Уголовного розыска воин - Страница 16

— Глубоко зарыли-то? — настороженно и с чуть заметной тревогой в голосе спросил Еремин.

— Надо еще копать, — неуверенно ответил Сысоев.

Копали недолго, шла глина.

Сысоев обтер нож о голенище, устало сел на кучу выброшенной земли.

— Может, в другом месте? — зло спросил Еремин.

— Нет, здесь.

— Ну-ка, друзья, поищем хорошенько вокруг дерева, может, этот товарищ (он сделал ударение на этом слове) забыл, где закопал.

И пошли они рьяно тыкать землю вокруг дерева. Но тщетно.

А когда, уставшие, взмыленные и злые, прекратили это занятие, то окружили Сысоева.

— Где золото?! — с налитыми кровью глазами спросил Еремин.

А Сысоев, ошеломленный этой неудачей, сидел теперь безучастный ко всему окружающему.

— Неужели кто нашел? — повторял он.

Сознание он потерял от первого удара рукояткой ножа в затылок. А потом его жестоко били, излив на нем, казалось, всю злость за те неудачи, которые преследовали этих людей вот уже десяток лет. Потом, до ссадин набив себе кулаки, они разошлись кто куда.

Галя сидела у пенька и играла листиками, когда дяди начали копать яму. Она заигралась и не обращала уже на них внимания, но ее вдруг испугал голос этого бородатого злого дядьки, который увел ее из поселка. А когда били другого, она спряталась за старую валежину и в ужасе закрыла ладонями лицо: она никогда не видела, чтобы так били человека. А потом все стихло. Галя осторожно, боясь, что ее сейчас же кто-то схватит, выглянула из-за валежины. Недалеко от ямы лежал тот дяденька, что нес ее на руках, а других уже не было. Девочка подошла ближе, дяденька стонал, лицо в крови. Она принесла остатки остывшего чая, намочила кончик платка и вытерла ему лицо. Вскоре дяденька пошевелился, открыл глаза.

— Дяденька, а дяденька, пойдемте домой, — потянула она его за рукав.

Сысоев пристально и грустно посмотрел на девочку, глаза его вдруг остекленели от слез; он уткнулся девочке в юбчонку и горько зарыдал.

Через два дня они пришли в поселок. Других выловили поодиночке. А золото, что было спрятано когда-то Сысоевым, нашел пастух Филатов и сдал государству.

Вероятно, у Баженова не было предчувствия надвигавшихся на него трагических событий. Утро ничего не предвещало. Сколько раз приходилось ему идти почти на смерть...

День был обычный.

Необычным он стал потом, когда произошли события, о которых я вам расскажу.

С утра начальник Кишиневского городского отдела милиции подполковник Баженов провел короткое совещание, сделал записи в блокноте для предстоящего выступления в горкоме и начал готовиться к допросу. О том, кого Баженов собирался допрашивать, было известно, что он скупает золото, но неизвестно, где его хранит... Подполковник листал документы, справки, протоколы допросов, рассматривал фотографии...

Подполковник готовился к допросу, еще не ведая, что был уже связан с двумя неизвестными.

Газеты потом писали, что 29 сентября 1964 года самолет Ан-2, пилотируемый летчиками гражданской авиации Шевелевым и Байдецким, следовал по маршруту Кишинев — Измаил. В Чадыр-Лунге он сделал посадку и взял на борт двух новых пассажиров. Ими оказались опасные преступники Караджия и Гудумак. Когда самолет набирал высоту, они под угрозой оружия заставили лечь пассажиров и потребовали вести самолет в Турцию. Шевелев, сделав вид, что послушался, развернул машину в сторону Кишинева. Приближался город, и самолет стал снижаться. Тогда Караджия открыл. по летчикам стрельбу. Раненый Шевелев продолжал снижение. Гудумак ударил его ножом... Самолет, потеряв управление, упал на виноградник. Летчики были без сознания, а преступникам удалось выбраться из машины) и скрыться...

Вот она, цепочка, и замкнулась, связала бандитов и Баженова. И с этого момента уже не покидало его не раз испытанное, знакомое чувство ответственности за то, чтобы они предстали перед законом. Ясно было одно, что тем двоим терять теперь нечего...

