Ульфхеднар (СИ) - Страница 14

Кай по-прежнему касался кончиками пальцев его губ, после придвинулся чуть и прижался к своим же пальцам губами тоже.

— У тебя есть то, без чего мне никак. Я не знаю, нужен ли тебе, но знаю, что ты нужен мне. Закрой глаза теперь. Закрой.

Сэхунн не посмел перечить и медленно сомкнул веки, затаив дыхание. Губы пекло жаром, что шёл от сильных пальцев. Сэхунн сделал хриплый вдох, едва пальцами Кай повёл ниже, крепко сжал подбородок, а затем… Сэхунн даже не догадывался, что губы могли плавиться от жара, как воск, и что это слаще всего, что он когда-нибудь пробовал. Он не подозревал прежде, что можно дышать кем-то, словно пить каждый вдох с чужих губ, и что от этого твердь раскачивается и истончается, превращается в морок, а в животе становится так пусто и легко, и хочется парить облаком высоко-высоко в небе.

Сэхунн был как одурманенный, покуда не осознал острые зубы на собственной шее и глухой рокот. После вздрогнул, едва уразумел, что Кай рычит. По-звериному рычит. Сэхунн обмер весь, сжался в комок, но Кай не сжал челюсти и не прокусил тонкую кожу. Кай отодвинулся и сделал это так, словно ломал себя без пощады. Скользнул больным взглядом по сэхунновой шее и шумно вздохнул.

— Не бойся. Я волоску не позволю упасть с твоей головы, — устало обронил Кай и отвернулся. Сэхунн сидел ни жив ни мёртв, трогал левой рукой шею и пытался успокоить пошатнувшийся свет. Он не мог поверить, что воевода Кай его… его… поцеловал? И потом… чуть не загрыз? И ещё…

Плеснула вода. В колеблющемся свете яркие блики заплясали по медовой коже.

— Спать можешь здесь, — сухо сказал между делом Кай, набрасывая на плечи полотняную накидку. — Тебя никто не потревожит. Наверное, слишком много для тебя за раз. Ладно. Отдохни. Потом мы поговорим ещё.

Кая Сэхунн потерял в тенях. Когда же вода заметно остыла, Сэхунн помылся, ополоснулся, черпая ковшом чистую воду из ведёрка, завернулся в кусок неподрубленного полотна и приткнулся в углу на ворохе шкур. Долго вертелся и так, и сяк, пытался устроить правую руку и прогнать думы. Слова воеводы Кая не желали доходить до разума Сэхунна. Он ровным счётом ничегошеньки не понимал.

А после Сэхунну снился бегущий за солнцем на закат чёрный волк. Крупный и сильный зверь мощно отталкивался лапами, мчался по самой кромке, где земля и небо сходились вечной войной и не могли взять верх друг над другом. Пушистый хвостище стелился по ветру. Волк прижимал уши, сверкал зеленью глаз и нёсся ещё быстрее, чем за миг до того. Словно боялся опоздать. Чёрная стрела на розово-молочном небосклоне в вечной погоне за небесным светилом. И вдруг после — застывший гордый обрис в спелом круге луны.

— Ты сможешь, — беззвучным шёпотом уговаривал Сэхунн волка. — Ты непременно поспеешь. Никому тебя не догнать.

Волка сменили тьма и два горящих во тьме смарагда. Сэхунн тянулся к ним руками, но достать не мог. Это что-то значило, что-то важное, но у Сэхунна не выходило вспомнить, что же именно.

На заре Сэхунн осоловело моргал, озирался и вспоминал, как попал в светлую клеть, где дурманяще пахло лесом, и откуда на резном столике у вороха шкур взялся ковшик со сладким ягодным напитком. Осушив ковшик, Сэхунн чесал затылок и вспоминал, что смарагдами скрепляли договоры и дарили их ближникам. Верили, что смарагды очищают помыслы, делают дух твёрдым и укрепляют верность и преданность.

Верность и преданность…

_______________

* Лагодник — бездельник.

* …мёдом уста омытые — мёд поэзии Брагги. Считалось, что на уста скальдов попал мёд Брагги, который дал им красноречие и умение слагать стихи.

* Одноглазый Отец — Один. За мудрость футарка расплатился глазом.

