Украденный залог - Страница 29

Алан забыл, кто говорит с ним, старей как будто знал о нем больше него самого. Волнение охватило юношу.

— Я подарю им свободу!

— Легко обещающий трудно исполняет свои обещания. Мои слова останутся лежать перед тобой забытыми листьями осени. Ты не способен впитать мудрость, таящуюся в их жилках. Забудь о них. Нельзя остановить ветер. Он будет ворочать барханы, пока не исчезнет бесследно. Неразумно убеждать ветер в том, что он уйдет, а песок пустыни еще много столетий будет составлять новые барханы, и новые ураганы снова и снова попытаются разрушить их. Но довольно об этом. Ты, дарящий свободу, знаешь ли ты, какое дело ждет тебя в городе, где нечего делать твоим полкам?

— Что за дело может быть у полководца без его полков?

— Обязанности всегда забываются легче прав. Я слышал легенду о юноше, который остался. Он был один, врагов много. Друзья забыли о нем.

— Ты знаешь, где Мипоксай? Скажи скорее! Талант золота я уплачу тебе за эту весть.

— Эх, юноша, за дружбу не платят золотом. Кто быстро забывает о друзьях, становится одинок, верящий только в себя легко переоценивает свои силы.

— Но откуда ты взял, что я забыл о друге? Не слишком ли дерзкие речи позволяет себе мой гость, а может быть, пленник?

Насмешка чуть тронула морщинистые губы старика.

— Мудрость никогда не покорялась силе, власть силы приходит и уходит, власть мудрости будет править когда-нибудь миром, а пока она правит сердцами людей. Хочешь, я скажу войскам всего несколько слов, и вся твоя сила рассеется, как дым. Что же ты молчишь, полководец?

Проследив за взглядом Алана, он опять чуть заметно усмехнулся. В шатер вошел один из сотников, Гурон, и, увидев старца, почтительно склонился перед ним. Гурон был грубым, своенравным человеком, и потому его почтительность к оборванному старику особенно поразила Алана.

Властным жестом Алан подозвал его к себе и, наклонившись к самому уху, едва слышно спросил:

— Кто этот человек?

Но, видимо, старость не отразилась на слухе его странного гостя.

— Ты мог бы меня спросить об этом. Мое имя Теофраст*. note 38 Я из тех людей, кто довольствуется малым и ищет высокого, из тех, что освободили себя от оков суетных дел и политик, из тех, что живут незаметно.

Алан слышал это имя. Имя члена многих муссеев** note 39 и хранителя Пергамской библиотеки, непонятного человека, ушедшего от богатства и славы и путешествующего из города в город в рубище странника.

— Прости мою грубость, Мудрейший, — этот, невольно сорвавшийся с его губ титул мудрых людей его родины, придал словам юноши особую мягкость. — Ты несешь людям разум и утешение в несчастьях, а это всегда побеждало любую силу.

— Я не сержусь на тебя. Я вообще никогда ни на кого не сержусь. А вот насчет силы ты неправ. Она часто побеждает разум, только всегда потом расплачивается за это.

— Объясни мне это. В твоих словах есть непонятная мне мысль. Зачем разум позволяет побеждать себя, раз он властвует над людьми?

— Все разумное преходяще, но уходит оно быстрее, чем способны понять это люди, и потому они остаются в рабстве.

— Что же, рабство — это общее свойство людей?

— Нет. Рабство — случайный признак человека. Настанет время, и оно уйдет.

— Твоя мудрость превосходит мое понимание. Я не решусь больше задавать вопросы. Но хочу спросить тебя о своем друге. Ты не совсем прав, так жестоко обвинив меня.

— Не совсем — это уже кое-что. Однако бойся этого маленького «не совсем», оно может убить дружбу — величайшее приобретение человеческой мудрости. Вначале друга изредка вспоминают, потом забывают вовсе.

— Я не забываю своих друзей, но скажи мне: друг, нарушивший никогда не высказанную клятву верности, достоин ли памяти и дружбы?

— Судя по волнению в твоем голосе, которое нужно научиться скрывать, этот друг — женщина?

