кому предстояло нарваться в испытании на самого воеводу Кая.
— Труба тогда, — проворчал Гард. — Его разве одолеешь? Ещё и в лесу-то? Как есть труба.
Сэхунн сглотнул горький ком и подумал, что наскочи Кай волком, и тогда не лучше будет. А от волка в лесной погоне уйти и думать нечего — зверя обманешь, как же!
Труба… Море Мрака блазнилось Сэхунну недостижимым, а в поход уже отчаянно хотелось, аж свербело.
_________
* Аукштайт у нас Гинтас, даже — аўкштайт, но по-русски правильно не запишешь, только через У, которой там нет.
* Поскольку речь о предках литвинов, то звук Р у них был только твёрдым и рокочущим, отчего язык и воспринимался большинством европейцев «по-волчьему» — об этом писал ещё Геродот в рассказе о неврах, волчьем племени на реке Эридан (Зап. Двине). Впрочем, только твёрдый и рокочущий — «звериный» — Р сохранился в белорусском до сих пор. Мягким он не может быть в принципе, согласно правилам. Например, Турин Старый в тексте по-местному будет ТурЫн Стары [Ту(ръ)ын Ста(ръ)ы] — при произношении Р будет отчётливо жёстким и более долгим, будто почти удвоенным — в сравнении с русским — ну типа порычать чутка надо, но скандинавы так не выговорят, там только Турин и выйдет, точнее, даже Торин. Короче, главное, чтобы понятно было, почему кривицкая речь (крыва вообще, если дозвучно) ассоциировалась у чужаков с волками. Композиция «Стары Ольса — Літвін» вам в помощь.
* Длина вёсел была разной. Самые длинные вёсла — на носу и корме, поэтому туда сажали самых лучших воинов, да и грести им было сложнее, чем прочим. Мериться вёслами — обычное было дело, как сейчас — пиписьками, только благороднее, конечно, ведь мерились доблестью и работой. Проще говоря, чем весло длиннее, тем воин круче — впахивает больше — и тем выше его статус.
Возом немного любопытной истории для не менее любопытных читателей:
Вилктак, ваўкалака — от вилк, вiўк, воўк (ваўком кацiцца, ваўком калесiць) — волком бежать, так/лак — текать, течь, утекать, катиться, колесом, кубарем = бежать очень быстро и неутомимо, нестись, катиться, от «волком бегущий; человек, бегающий в волчьей шкуре» до безобидного довольно «волчий бег/шаг» — особая техника ходьбы и бега (могу представить чьё-нибудь разочарование от такой прозаичной трактовки многообещающего слова, но волчий бег и впрямь текучий, стремительный и плавный одновременно, и выражение «катиться кубарем» точно это описывает, и если вы видели, как волк мчится по лесу, огибая и преодолевая природные препятствия, то тоже неплохо представляете себе, почему волк именно «катится». Если попытаться описать максимально точно лесной волчий бег, то стоит провести аналогию с каплей ртути. Видели, как капля ртути катится по рельефной поверхности? Вот и волк катается лесом по тому же принципу).
Популярное нынче значение появилось куда позднее, а в эпоху «Слова о полку Игореве», например, «ваўкалакай дамчаў» прозаично означало «очень быстро добежать волчьим шагом», тогдашняя высококлассная курьерская служба, можно считать.
Логично, что кого попало туда не брали и кого попало премудрости не обучали, не говоря уж об определённом наборе необходимых физических качеств, требующихся от кандидатов.
Логично, опять же, что этот класс был замкнутым и закрытым, как почти любое воинское общество в те времена, так что обрастание легендами, слухами и домыслами было более чем естественным.
========== Милости не жди ==========
Комментарий к Милости не жди
*ну очень галопный автор мимосусликом*
А, что это за тихий ужас? Что за новые отметки? Спасите! Опять какие-то обновления, а я в танке…
Я ещё вернусь к вам и на комментарии отвечу - минус фестов в сроках *страдает и галопом уносится писать дальше*
Милости не жди
Сэхунна разбудил Гинтас ещё до рассвета, велел с собой ничего не брать и повёл в баню. Одёжу их забрали сразу, принесли взамен глиняные кружки с горячим и сладким ягодным напитком.
