Уголовного розыска воин - Страница 30

Между страницами журнала я нашел и два карандашных наброска женской фигуры. Судя по подписям, их выполнили два разных художника.

На первом листке художник вначале нарисовал очень мускулистую худощавую женщину с распущенными волосами. Видно, он строго соблюдал все экспертные измерения: там, где указывался примерный рост — 160—163 сантиметра, был обозначен и вес — 49—50 килограммов. Справа от основного рисунка женщина была изображена в профиль с собранными на затылке в пучок волосами. Чуть ниже разноцветными карандашами фигура была нарисована, как в анатомическом атласе, с рельефным выделением мышц. Причем особенно тщательно были прорисованы мышцы ног с сильными икрами и хорошо развитые мышцы брюшного пресса. В самом низу листа — женская фигурка перепрыгивала планку. Она же — в беге, с обручем в руках, с лентой...

На втором листке — женская фигурка в профиль и анфас. Оба художника все размеры, зафиксированные экспертом, взяли в одном масштабе, но на втором рисунке особенно четко оказались прорисованы ноги с сильными икрами, узкие плечи, непропорциональные ногам и бедрам. На рисунке, где фигура была изображена в профиль, четко просматривался крутой подъем ступни и тонкие щиколотки.

Я посмотрел на рисунок раз, другой... Мне все стало ясно. Для полной уверенности нужно было встретиться с судебно-медицинским экспертом. Пожилой солидный врач подтвердил мое предположение. Он сказал, что действительно ноги покойной были своеобразными. На ступнях, возле больших пальцев выступала углом косточка, которая обычно появляется у людей более солидного возраста при подагрической болезни или же при постоянных больших физических нагрузках. Кроме того, в тетради, где ведутся черновые записи при анатомировании, он отыскал заметки, опущенные при составлении протокола. Там говорилось, что концы пальцев ног у покойной имели характерные особенности: кожа на них была грубой, ороговевшей, какой бывает кожа на пятках у людей, которые много ходят без обуви.

Через несколько минут я уже был в прокуратуре и сообщил прокурору, что покойная была балериной и ее следует искать в артистическом кругу.

«У вас в городе есть балетная труппа?»

Оказалось, нет. Театр оперы и балета был только в столице республики. Мы тут же заказали разговор. К счастью, к телефону подошел сам балетмейстер. Прокурор говорил с ним долго и быстро записывал какие-то сведения. Закончив разговор, он закурил.

«Балетмейстер сказал, что в мае из кордебалета ушла танцовщица. Она в самом деле выше среднего роста, ей двадцать один год. Одинокая, блондинка, с длинными волосами. Артистка уехала к нам в город, обещала вернуться в октябре, к началу сезона. Но это еще не все. Оказывается, она собиралась руководить здесь балетным кружком в Доме культуры».

...Директор Дома культуры, полная пожилая женщина, оказалась на месте. На наш вопрос о балетном кружке она пожаловалась, что с балетом у нее ничего не выходит. Уволился руководитель, а нового никак не подберут. Обещал весной пригласить из столицы хоть на несколько месяцев знакомую балерину. Та хотела приехать, а потом отказалась. Видно, нашла более подходящее место, может быть, на гастроли отправилась. Бывший балетмейстер, объяснила женщина, бросил балет, так как долго болел, и устроился на хозяйственную работу.

Остальное все было просто. Уже к вечеру балетмейстер — старый холостяк — написал собственноручное признание. Он рассказал, что в эту девушку был влюблен. Уговорил ее приехать, встретил, привез к себе домой, предложил ей руку и сердце, но она ему отказала. И тогда в порыве гнева он ее убил. Нашли у него и нож для рубки кустов. Вот и эту карточку нашли. И чемодан с вещами девушки. Что касается лодки, то он действительно постоянно пользовался услугами прокатной станции и на всякий случай имел для бензина эти самые баки. В тот день, когда ему предстояло избавиться от страшного груза, он заранее вынес на берег канистры и спрятал в кустах, а затем пригнал лодку. У самого берега напоролся на камень и сломал мотор. Кстати, весел на лодке действительно не было. Он их второпях не взял. Все, кажется, стало на свои места. Но тут с прокатной станции явился работник уголовного розыска, проводивший там проверку, и доложил: «пират» рассказал ему о странном клиенте, который каждую неделю является на лодочную станцию с букетом роз и куда-то выезжает на лодке иногда на сутки, иногда на двое.