— Да, ты угадал…

— Аиапсид говорил нам когда-то, что «как подозрительность, так и доверчивость гибель приносят». Нужно всегда прибегать к верховной силе разума и анализа. Разберемся же по порядку. Когда ты видел ее в последний раз?

Алан смешался:

— Мы были тогда детьми…

— Ах, вот что! Как же ты узнал о ее измене?

— Эту весть принес мне друг.

— Чей друг, ее или твой?

— И ее и мой.

— Такие друзья опасны. Давно ли ты получил эту весть?

— Вчера вечером… Друг детства…

— Вчера. Значит, все, что говорил тебе друг, еще свежо в твоей голове. Вспомни, как он говорил с тобой, какое чувство к нему осталось после его ухода. Часто неосознанное чувство — первый признак верной догадки.

— Говорил, как и должен говорить друг, жалел, что в трудную минуту я не обратился к нему за помощью, сказал, что ушедших всегда забывают…

Глубокая горечь в голосе юноши тронула старца.

— Ну, это совсем не обязательно. Однако в любом случае не следует предаваться печали. Любовь женщины нужна человеку так же, как солнечные лучи, пенистое вино и другие радости жизни, но, к сожалению, тебе никогда не понять, что самое главное не в этом, а в трезвости ума, наслаждающегося познанием мира и людей. Однако и ты узнаешь, как много радостей осталось еще для тебя и как много женщин ждут благосклонности победоносного полководца.

Ты познакомишь меня со своим другом детства, а сейчас поспеши на помощь тому, чья дружба была доказана кровью. В подземелья маракандского Акрополя воины Антимаха бросили тяжело раненного человека. Только очень здоровые люди выживают с такими ранами. Пленника берегли для пыток. Антимах надеялся вырвать тайну похитителей секретного документа, да, видно, не успел.

Ты, легко забывающий друзей, помнишь ли ты о врагах? Антимах никогда не простит своему рабу такого величия. Сейчас он, может, и слабее тебя, но он станет руслом, по которому потекут непобедимые силы времени, о которых я говорил. Поднявший руку на собственность государства погибнет. Люди, которым ты обещаешь свободу, — собственность государства, помни об этом, юноша. Опасность ждет тебя в Бактре.

Целый день велись поиски в подземельях Акрополя. Пробивались замурованные стены, взламывались решетки, под пыткой допрашивались воины Антимаха, оставленные для охраны тюрьмы. Все напрасно. Никто не знал о чужеземце-скифе, и потерявший надежду Алан решился наконец вновь обратиться к мудрому старцу.

— Я не знаю, где сейчас твой друг. Но попробуем размышлять. Сначала вспомним, что нам известно. Твой друг захвачен Антимахом. Он знал и не выдал тайну, раз уж враги сберегли его жизнь. Его подвергали пыткам, хоть и весьма мучительным, но не смертельным. Вот все, что мы знаем. еще нам известна поспешность, с которой Антимах покинул Мараканду. Мог ли он взять с собой тяжело раненного пленника, знавшего важную тайну? Нет, не мог. Он умер бы в пути и навсегда унес тайну с собой. Следовательно, Антимах должен был оставить пленника в городе, заранее обреченном на захват твоими войсками. Где ты прежде всего начнешь искать друга? Конечно, в тюрьме Акрополя! Потому его и привели туда, днем, на глазах у всех жителей. Ты не там ищешь, юноша. Он не может быть в Акрополе. Вот все, что я знаю.

Еще два дня и две ночи велись поиски по всему городу. Алан сам допросил десятки людей, раздавал золото жадным, подвергал пыткам упрямых и, поймав малейшую тень надежды, никому не доверяя, сам спешил проверить ее. Все напрасно. Отчаявшись, Алан задернул полог шатра и, измученный бессонными ночами, упал на шкуры.

Сон бежал от него. Вспомнились короткие часы последнего свидания с другом, последняя схватка. Мипоксай словно звал его откуда-то издалека.

— Вставай, Аполонодор! Я знаю, ты не спишь. Впусти меня, я пришел с важной вестью! Это я, Аристан.

В шатер входит сотник с большой бородой, что так весело шутил на совете. Теперь лицо его казалось бледнее лунного света. Он нагнулся к уху Алана и зашептал, сбиваясь от волнения.