Уйти, чтобы остаться - Страница 37

А Весенин уже вышел из транса. Он стоял — высокий, прямой, строгий. В сером просторном костюме. Таком просторном, что казалось, в нем поместился бы не только Весенин, но и маленький полный Киреев.

Ипполит сунул заявление в карман и вышел не прощаясь.

А к вечеру выпал снег. Он зашпаклевал булыжники, ямы, сгладил тротуары с мостовыми, покрыл все рыхлым сахаристым накатом.

Штакетники вдоль витрин магазинов зарылись в снежные пеналы.

Ирине нравилось ладонью подгребать снег.

С одного конца в другой. Словно вытягиваешь из пенала длинный черный карандаш…

Вадим чуть поотстал. Если он вовсе уйдет, Ирина этого не заметит. Так ему показалось. Ирину слишком увлекала игра со снегом. От витрины к витрине… Вадим вначале думал обидеться, а потом забыл и просто шел, скрипя новыми ботинками.

Прошло около месяца, как Ипполит уволился из обсерватории. Где он теперь работал, никто не знал. Даже поговаривали, что он уехал в Ленинград, в Пулково. Страсти в отделе улеглись. Впрочем, Вадим теперь редко бывал в отделе. Как и Киреев. Все дни они проводили на заводах. Надо было разместить заказ на постройку основания антенны…

Неделю были в Москве, в различных министерствах. У Киреева там оказалось множество знакомых. Но ничего пока не получалось. Весь вопрос упирался в металл. Ни у кого не было сверхлимитного металла. Так по крайней мере говорили.

Вадим повсюду таскался за Киреевым с тремя толстыми папками. В папках сложены рабочие чертежи и технические условия. Вначале Вадима бесило унижение Киреева перед каждой министерской или заводской фигурой. Затем он смирился и молча брел из кабинета в кабинет.

В Москве он купил огромный портфель и сложил в него папки. Портфель был похож на киреевский, лишь поновей и углы пока сверкали свежим хромом. До этого у Вадима не было портфеля. Вначале портфель поразил его своим размером, а потом оказался даже маленьким… В Комитете по радиоастрономии они не появлялись, чтобы не смущать умы решением строить инструмент силами обсерватории. По плану Киреева, он доложит Комитету, когда будет закончен монтаж инструмента. Тогда можно будет у них выбить какие-нибудь деньги.

Наконец кто-то из бывших студентов Киреева, член коллегии министерства, сообщил, что Тамбовский завод согласен разместить у себя заказ на литье станины.

Срочно выехали в Тамбов. Да, там брались отлить заказ, но обрабатывать станины они не смогут, у них нет карусельных станков. И вообще они литейщики. Надо разыскать еще и обработчиков…

Два дня Киреев пролежал в тамбовском Доме колхозников. Болело сердце.

За это время Вадиму удалось разжалобить энергичного Семена Борисовича, заместителя директора завода. Семен Борисович не мог устоять перед интеллигентной внешностью Вадима и провернул заявку на Уральский металлообрабатывающий завод. По телефону. Там у него были друзья…

…Ирина слепила снежок и бросила в Вадима.

— Не отставай, деятель! — крикнула она. С тех пор как Вадим вернулся из Тамбова, она называла его «деятелем». Вначале это его раздражало, потом он привык.

В витрине кондитерского магазина стояла новогодняя елочка из крема. Малиновый дед-мороз смотрел на ослика.

Ирина вошла в магазин. Вадим остался на улице.

На середине площади светилась большая елка. Словно гигантская перевернутая люстра. Вокруг сидели притихшие дети, с уважением глядя на мохнатую роскошь.

Вадим пересек площадь и подсел на одну из скамеек. На другом конце скамейки сидел мальчик.

— Думаете, это цельная елка? Ерунда! Ее сколотили из двух, а может, из трех, — мальчик оказался скептиком по натуре.

— А почему же не видать гвоздей? — другой мальчишка, что сидел посредине скамейки, не хотел смиряться.

Скептик не ответил, стараясь пробиться взглядом сквозь мишуру к стволу дерева.

— А у меня был, к примеру, игрушечный турист. По фамилии Семенов, — сказал Вадим, привлекая внимание компании.