Оперативная группа под руководством Баженова начала действовать. Операция была разработана с присущей Баженову методичностью, и уже на другой день в Бендерах был задержан Гудумак.

Еще сутки поисков. Баженов нетерпеливо смотрел в, эти часы на телефон. Это ведь искусство — уметь ждать, не спугнуть, и, как всяким искусством, им надо было владеть. Будем справедливы (да и не нужны Баженову придуманные достоинства) и скажем, что Андрею Михайловичу это умение давалось труднее всего. Уж очень горяч был этот человек.

И вот звонок. Начальник одного из кишиневских отделений милиции Григорий Иванович Фурманов докладывает: «Есть данные, где скрывается Караджия...»

Из рассказов очевидцев складывается короткая хроника последующих за звонком минут. Заместитель Баженова Николай Дмитриевич Ковытев был с ним с самого начала операции. Он рассказывает:

— Андрей взял пистолет, надел фуражку. Выбежав из кабинета, крикнул: «Все — в машину!» Сели в мотоцикл с коляской. Следом — машина с людьми. Ехали на красный свет... У Фурманова все уже было наготове. В коридоре отделения милиции Баженов повстречал старшину Спектора. Лев Иосифович Спектор, один из самых давних сотрудников кишиневской милиции, только что сдал дежурство, но, узнав о готовящейся операции, домой уйти не захотел. Баженов сказал ему:

— Иди отдыхай, старина.

Спектор ответил:

— Старина не подведет.

Баженов с Фурмановым и Ковытевым поехали к дому, где скрывался Караджия. И хоть нельзя было разобрать, что происходит там, за утренними окнами, все напряженно вглядывались в них.

— Надо брать живым, — сказал Баженов...

В эти последние перед завершением операции минуты он был почти спокоен. Только глаза светились ярче и движения стали четче, собраннее. Он уже, наверное, видел, как обезоруживает бандита... Сейчас наступит (в который уж раз!) момент схватки. И ожидание этих мгновений заставляет его сосредоточиться, собраться.

Вот этот план — коридор, кухня, комната. Столбик фамилий — кто за кем входит, кто какое окно охраняет, кто стоит у дверей. Все под номерами. Номеру первому надо было идти в квартиру. Номером первым Баженов вписал себя, вторым Ковытева, третьим Фурманова. Тут же дата — 2 октября 1964 года...

Я уже многое знал о Баженове и, казалось, чувствовал его и понимал. Не хватало последнего, завершающего штриха. Для меня вот таким штрихом, осветившим характер Баженова, объясняющим его поступки, стал сделанный его рукою чертеж и список фамилий. Потом в республиканском управлении милиции я видел альбом, посвященный борьбе с бандитизмом. Многие из схем операций сделаны рукой их участника и руководителя Баженова. И под номером первым всегда стоит одна и та же фамилия.

Баженов привык быть первым, брать на себя самое опасное и тяжелое. Но дело не только в привычке и долге. Он был уверен в себе и хотел и умел передать эту уверенность другим.

Но давайте вернемся к тому дому, где скрывался преступник. Вот окно, из которого отстреливался Караджия. Пробитая выстрелом дверь уже закрашена, но Ковытев колупнул ногтем:

— Вот тут, видите, Караджия садил...

В эту дверь вбежал в то утро Баженов, за ним Ковытев, потом Фурманов. И сразу женский крик:

— Жора, милиция, не стреляй!

Где-то внутри мелькнула фигура... Караджия. Черные волосы, бешеные глаза. Белые вспышки выстрелов.

Баженов отпрянул за стену, толкнул Ковытева, сказал ему:

— Давай назад...

Началась перестрелка. Караджия стрелял теперь из кухни. У самого лица Ковытева пуля пробила тонкую стенку. Баженов обернулся.

— Меня, наверное, ранило, Ковытев. Легкое ранение...

Караджия продолжал стрелять. Теперь уже из окна. Во дворе упал Спектор, и потекла по асфальту из-под его кителя алая струйка.

Потом глухой выстрел. Вбежали в комнату — Караджия, вытянув ноги, лежал на диване, мертво свисала рука, в руке пистолет...