========== Волком бегущий ==========

Комментарий к Волком бегущий

Спасибо любимым читателям за комментарии - ответы будут позднее с новой частью, а пока ещё кусь и… *галоп*

Стары Ольса — Боевая (Кастарват)

Стары Ольса — Літвін

Волком бегущий

Речь местных была лениво-напевной и красивой, но чуждой для северного уха. Сэхунн так и не научился правильно выговаривать название племени Гинтаса*. Зато речь вендов выходила куда яснее, пусть иногда морозом и схватывало всё внутри от их рычания*. Северная речь казалась вендам хриплой, а вот северянам вендское наречие напоминало о волках протяжным или коротким будто воем, грозными рыками, фырканьем и цоканьем. Одно имечко ближника Турина Старого чего стоило: «Р-р-рыва» — как есть волчий рык. Сэхунн чуть язык себе не сломал. Но то и дело в густом лесу рычащей вендской речи проскакивали родными шхерами знакомые слова.

До полудня Турин водил гостей на большой двор и на стену, а ещё рассказывал, что в хирде воеводы Кая вендов много. Собирались и прибыток взять из местных юнаков, что ходили в обучении.

— Уже третий раз, — важно кивнул Турин. Он и занимался обучением младших. — На третий день назначен первый урок. Кто сдюжит, тех воевода допустит ко второму. А кто все три одолеет и пройдёт посвящение, останется кормиться в хирде.

Никто не удивился. Так всюду поступали, разве что испытывали молодых воинов всяк по своему разуменью.

Сэхунн осмелился спросить у Турина о воеводе, когда отец и хирдманы полезли смотреть хитрую бочку с горючей дрянью.

— Вилктак — это волком бегущий, его так тутошний люд зовёт. Ну как перевёртыш, который и человеком может, и волком. Они думают, что его рагана зачаровала. Наши его Волчьей Шкурой зовут. Он в бой ходит в волчьей шкуре. Там колпак как волчья голова. Может, сам поглядишь как-нибудь.

— Так он волком оборачивается на самом деле?

— Говорят, катается по лесу волком после боя, но такое на глазах не делают. А катается ли вправду… кто знает. Но все вести он ведает до того, как ему расскажут. Ваши зовут его ульфхеднаром, потому что стомы в бою не знает. Ловкий он, страсть. Он танцует с мечами посреди битвы.

Слова о мечах напомнили Сэхунну о вечере и сваре с Сорокой, и как все молчали, на волчий меч глядя. Сэхунн помялся да спросил и про то.

— Так меч у тебя воеводин, хлопец. Допредь никто меч тот не носил, один только воевода. Меч давеча пропал как будто, а тут ты привёз с собой. Непонятно всем, — развёл руками Турин. Тот ещё старый лис — сам ни гу-гу, что меч Сэхунну рагана отдала, хотя Гинтас тоже о таком не болтал зря, как приметил Сэхунн, а северян никто и не спрашивал, откуда меч взяли.

Солнце ещё висело на юге, когда Лейфа хёвдинга позвали к воеводе Каю. Одного. Сэхунн же сидел на бревне в малом дворе, смотрел на спокойную величавую реку. Мало пользы было убеждать себя, что всё ему только приснилось. Он до сих пор чуял на кончике языка вкус чужих губ. Воевода Кай пах лесом, таким же был и на вкус — пряно-терпким.

Думы Сэхунна метались бесцельно, покуда он не решил твёрдо, что раз воевода Кай таки волком оборачивается, то уже и не человек. А раз не человек, то людские законы ему что пыль под ногами, ну или под лапами, что там у него… Даже если Кай — ульфхеднар, то ткань бытия рядом с ним разрывалась, а в прореху с того света что угодно вылезать могло. А раз оно с того света, то и вело себя так, как принято там, а не тут.

Сэхунна волшбе не обучали, потому и не знал он, как надобно с тварями пришлыми управляться. Но, вроде бы, воевода Кай не желал ничего дурного ему причинить. А то, что глаз на Сэхунна положил, легко объяснялось милостью к Сэхунну Эгира, Морского Владыки. Вот плеснул Эгир при рождении Сэхунну в лицо морской водой, подарил благословение, так за благословение и расплачиваться когда-то нужно. Если дар взял — отдари взамен, а руки, видать, было мало.

Утешив себя такими думами, Сэхунн с тоской поглядел на правую руку. Рука ныла и висела плетью. Чуть шевельнёшь — боль вцепится в кости пуще прежнего. На глазах слёзы закипали от бессилия и невозможности что-то поменять.

Отец вернулся, когда солнце заметно к западу сдвинулось. Ухватившись руками за воинский пояс, постоял, покачался и строго кивнул самому себе. Взглядом в Сэхунна упёрся.

— Этот хёвдинг хочет «Ворона» для дальнего похода. Каждый, кто желает пойти с ним, получит такую возможность, если сдюжит. А ещё ему нужен рулевой. Сэхунн.