Укради мою жизнь (СИ) - Страница 43
Ясно, прибор работает. Он всё так же в коконе, но оператор где-то в другом помещении и на глаза не показывается. А по окончании завтрака вошли двое: один коренастый, в пальто, другой в «дутой» спортивной куртке — широкоплечий и высокий. За ними шествовал Залеский.
Сопровождающие подошли к Вику ближе, полковник остался у двери.
— Доброе утро, Виктор, — улыбнулся главный шпион. — Надеюсь, вы отдохнули после вчерашних приключений и набрались сил. Сейчас мы с вами совершим небольшую прогулку. Это ваши провожатые, они обеспечат безопасность. Я тоже буду рядом и чуть позже объясню, что от вас потребуется. Да, и напоминаю о благоразумии, это непременное условие нашего сотрудничества.
Ха, безопасность они обеспечивают, зло подумал Вик. Это ещё вопрос — кому и от кого нужно оберегаться. Но времени на размышления ему не дали. Высокий подал тёмную куртку и кепку, конвоиры плотно стали с обеих сторон, и повели его на выход. Интересно, ребята знают, что он с них сейчас потихонечку тянет? Один процент, это не много, но всё дело в экспозиции — если разгуливать под ручку достаточно долго, то можно потерять несколько лет жизни…
Впрочем, это заботы полковника. И самих конвоиров.
Они быстро спустились во двор. Опять лил холодный дождь, порывами налетал ветер. Деревья совсем облетели, а ведь всего несколько дней назад на ветках ещё сохранялась жёлто-бурая листва. Показалось, произошедшие события ускорили приход осени, и почему-то Вик принял это как дурной знак. Хотя и без знаков ничего весёлого впереди не предвиделось.
Прямо у подъезда стояла машина с тонированными стёклами. Его впихнули на заднее сидение, рядом разместились конвоиры. Залеский пошёл к другому автомобилю. Всё-таки побаивается полковник, понял Вик, не хочет слишком приближаться к тягуну, держит между ним и собой кого-либо из помощников. Пусть минимальный, но тяг идёт, и пусть он идёт с подчинённых. Так начальнику спокойнее будет. Ну-ну, поиграем в ваши игры, господин полковник…
На сей раз Вику натянули на голову вязанную шапочку — до подбородка. Маршрут он не видел, но петляли долго. Несколько раз останавливались — громыхали металлические ворота, при этом явно двойные. Машина останавливалась, впереди раздавался характерный лязг и скрежет, потом въезд, опять остановка, сзади ворота закрывали, а впереди открывали, и движение возобновлялось.
Но вот езда закончилась, Вика вывели из авто и сняли маску. Он оказался посреди угрюмого, совершенно пустого двора, по периметру которого тянулось трёхэтажное мрачное здание с зарешёченными окнами. Давешние сопровождающие молча повели его к входу, больше похожему на проходную. Двери тоже двойные, разделённые тамбурами: лязгающие запоры, вооружённые охранники в серой форме. Высокий предъявлял какие-то документы. Пока группа не оказалась в пустой комнате совершено без мебели. Решётка на окне стала уже привычным антуражем.
Вик и конвоиры стали в одном углу, а в противоположном углу открылась другая дверь, и вошёл Залеский. С ним были ещё трое. Тягун сразу узнал висящие у них на плечах портативные конденсаторы, сделанные в виде сумок. Не составляло труда догадаться, что у кого-то на поясе приспособлен «пылесос».
— Ну вот, первая проба пера, Виктор. — Полковник по-прежнему предпочитал держаться под прикрытием подчинённых. — Сейчас мы с вами на территории внутренней тюрьмы службы государственной безопасности. Здесь находятся самые опасные преступники, враги общества. Вина их доказана, приговоры — пожизненное заключение. Указом президента все они должны быть подвергнуты процедуре полного изъятия витакса. Вы зайдёте в указанные камеры. Мы снимаем блок. Дальше… вот и посмотрим, как всё будет происходить дальше.
— Насколько я знаю, — пересохшим горлом проскрипел Вик, — подобная процедура проводится через клеть и с соблюдением определённых формальностей…
— Здесь особый случай, Сухов. Пусть вас не беспокоит правовая сторона вопроса, все детали согласованы на самом высоком уровне. Когда вопрос стоит о безопасности государства, органы, призванные охранять эту самую безопасность, имеют особые полномочия. Однако оставим дискуссии. В первой камере содержится трое заключённых. Сколько времени вам понадобится на выполнение задания?