Люди приметили тот заливчик, и мы отправились туда. Заливчик напоминал прокурорскую «дачу» — такой же укромный. В нескольких шагах от берега там рос огромный дуб. Его нижние ветви были сплошь увешаны букетами роз. Часть их совершенно засохла, другие только привяли, а один букет, видно последний, еще сохранил свежие бутоны. В дубе оказалось дупло. В нем и нашли замурованную голову балерины. Вот, пожалуй, и все.

Два дня вместе с прокурором мы ловили рыбу на его «даче», а потом в доме отдыха я объявил о срочном вызове домой и улетел в Москву...

Генерал Кошелев руководил Московским уголовным розыском несколько лет. Потом его повысили, назначили первым заместителем начальника московской милиции. С этой должности он и ушел в отставку. Сейчас Алексей Алексеевич — заместитель председателя Совета ветеранов московской милиции. Продолжает участвовать в работе, учит молодежь, дает консультации. В общем, несмотря на возраст и болезни, он остается в строю.

Генерал-майор милиции в отставке Иван Иванович Попов говорил медленно.

— Что обо мне писать? Что я тебе расскажу особенного? Да, тридцать лет проработал в милиции, из них двадцать восемь в уголовном розыске. Но я ведь не один такой. В нашем Совете ветеранов почти каждый столько же отработал.

Я смотрел на генерала и никак не мог сообразить, сколько мы знаем друг друга. Выходило, что почти сорок лет. Оба начали работать с 1936 года в милиции Иркутска.

— Вас, комсомольцев, тогда несколько человек прислали, — припомнил генерал. — Все пацаны, а я в милицию попал уже взрослым человеком. Был учителем, заведовал жигаловской опорной школой в Иркутской области, был инструктором райисполкома. Собрался в Иркутск учиться, думал поступить в юридический институт. Приехал, а вместо учебы меня направили на работу в автомобильный отдел крайисполкома. Потом из него выделили госавтоинспекцию и передали в милицию. Поработал я в ГАИ, познакомился с милицейской службой, и потянуло меня в уголовный розыск. Как только освободилось место в группе у Михаила Николаевича Фомина, я перешел к нему. Осмотрелся, кругом народ солидный, «зубры».

— Иван Иванович, а ты не знаешь о судьбе начальника уголовного розыска, что нас с тобой принимал на работу?

— Михаил Миронович Чертов? Слышал я, что он воевал, а потом ушел на гражданскую работу. Хороший был человек, смелый. Ты помнишь на Кругобайкальской улице старый трехэтажный дом? Так вот, однажды в подвале этого дома обнаружили мы трех преступников. Они стали отстреливаться. Залегли мы во дворе по углам, а одного послали в управление. Минут тридцать шла перестрелка. Вдруг появился наш посыльный, а с ним Чертов и еще кто-то. Чертов велел не стрелять, и сам спокойно так, не торопясь, пошел к подвалу. В форме, с двумя ромбами в петлицах на гимнастерке. На ремне кобура с детскую ладошку, а в ней дамский пистолет «мухобойка», так он к нему и не прикоснулся. Спустился по ступенькам вниз, что-то сказал засевшим там, повернулся и ушел. Те выбросили оружие и сдались. Мы потом спрашивали их, почему они не стреляли и что он им такое сказал. Ответили, что не рискнули стрелять в человека, который шел поговорить. А сказал, что сопротивляться бесполезно. Да они и сами это поняли.

Серьезный был начальник, и подчиненные ему под стать. Совершенно удивлял меня своей неутомимостью, я бы сказал, добросовестностью Михаил Алексеевич Кихтенко. Уйдя из управления в три часа ночи, в шесть утра он появлялся на рынке, где спозаранку собирался народ, а разномастное жулье спешило сбыть свои ночные трофеи.