Скептик почувствовал — падают его акции.

— А у игрушек не бывает фамилии, — он спасал положение.

Компания задумалась.

— А почему куклу зовут Мариной? — вздохнула девочка.

— Это имя. Имя бывает, а фамилия — нет, — выкрутился скептик. Но это звучало неубедительно.

— Бывают и фамилии, — воспользовался паузой Вадим. — И елки бывают высокие. Я сам видел. Еще выше этой. Без всяких гвоздей. И эта без гвоздей.

Компания оживленно зашевелилась. Всем стало свободно, будто нашли то, что случайно и глупо обронили.

И Вадиму было хорошо. Словно он сидел не с краю скамейки, а в середине компании. И был самым младшим из них.

— Ну?! Посрамил дьявола? — Ирина держала коробку с тортом. Видно, она прослушала весь диспут. Ей хотелось сказать, что она зла на Вадима, что уже хотела уйти, не застав его у магазина, и в последнюю минуту решила заглянуть к елке.

Но Ирина промолчала.

Вадим поднялся, но, что-то сообразив, достал из кармана складной нож.

Через минуту шикарный торт был разрезан. Вдоль и поперек.

— Ну! С Новым годом, ребята!

Компания смущенно переглядывалась, мелкой волной возникал смешок. Создавалось нелепое положение. Но Вадима спас скептик. Он оказался не злым. К тому же скептик любил сладкое…

Вслед за ним к коробке потянулись руки и других. Торт разобрали.

— С Новым годом, — нестройно зашелестела компания и притихла, искоса бросая взгляды на Вадима.

— С Новым годом! — Вадим поцеловал Ирину в щеку. — Скажи что-нибудь.

— Я счастлива, что я с тобой…

Вадим посмотрел в ее черные блестящие глаза с пульсирующими елочками в середине зрачков. Он бережно пожал ее локоть.

Потом они вернулись в кондитерскую. Там стало больше народу. До Нового года оставалось три часа.

Кнопка со стуком выскочила из ячейки возле цифры «5». Лифт плавно причалил к площадке. Прямо перед металлической сеткой Вадим прочел фамилию. Так вот к кому они приглашены на Новый год?! Вадим посмотрел на Ирину. Та делала вид, что не понимает взгляда…

За дверью послышались шаги и голос: «Это наверняка Ирина», — дверь отворилась.

— Точно, Ирина и Вадим.

Устинович был в строгом черном костюме. Крупный красивый камень сиял в нейлоновом воротничке. Возможно, бриллиант. Глянцевый бантик стремительно раскинул узкие стрекозиные крылышки. Вадим рядом с Устиновичем выглядел денщиком, хотя и был одет в новый темно-синий костюм…

— Вот сегодня у вас вид посла на официальном приеме! — улыбнулась Ирина.

— И чувствую себя препаршиво, — пошутил Устинович, принимая шубу Ирины.

Она накинула на плечи темно-коричневый мохнатый платок.

— Ты когда-нибудь видела живого дипломата? — Вадим был смущен превращением Ирины. Платок делал ее непривычной и далекой.

— Дипломатов сколько угодно в обсерватории.

Посреди просторной комнаты стоял длинный стол. Вадиму он показался выше обычного. По резко белой скатерти расставлены вазочки с бутербродами.

Муравьиные скопища черной икры, простреленные ломтики сыра, слегка запотевшие кусочки колбасы в мелких веснушках — это называется сервелат, нет, сервелат в глубокой вазе, а это просто копченая московская; бледно-розовые пластинки кеты; желтоватая осетрина, яйца, начиненные чем-то красным…

Бутылки гордо наблюдали за порядком — неповоротливый портвейн, подтянутые коньяки, легкая водка, плоские ромовые и какие-то юркие, незнакомые, с иностранными названиями. И среди этой красоты, словно солдаты в увольнительной, без цели бродили пивные и прохладительные. И все это по периметру охраняли стройные бокалы в паре с маленькими смущенными рюмками…

Стульев не было. Вероятно, придется есть стоя, как сейчас принято. Такая штука называется «а-ля фуршет».

В комнате было человек десять. Многих Вадим видел впервые. Устинович представил Ирину и Вадима: