Улей (трилогия) - Страница 8
– Ничего смешного не вижу! Гаерд, убирай свой зонд!
Кани вздохнула.
– Ух ты моя воительница! – насмешливо произнесла она, гладя Линти по голове. – Так мы ни-ког-да ни-че-го не уз-на-ем!
Говоря, Кани внимательно посмотрела на юношу. Линти же, как ошпаренная, вдруг развернулась лицом к подруге и резко толкнула ее в грудь.
– Кани!!! Прекрати!
– Что прекрати?! – брюнетка залилась смехом. – Я все равно ничего не услышала. Мальчик защищается…
Брюнетка, похоже, нашла последнюю свою реплику необычайно нелепой, потому, что стала смеяться гораздо громче.
Все видели, как Линти покраснела. Потом – Кани резко оборвала смех. Глаза подруг встретились. Несколько минут они смотрели друг на друга, а экипаж с восхищением и тревогой взирал на их изменившиеся в гневе прекрасные личики, на сжатые до крови от длинных ноготков кулачки и широко расставленные ноги. Напряжение ощущалось в зале также реально, как реально ощущается приближение силового поля. Подружки дрались. Дрались, не делая ни единого движения. Дрались и что-то доказывали друг к другу, хотя тишина, повисшая в зале, казалась сейчас абсолютной. Так могли только альтины… Никто не рискнул вмешаться: ни офицеры корабля, ни солдаты СБ, ни бартерианские наемники. Все растерянно смотрели, боясь издать хоть один звук.
Кани сдалась первой. Она вдруг покачнулась, как от удара.
– Ладно, тебе, Линти, – глаза «драчливой» Кани стали влажными, а веки заморгали, чтобы скрыть слезы обиды. – Ты что, влюбилась, что ли?
– Это только ты… влюбляешься… во всех… кого встретишь! – Линти говорила через вздох, словно запыхалась и очень устала. Но ее организм нашел все же в себе силы, чтобы опять слегка нарумянить щеки – слова подружки укололи в нужное место. – Нельзя влезать в мир другого человека, если он против! Нельзя! Поняла?!
– Ну хорошо, хорошо. Нельзя, так нельзя! – Кани даже отступила на шаг, с непонятно откуда взявшимся испугом. Для зрителей вообще осталось непонятным, что здесь сейчас творилось – девушки ничуть не пострадали внешне, а вели себя, как побитые и исцарапанные драчуньи. Обе тяжело дышали, обе пошатывались, обе бледные.
– Говори с ним сама, Линти, на своем мантийском, если тебе так хочется! Никто не мешает! Говори… А мы, вот, послушаем!
Линти повернулась к лежащему в «саркофаге» юноше, и тут ее взгляд неожиданно столкнулся со взглядом больших темных глаз инопланетянина. Парень смотрел с каким-то странным тихим потрясением, удивленно, восхищенно и спокойно одновременно. От полученных еще совсем недавно эмоциональных ран или же ошарашенный увиденным сейчас, юноша не счел необходимым хотя бы из вежливости сразу отвести взгляд и продолжил углубляться в бездонную синеву глаз альтинки. Линти чуть насупилась от удивления, застигнутая врасплох таким обхождением, но тоже вгляделась в загадочную темноту чужого взгляда. Оба замерли, словно загипнотизированные.
Пауза затянулась и обратила на себя внимание зрителей. Представитель компании вопросительно взглянул на Кани, мысленно спрашивая, не происходит ли между спасенным и Линти того же, что две минуты назад между подругами. Кани пожала плечами.
Трудно сказать, кто стал кроликом, а кто удавом. Они не дрались и не обменивались мыслями, не воздействовали друг на друга, а просто смотрели. Но… оба не могли отвести глаз. Кто-то должен был сделать это первым. Линти уже и хотела, но не могла себя заставить. Григ даже не пытался. Секунды продолжали бежать. И тут между двумя парами глаз неожиданно возникла преграда, сразу же вернувшая все на свои места и мгновенно разорвавшая ментальную связь.
– Так, прекратили это дело! – заявила преграда густым мужским голосом, а чьи-то теплые сильные руки взяли Линти за плечи, отодвигая от «саркофага».
Линти сделала шаг назад и восстановила резкость после перехода от бесконечно удаленной точки в глазах Грига к большому множеству точек «стены» совсем перед глазами.
– Болер, – узнала Линти и провела рукою по глазам, расслабляясь.
