Уйти, чтобы остаться - Страница 22

Вадим гнал от себя весь этот разговор. Он ему мешал. Если все принять всерьез, то надо не молчать, надо с кем-то поделиться. Это значило пойти на неприятные осложнения. А Вадим еще надеется, что все обойдется. Надо выждать. Закончить тему Института баллистики, а потом понемногу продолжать работу по Венере… Тихонечко, без громких скандалов вокруг. Это тактика, политика, если угодно… И к черту Савицкого с его делами. Раз и навсегда! Хоть один раз надо поступить твердо, без колебаний…

Или — с Киреевым, а значит, иметь возможность довести как-то тему до конца, или… Второго «или» быть не должно! Все, что рассказал Савицкий, — это их личное дело. Еще не известно, что на месте Киреева предпринял бы сам Савицкий. И хватит об этом…

За дверью послышалось нарастающее жужжание. Через секунду на пороге появился Ипполит. Казалось, его приводит в движение комариный моторчик механической бритвы «Спутник».

— Между прочим, к телефону просят Родионова.

— Меня?!

— Кто мог подумать, что женским голосом вызывают не Горшенина? — тети Жениным тоном произнес Ипполит.

Вадим разыскивал под кроватью комнатные туфли. Один, как всегда, оказался под шкафом, другой — под столом. Удивительно, как они туда залетают…

— Неплохо бы и штаны надеть. Ты не на пляже, — Ипполит швырнул серые спортивные рейтузы. — Манера — валяться в постели все утро.

Вадим молчал. Чепуха какая-то. Ну, не звонила четыре дня, позвонила на пятый. Сколько раз он, Вадим, был возле телефона и даже не вспоминал о ее существовании. Она исчезла. К ней не тянуло. Единственное, что он помнил, — это «туриста Семенова», деловито шагающего среди ног покупателей… И вдруг это непонятное волнение.

Вадим взял рейтузы и, не торопясь, принялся продевать ноги. Затем так же медленно стал надевать рубашку, аккуратно застегивая каждую пуговицу.

— Сборы на собственные похороны, — произнес Ипполит, утюжа щеки. — Или ты догадываешься, кто звонит?.. Наверняка тетя Женя дала отбой.

— И очень хорошо, — Вадим вышел из комнаты.

Трубка терпеливо лежала на краю стола. Большая тусклая пиявка. Тетя Женя пила чай из фарфоровой кружки и рассматривала журнал «Советский экран». По обложке расползлась улыбка какой-то кинозвезды.

— Доброе утро. Меня, что ли? — небрежно произнес Вадим. Тетя Женя ничего не ответила.

— Слушаю вас.

— Привет. Ну и копуха ты…

— Ирина?!

— Ты удивлен? Разве Ипполит тебе не сказал, что я звоню?

— Я слушаю, Ира.

И тут Вадим почувствовал, как сильно он ждал другого звонка. Вдруг! Резко, как короткий удар…

Ирина просила проводить ее к Бродскому. Если Вадиму не трудно. Она плохо ориентируется в новостройках. Он что-то промямлил. Мол, он не знает, когда выберется. И пойдет ли вообще. Ирина принялась уговаривать. Неудобно. Эдька обидится. Ты ведь знаешь Эдьку… Вадим согласился. Торопливо и внезапно… Ирина сказала, что будет ждать в павильоне астрографа. Часов в семь. И положила трубку…

А Вадим продолжал стоять. Он согласился проводить Ирину — единственный способ поскорее освободить телефон. Теперь же он не решался набрать номер Вероники. Диск аппарата словно широкое лицо. А кружочки цифр разбегаются в светлые веснушки. Точно такие, как у Вероники.

— Телефон задерживаете. Комендант ругается, — произнесла тетя Женя. Она подогнула журнал, и протянутая через обложку киноулыбка превратилась в ехидную гримасу. Вадим положил трубку. Еще не хватало разговаривать с Вероникой при тете Жене.

— …Сколько можно полировать физиономию?! — Вадим сбросил комнатные туфли и повалился на кровать. — И почему не предупредил, что звонит Ирина?

— Сюрприз, — промычал Ипполит, натягивая кожу над верхней губой. — Слушай, Вадим. Я все собираюсь тебя спросить, — Ипполит выключил бритву. — В каком состоянии была земная атмосфера во время твоих основных наблюдений?