Сэхунн отмокал в дубовом чане, потягивался лениво в усыпанной пахучими листьями воде, попивал из кружки ягодную сладость и украдкой озирался. В дальнем углу юнаки резвились и брызгались водой, на лавках у стен уселись воины постарше и разминали друг другу плечи и спины. Рядом с Сэхунном возились Гинтас и Гард: поливали друг друга из ведра и решали, кто в чан раньше полезет. Сэхунн покосился на них и вздохнул — ничего похожего: в груди не ёкало, дыхание не перехватывало, голова кругом не шла. Было обычно и привычно — подумаешь, мужи вокруг голые.
А стоило подумать о воеводе — и дыхание учащалось, учащалось до отчётливого стука в висках, и ладони потели — даже непослушная правая.
В тёплой воде Сэхунн старательно сопел и пытался подвигать немощной рукой, отгоняя думы о Кае и волке. Рука не двигалась, а думы не отгонялись — хоть плачь. А ещё Сэхунн не разумел, зачем воеводе Каю брать его с собой, если он не пройдёт испытания. Ладно бы, поход по ведомым местам, но то ж Море Мрака. Даже лучшим и здоровым рулевым отдыхать надобно, а Сэхунну передых чаще делать придётся — рука ж одна. А ходоков по морю, чай, побольше наберётся, чем один Сэхунн увечный.
Отчего же воеводе Каю втемяшилось брать с собой Сэхунна? Из-за слов раганы? Но ведьмы же всякие бывают, у них ум ясный временами, а порой такую околесицу несут — ничего не разберёшь.
В баню вломился медведем Турин Старый и рёвом выгнал всех на рассветный холодок — и обтереться не дал. Голые и мокрые, все скучковались на песке, поджимая пальцы на босых ногах. Кто так стоял, кто прикрыться пытался, а кто отпускал шуточки сальные. И Сороку Сэхунн приметил меж ними.
Сам Сэхунн прикрыться не пробовал даже — много там одной рукой прикроешь, когда вторая плетью безжизненной висит?
— А меч есть куда привязывать, — конями заржали юнаки вокруг Сороки, тыча пальцами в сторону Сэхунна. — Знатный сучок. К такому меч привяжи — одним взмахом десяток и уложишь.
Сэхунн прямо чуял, как на скулах у него розовые пятна загораются и расплываются безобразно по щекам от неловкости.
— Вот вся сила туда и ушла, — буркнул Сорока.
— Зато ум остался где надо, — прогудел Турин и жестом велел детским раздать вычерненные рубахи да портки. — Вздевайте вот. Босыми пойдёте. Палки и рогулины на месте дадут.
Гинтас скорее всех влез в одёжу и принялся помогать Сэхунну, что дольше прочих копался одной рукой. После они затопали босыми пятками за Турином следом.
Турин вывел их к берегу реки, свернул направо, к востоку, да повёл прибрежной тропой аж за стены крепости. Сквозь кусты погонял без жалости, по росе пустил колко-холодной и звеняще-чистой, а когда солнце рассветным подолом вызолотило всё вокруг и располосовало бледными тенями, Турин вывел их к поросшей густой травкой лужайке. В тени у деревьев там сидели и лежали венды из хирда воеводы, облачённые в такие же смурные тряпки, а поодаль кучей свалили деревянное оружие рядом с забелённой бочкой.
— Разлеглись, — фыркнул в усы Турин и метнул на воинов грозный взгляд — те тут же с травки вскочили и посунулись к оружию. Один выдавал оружие в руки, а другой шуровал ударными концами в бочке, откуда деревянные поделки изникали уже изгвазданными в белом.
Юнаки и воины-чужаки мялись сначала в сторонке, а потом стали по одному подходить — получали оружие и озирались на Турина. Турин живо жестами указал, чтобы проходящие испытание кучковались на западной половине лужайки, а проверяющие воины — на восточной.