— Не знаю, — подавленно мотнул головой вор. — Я не палач и никогда не отмечал время, отведённое жертвам!
— Оставим лирику. — И тон, и вид Залеского не допускали сегодня и тени шутливости или вальяжности. Сгусток воли, собранный в тяжёлый каменный кулак. — В баре, насколько я знаю, всё происходило почти мгновенно. Но пусть, у нас есть самый простой вариант. По окончании акции стукнете в дверь камеры. Вот так. — И полковник отстучал по стене нехитрую мелодию.
Вышли в коридор. Вик подвели к камере под номером три. Один из конвоиров заглянул в глазок, потом отпер замок.
— Напоминаю, Сухов, без глупостей, — прозвучал за спиной голос Залеского. — Ставки очень высоки, если что-нибудь пойдёт не так, вы останетесь в этой камере навечно.
В этом сомневаться не приходилось. Помимо конденсаторов Вик успел рассмотреть у помощников ещё и автоматы.
Дверь распахнулась. Тягун вошёл в камеру.
Их действительно было трое. Два молодых парня и один пожилой мужчина благообразного вида и в очках. Ребята смотрели настороженно, видно, ничего хорошего от появления нового человека в камере не ждали. Пожилой, наоборот, выступил вперёд, и даже сделал приглашающий жест рукой:
— Проходите, прошу. Вас определили в нашу камеру? Вот свободная шконка, на втором этаже, правда, но не взыщите — другие заняты…
Вик стоял столбом у входа. За свою длинную карьеру вора ему приходилось попадать в изоляторы, но долго он там никогда не задерживался — тягуна можно взять только на горячем. Косвенные улики мало чего стоят, доказать ничего не возможно, и без железных доказательств — а это акт ви-контролёра о несоответствии показателей браслета и сканирующего жезла, плюс обследованный потерпевший, — долго без таких доказательств в участке не держат. Да и матёрые урки относятся к тягунам с опаской, стараются с ними не связываться. Никаких «прописок», проверок, провокаций. А тут политические заключённые…
Дед явно профессорской внешности, с интеллигентной речью. Мальчишки могли бы сойти за начинающих боевиков, но только за начинающих. Матёрые, поучаствовавшие в эксах, пострелявшие на улицах выглядят совершенно иначе. Взгляд другой, повадка… Вик общался с такими, узнавал их безошибочно.
И что, вот это особо опасные преступники?! С вынесенными самыми суровыми приговорами? Что мог совершить такого ужасного это «профессор», явный книгочей и теоретик? А мальчишки — точно ведь с институтской скамьи. Стишки, наверное, сочиняли да на митинги ходили. Может, похулиганили когда, да и то, наверняка, по-детски…
Но тут все сомнения Вика прервались разом. Будто сняли вдруг смирительную рубашку. Или вернули слепому зрение. А может, так чувствует себя человек, воскресший после клинической смерти. Эти трое в камере, они заиграли красками — розовыми, переливчатыми, текучими. Мир изменился до неузнаваемости — он стучал под дых мягкой лапкой, вызывал дрожь в коленях, сам просился в руки…
И Вик не выдержал — потянулся. Так тянется, наверное, наркоман при виде дозы — неосознанно и неудержимо. Тронул поле чуть-чуть, самым лёгким своим движением, но этого оказалось достаточно. Под ложечкой тут же застучало и завибрировало, по позвоночнику резво покатился горячий шар, и сразу же взревела турбина — сейчас раскалённый поток обожжёт дверь камеры сзади. И даже будто пахнуло палёным.
Но это, конечно, показалось. Зато сокамерники начали валиться вполне реально. Первым упал пожилой мужчина профессорской внешности, не договорив какую-то учтивую фразу. Затем рухнули как подкошенные оба молодых. И всё сразу закончилось. Как будто Вика накрыли сверху железным ведром — ни света, ни звуков, ни воздуха.
Впрочем, нет — воздух в лёгких ещё оставался, и он заорал изо всех сил, последними глотками этого живительного газа: