Украденная душа - Страница 3

Тар пожал плечами и ничего не ответил. Очередь двинулась ещё, и больше они не проронили ни слова.

Олаи нашла в зарослях куст жимолости и вот уже полчаса не отходила от него, лакомясь спелыми ягодами. Вдоволь наевшись и прихватив с собой немного, девочка вернулась к брату. Угостила его и протянула горсть Докке. Лодочник отказываться не стал. Мало-помалу люди разошлись.

Докка вынырнул из шатра довольный, прижимая к груди непонятный свёрток. Он задержался у входа, положил сухую мозолистую ладонь на плечо юноши и сказал:

– Приходи потом, после всего, в Одинокую Хижину, Тар. Покажу тебе, как обращаться с лодкой.

Тар молча поклонился, взял сестру за руку и шагнул в шатёр. Внутри было нежарко и сладко пахло пряностями. На расписном ковре сидел бородатый мужчина, обложенный подушками. На голове у него красовался пурпурный тюрбан, увенчанный павлиньим пером, а под густыми бровями сверкали внимательные, пытливые глаза. Сам он был смуглый, словно южанин, и поджарый, как паломники, что приходят в Валь’Стэ из нижних земель, а потом обычно отправляются выше по реке в священный город Эдду.

Хакка приветственным жестом подозвал гостей и предложил сесть на ковре, что лежал напротив. Олаи смотрела на торговца затаив дыхание. Ей он казался волшебником или сказочником, который знает всё на свете и, должно быть, прочёл множество свитков и книг. А вот Тару уже доводилось разговаривать с Хаккой, и потому он знал, что никакой Хакка не волшебник. Мудрец, плут и великий путешественник? Возможно. Но ждать от него чудес не стоило.

– Я Хакка, – звучным голосом произнёс мудрец и погладил курчавую бороду, – скиталец Кипящего Моря, провидец Хазгоша и знаток ильтрийских вин! Я вхож во дворы эттских царей, я друг хазибских вельмож и собиратель историй! А кто вы, мои юные гости?

На секунду повисла тишина. Олаи замерла, пребывая в полнейшем восторге от услышанного. Тар поразился тому, что Хакка не узнал его и представился точь-в-точь, как это было в их первую встречу, но быстро взял себя в руки и, чтобы проявить уважение, ответил не менее торжественно:

– Мы – дети из дома Вэлло, господин мой. Меня зовут Тар, а это моя сестра Олаи.

– Вэлло, значит… – задумчиво протянул мудрец. – Да, дивную сделку мы провернули с вашим отцом, но, кажется, было что-то ещё…

Хакка уронил взгляд на веточку можжевельника, которую Тар всё это время держал в руках. Буркнув под нос пару шипящих слов на незнакомом языке, мужчина поднялся, подошёл к груде плетёных корзин, стоявших у тяжёлого, закрытого на замок сундука, и вытащил из самой крепкой и тёмной нечто, обёрнутое в мокрую тряпку.

– Это огненный корень? – спросила Олаи.

– О, да, моя госпожа, это он, – отозвался Хакка, – редчайшее сокровище Хазры! Растение, способное излечить тысячу телесных недугов. Подагру, например, или глазную муть, но только если найти умелого знахаря, разумеется.

Мудрец развернул тряпицу и показал девочке, что внутри. Корень был ярко-красного цвета и немного напоминал человечка с изогнутыми ручками, ножками и непропорционально большой головой.

– Какой странный! – отозвалась Олаи. – Но бабушка Омма будет довольна.

– Да-да, передайте Омме мои извинения за то, что пришлось ждать так долго. На Востоке нынче неспокойно.

Лицо Хакки на мгновение помрачнело, но тут же прояснилось и даже расплылось в добродушной улыбке. Он снова завернул корень в ткань и протянул его Олаи.

Тар оставил можжевельник в шатре и повёл сестрёнку домой. Обратно они решили пойти другой дорогой, через широкое поле, засеянное золотистым корруком. Нежные шелковистые стебли его тянулись к слепящей синеве небес, желая выпить её до дна. Высоко, на восходящих потоках воздуха, парил коршун. Так тихо и спокойно было в том поле, что Тар позабыл о своих тревогах. Он наслаждался летом, простором и дышал, дышал…

Пока дети были у Хакки, Таллила напекла хлебных лепёшек и теперь вовсю колдовала над кипящим котлом. Омма сидела в кресле и наблюдала за умелыми руками дочери, а Вэлло то появлялся, то пропадал в мастерской, исходя слюной от ароматов, заполонивших дом.

Олаи вбежала в большую залу, размахивая добытым трофеем. Следом вошёл Тар. Омма подозвала внучку и спросила:

– Неужто этот негодяй всё-таки сдержал слово?

– Да, бабушка, вот, – ответила девочка и вручила ей свёрток. – А почему корешок мокрый и похож на человечка?

– Путь с Хазры в нашу деревню неблизкий, Оли. Если бы корень высох, проку с него? Уж лучше травы пожевать. А так он живой и полон целебных соков. Хакка пропитал тряпку специальным раствором. Слышишь, как пахнет?

Омма вдохнула кисловатый душок и сморщилась.

– А на человечка он похож, потому что им можно лечить и шею, и спину, и ноги. Особенно ноги. Вот сделаю мазь, вотру в колени и буду бегать, как молодушка.

Олаи засмеялась, обняла бабушку и поцеловала в щёку, усеянную тёмными пятнами и глубокими морщинами.

Тар помог матери с готовкой, и вскоре все собрались у очага, чтобы отведать горячего супа и хрустящих, натёртых чесноком лепёшек. Когда с едой было покончено, Тар ощутил дрожь, пронзившую воздух едва уловимой волной, глухой и раскатистой, как будто вдалеке шагнул великан. Удар. Ещё удар. По спине Тара пробежали мурашки. Он всё понял. Ом’шу’нагок. Церемония началась. Грохот барабанов звучал всё громче. Запели флейты и цимбалы. Послышались голоса сельчан, смех, хлопки и радостное улюлюканье.

– Ну что, Тари, пора! – Вэлло с гордостью посмотрел сыну в глаза и одобряюще кивнул.

Омма приподнялась в кресле и благословила внука словами Забытой Речи. На глазах Таллилы проступили слёзы, хотя плакать она не собиралась, чтобы не расстраивать сына. Олаи вспомнила про макадду, ушла в свою в комнату, а когда вернулась, на тоненьком пояске её, обхватившем талию, висел кожаный, плотно набитый мешочек.

Тар поклонился родным и попросил бабушку остаться дома, потому что разговор с Хранителем обещал быть долгим. Омма не стала возражать, только ближе подвинулась к огню. Дверь раскрылась настежь, и в большую залу хлынула музыка. Вошли трое мужчин в белых холщовых рубашках. Ничего не сказав, они положили на пол одежду из той же ткани. Тар переоделся, и жрецы повели его навстречу толпе и музыке.

Олаи, Вэлло и Таллила последовали за процессией. Барабаны гремели с чудовищной силой. Флейты пронзительно свистели. Собаки выли, а дети визжали. На шум стекались люди из соседних домов. И вот уже все жители Валь’Стэ, не считая Оммы, сопровождали Тара к священному камню.

Поднявшись на холм, юноша поклонился монолиту, изрезанному бесчисленными узорами, а затем обратился к толпе:

– Я Тар, сын Вэлло и Таллилы!

Голос его дрожал, а сердце бешено колотилось в груди.

Музыка стихла. Люди умолкли. Тар взял волю в кулак и подавил волнение. Он ведь готовился к этому моменту – выучил церемониальную речь наизусть. И пока всё шло неплохо.

– Сегодня мы празднуем начало Долгой Песни. Сегодня мы чествуем солнце, свет и торжество жизни. Сегодня мы славим Хранителя и воспеваем его мудрость в соллах, сложенных предками. И сегодня мне дарована честь обрести третью душу.

Тар приблизился к Белому Камню и коснулся его ладонью. Люди ждали на почтенном расстоянии.

– Но я не знаю своей души! Нигде её нет: ни дома, ни в поле, ни в реке, ни в лесу. Искал её всюду и даже во снах, но, увы, не нашёл. А потому я должен сесть и слушать. Слушать, что скажет мне Хранитель.

Так юноша и поступил. Он сел на покрытую мхом землю, закрыл глаза и прислонился спиной к холодной каменной коже.

Обычай обязывал людей ждать вместе с Таром. И они ждали. Кто-то растянулся на траве и мирно дремал, подставив лицо солнцу. Кто-то сел, повторяя за юношей, но были и те, кто предпочли дожидаться стоя.