– Да, моя прекрасная леди. Это – Болер, – так вовремя или не вовремя появившийся мужчина улыбнулся, но одними губами. «Стеной» оказался человек высокого роста, спортивного телосложения, в сером мундире старшего офицера армии, с холодным волевым взглядом и уверенными неторопливыми движениями, говорящими о солидности, опыте и возрасте, которым как-то противоречило молодое, лишенное морщин лицо двадцатипятилетнего парня: – Что здесь происходит?
– Ничего, Болер. – Линти отстранилась, освобождаясь от рук офицера на своих плечах. – Ты не знаешь мантийского?
– Совершенно случайно знаю, а что? – офицер оглянулся на юношу в нише реанимационной установки. – Мантийский? Ты мантиец, парень?
Последние три слова прозвучали на языке, понять который смогли лишь трое: произносивший, Линти и Григ. Григ вздрогнул и помрачнел – рассчитывать на «языковой барьер» больше не стоило, но могло ведь быть и хуже – его наверняка ожидало зондирование, не заступись эта странная молоденькая женщина… Ему задали простой вопрос – нужно отвечать и быстро, по возможности – с интонацией, проникнутой признательностью – Грига ведь спасли от смерти, спасли просто так, безвозмездно, из обыкновенного человеколюбия и жалости…
– Нет. Я не знаю, кто такие мантийцы, – тихо произнес Григ. – Я не мантиец. Спасибо, что спасли мне жизнь.
– Не за что! – Болер обернулся к капитану. – Спасли? Как это происходило?
Капитан пробежал взглядом по нашивкам на куртке офицера. Голографические ордена и золотые гербы говорили о высшем звании в Объединенном Флоте Лиги. Несмотря на то, что тарибские торговые синдикаты мало общего имели как с Лигой, так и с ее армейской иерархией, все же этого общего хватило, чтобы капитан лайнера оценил превосходство человека в серой форме.
– Приняли сигнал о помощи с маячка вон на том кораблике, – с некоторой неохотой отрапортовал капитан. – Подобрали. Пилот чуть живой. На «стандарте» не говорит. Вот, собственно, и все.
– Как тебя зовут, парень? – спросил Болер, вновь обращаясь к спасенному.
– Григ.
– На чем летал?
– На паруснике.
– Странная игрушка, красивая. Хорошо управляешь ею?
– Да.
– Настолько, что намеревался пересечь галактику?
– Нет. Не намеревался. Меня забыли.
– Как это?
– Сказали, что трое суток будем двигаться медленно, на досветовой. Я вышел покататься. Вернуться уже не смог – лайнер почему-то разогнался больше, чем обычно. А мой маяк не услышали, да я и не сразу понял, что что-то случилось: думал вот-вот сбавят ход или вернутся.
– Вышел без разрешения капитана?
– Мне никто не запрещал.
– И никто не видел, как ты проходил шлюзование?
– Я не помню… Должны были видеть… Там ведь кругом камеры…
– Верно. Ты был один?
– Да.
Болер передал смысл разговора остальным зрителям.
– Вполне вероятно, – заключил капитан. – Лайнер сбавил скорость, произвел разведку, может, чуть задержался, потом продолжил движение… Только кто позволил одному пассажиру, да еще такому молодому, выйти в открытый космос? Капитана за такие дела под суд отдадут! Чей был корабль? Как назывался?
– Как назывался твой лайнер, сынок? – повторил Болер Григу.
Григ наморщил лоб.
– Не помню… – Ему едва ли понадобилось разыгрывать забывчивость – перед глазами и в самом деле все еще сверкал бесконечный холодный свод галактики, подавляя все прочие воспоминания и о детстве и о последних днях перед операцией. Светящееся, слепящее, яростное свечение ядра. Мертвая беззвучная бездна. Абсолютное страшное одиночество, от которого хочется выть, биться головой о стену, царапаться в прозрачную крышку кабины… Все эти ощущения отодвинули прошлую жизнь куда-то необозримо далеко, стерли все яркие отпечатки и острые грани. Изменили представление и о жизни, и о времени. Каждое произносимое слово казалось Григу длинным и весомым. Над каждым словом он думал, взвешивал, затем произносил медленно и спокойно, с наслаждением внимая собственному голосу. То, что могли с ним сделать, если раскроется истинная причина проникновения парня на инопланетный корабль, не имело особого значения. Не имело значения, чем все кончится и кончится ли вообще – слишком ничтожна и незначительна жизнь одного Грига, или Грига и всех этих людей, или Грига и всего человечества – маленького, скромного, ограниченного скопления мыслящих таракашек, прячущихся где-то там, по не испускающим света планетам или по малюсеньким передвижным домам-корабликам…