— Небольшие магнитные возмущения, — Вадим протянул руку и достал из кармана пиджака записную книжку. — А почему это тебя интересует?

— Я просматривал твои записки. Из любопытства. Ну, и возникли кое-какие вопросы… К Эдьке пойдем вместе?

— Нет? Я обещал Ирине. Ты не знаешь, есть кто-нибудь в отделе? Я там оставил часы.

Ипполит не ответил. Он уперся языком в щеку и погладил кожу. Пальцы нащупали колючие корешки, и бритва вновь застрекотала.

У последних щитов виднелись фигурки антенщиков. Они заканчивали перестановку инструмента. Яся Глушковский налаживал облучатель, или, как его называли, «бочку». Бочка располагалась в фокусе радиотелескопа на двух рельсах. Студенты, аспиранты, сотрудники отдела заняли своей аппаратурой каждое свободное местечко на бочке.

Яся ругался. Вадим даже отсюда слышал его голос: «Нельзя поставить ногу, чтобы не наступить на чей-нибудь блок. Безобразие…»

Усилитель, с которым работал Вадим, тоже притулился на бочке.

— Знаешь, я, пожалуй, возьму свой «самовар» в отдел, — небрежно произнес Вадим, поздоровавшись с Ясей. Но равнодушия не получилось. Голос Вадима сорвался, выдавая волнение. Еще бы! Самовар уносили в отдел по двум причинам — или что-то не ладилось, необходимо довести в лаборатории, или заканчивали тему и данная конструкция себя исчерпала.

У Вадима была третья причина — ему запретили наблюдать.

— Так я возьму свой усилитель в отдел, — повторил Вадим.

— Торопились-запылились, — ответил Яся. — После вчерашней беседы я сам снес его в отдел.

— После какой беседы?

— А ты не знаешь!?

— Я с утра уехал в Институт баллистики.

— Тогда спроси Киреева. Или Горшенина.

— Ипполита?

— А то…

Яся застыл в трудной позе, отвинчивая от козырька бочки какой-то болт. Вадим понял, что ничего больше не добьется. Яся занят. Это его вывело из себя.

— Лишнего слова из тебя не выдавишь. Я всегда был уверен, что ты туповат.

— Еще бы. Когда имеешь дело с таким руководителем темы, как ты! — прокричал в ответ Яся, не оборачиваясь. Яся знал себе цену.

Обмен любезностями состоялся. Вадим зашагал в сторону отдела.

Почему Ипполит ничего не сказал об этой… какой-то беседе. Наверняка ничего хорошего, иначе Яся не убрал бы с бочки усилитель Вадима. В спешном порядке…

Воскресный день приглушил обычный ритм. Никто не стоял с папиросой у лестницы, никто не читал стенгазету «Отраженная волна», никто не перетаскивал из комнаты в комнату аккумуляторы, никто не изображал на вестибюльной доске подозрительные интегралы…

Воскресенье. По коридору гуляли сквозняки. Дежурная проветривала помещение. На подоконнике стояла электроплитка с кастрюлей. А весь отдел казался расслабленным и уютным. На вешалке висели плащи антенщиков и засаленный халат Глушковского. Они закончат подготовку радиотелескопа к наблюдениям и уйдут домой.

Вадим по привычке взглянул на расписание наблюдений.

— И Петр Александрович пришел. Только вот, — произнесла дежурная.

Вадиму не хотелось видеть Киреева. О визите в Институт баллистики можно рассказать и в рабочее время, завтра, в понедельник. Или вообще не рассказывать. И не обязательно встречать Киреева. Жаль, что свою резиденцию Киреев перенес из главного здания в отдел. Сидел бы у себя в роскошном синем кабинете… Однако надо взять часы. Ради этого он пришел в отдел.

Вадим поднялся на второй этаж и вошел в лабораторию. Часы он оставил, у крана, когда мыл руки после возни с компрессорной установкой. Так и есть…

Он уже собирался выйти, как увидел в углу Киреева. Через экран осциллографа плыли замысловатые кривые. Петр Александрович просматривал узел в установке Савицкого. Было непонятно — заметил он Вадима или нет. Если не заметил, то услышал, так что выйти из лаборатории не совсем удобно. Надо хотя бы поздороваться. «Почему он копается в установке Савицкого?» — подумал Вадим и поздоровался.