Угол покоя - Страница 140

Должна быть какая‑то иная возможность, помимо смерти и пожизненного покаяния, сказала в моем сновидении Эллен Уорд, женщина, которую я ненавижу и которой боюсь. Наверняка она имела в виду некую встречу, некое пересечение линий; и какой‑то трусоватый геометр у меня в голове с надеждой говорит мне, что это угол, под которым две линии подпирают друг друга, что это отклонение от вертикали навстречу друг другу, которое создает ложный свод. В отсутствие замкового камня ложный свод – пожалуй, самое большее, чего ты можешь ожидать в этой жизни. Замковый камень обретают лишь самые удачливые.

Об этом стоит поразмыслить. Ибо, хотя Эллен Уорд сегодня тут не было, я уверен, что рано или поздно она появится – она или ее посланцы. Если же она не придет по своей инициативе или по настоянию Родмана, я в этот час слабины даже могу представить себе, что позову ее. Способен я на такое? Поступлю так?

Мудрый человек, как я бойко, ох как бойко сказанул недавно, размышляя о затруднениях Шелли, – тот, кто понимает, чтó ему следует принять. В этой не совсем безмолвной тьме, слушая, как замирает звук дизеля, надрывающего себе сердце на подъеме в гору, я лежу и думаю: достаточно ли во мне мужского, чтобы быть бóльшим мужчиной, чем мой дед?

Даже если бы Стегнер не уведомил читателей в начале романа, что он отчасти опирался на реальные факты, мало-мальски внимательному читателю это стало бы ясно из самого текста. Когда роман представляет собой чистый вымысел, он пишется иначе. Учитывая резонанс, который вызвала эта книга, я скажу несколько слов о том, из чего она возникла, какие были прототипы у ее героев и что последовало за ее выходом в свет.

В 1954 году к Стегнеру, преподававшему в Стэнфордском университете американскую литературу и писательское мастерство, обратился его аспирант. Он спросил, можно ли взять в качестве темы диссертации творчество Мэри Холлок-Фут (1847–1938), американской писательницы и книжного иллюстратора. До этого именно Стегнер обратил внимание на произведения Фут, о которой в середине XX века мало кто помнил. Он высоко оценил ее прозу, включил один из ее рассказов в антологию, а один из ее романов – в список обязательного чтения для своих учеников. Стегнер одобрил выбор темы, и аспирант получил от потомков Фут ее неопубликованные воспоминания, написанные на склоне лет, множество писем – в основном к ее подруге Хелене Де Кэй-Гилдер (1846–1916), художнице, жене поэта и журнального редактора Ричарда Уотсона Гилдера (1844–1909), – и другие материалы. Аспирант, однако, не справился с темой, и Стегнер, взяв на время уже в середине 1960‑х машинописные копии писем из университетской библиотеки, начал их читать. Постепенно зародилась идея романа, где Мэри, Хелена и Ричард стали прототипами, соответственно, Сюзан, Огасты и Томаса. Муж Мэри, горный инженер Артур Де Уинт Фут (1849–1933), стал прототипом Оливера.

Стегнер познакомился с Джанет Миколо – одной из трех внучек Мэри и Артура. Разрешение использовать письма и прочее как основу для романа было дано, однако то, что получилось у Стегнера в итоге, внучек не устроило. Стегнер крупными кусками цитирует (с небольшими изменениями) многие письма Мэри, порой приводит их целиком, цитирует ее воспоминания, вводит в роман многие детали, о которых Мэри упоминает. Это противоречит заверению, которое Стегнер дал Миколо вначале, – о том, что в романе не будет узнаваемых персонажей и прямых цитат из писем. Позднее, однако, он написал ей, что включает избранные места из писем и смешивает факты с вымыслом. Окончив роман, он предложил прислать ей рукопись, но Джанет отказалась, ответив, что она и ее сестры доверяют Стегнеру.

Дописывая роман, Стегнер знал, что воспоминания Мэри Фут параллельно готовятся к публикации под названием “Викторианская дама на Дальнем Западе”, но был связан обещанием, данным ее внучке, не раскрывать ее личность. Он понимал, что, сопоставив две книги, увидеть, что легло в основу той части романа, которая относится к XIX веку, и “вычислить” прототипы не составит труда. Он написал об этом Миколо, предлагая “расплести” нити факта и вымысла, из которых он, приложив большие усилия, постарался соткать нечто единое, и заменить все факты вымыслом. Та ответила, что не считает замены необходимыми.

Роман вышел. В нем, по договоренности, все имена были изменены, в предуведомлении вместо имени Джанет Миколо стоят инициалы. Сюжетная линия о романтической привязанности героини к молодому помощнику мужа – целиком и полностью вымысел Стегнера. Одну из дочерей Мэри Фут действительно звали Агнес, но она не утонула, как в романе, а умерла в восемнадцать лет от воспаления легких. Также вымышлена вся “современная” часть – историк-инвалид, восстанавливающий с помощью юной секретарши историю жизни своих бабушки и дедушки и усматривающий в ней сходство с историей своего собственного брака.

Чуть позже вышла “Викторианская дама на Дальнем Западе”, и стало понятно, чьи жизни послужили “сырым материалом” для романа Стегнера. Потомки Мэри и Артура были недовольны. Стегнера обвиняли в двух противоположных прегрешениях: во‑первых, в том, что он взял слишком многое из жизни Мэри Фут и из написанного ею, присвоил ее тексты; во‑вторых, в том, что он “оболгал” ее, изменив ее характер, неверно представив ее отношения с мужем, приписав ей любовное увлечение, которого не было, и сделав ее виновницей смерти дочери. Стегнер, со своей стороны, подчеркивал, что писал не биографию, а именно роман, выборочно используя документальные материалы и имея на то разрешение.

Голоса, критикующие Стегнера, и голоса в его защиту нет-нет да раздаются и по сей день. В чем‑то, возможно, он был не вполне прав или, по крайней мере, не вполне корректен по отношению к потомкам Мэри и Артура, хотя формально ничего не нарушил. Роман, так или иначе, жив и читается, несмотря на личные обиды. Для многих американцев это одна из любимых книг. И – что немаловажно – именно Стегнер извлек имена Мэри Холлок-Фут и Артура Де Уинт Фута, по сути, из забвения.

Леонид Мотылев