Угасающее солнце: Кутат - Страница 13
Готовясь к встрече с чужими, келы закрыли лица. Ньюн поправил мэз и занял место в черном ряду. Но кел'ант Эддан взял его за локоть и поставил впереди.
– Здесь, – сказал Эддан и ничего больше не добавил. В минуты опасности и ожидания Кел не должен задавать вопросов. Ньюн промолчал, но сердце его сжалось. Ведь он был новичок, несмотря на возраст, он не принадлежал к тем, кто может задавать вопросы и отвечать регулам, и все же он стоял между Эдданом и Пасевой – старейшими Келами.
Может, дело касается лично его?
Или его родственника?
И внезапно он понял, что на башне Сенов в эдуне уже приняли какое-то сообщение, что-то произошло, а он все пропустил, в одиночестве сидя на камне и тщетно ожидая прибытия Медая.
С кем-то из мри произошло нечто ужасное – визит регулов не случаен.
Вереница машин медленно приближалась. Уже слышен был шум моторов. Кроваво-красные лучи солнца пронзали воздух. В долине взметнулась вверх струя гейзера: Элу, один из наиболее опасных, поведение которого было невозможно предсказать. Фонтан взвился в небо на десять ростов мри и рассыпался на мелкие брызги. По фонтану можно было легко распознать гейзер. Ньюн знал, что если проснулся Элу, то скоро ударит и Учан. Вскоре машины можно было отчетливо рассмотреть.
Одна… две… три… четыре… пять… шесть.
Шесть машин. Никогда к эдуну не подъезжало больше двух машин за раз. Но Ньюн сдержал свои чувства. Возле него неподвижно, словно каменные изваяния, стояли келы. Ветер рвал их черные мантии. Правые руки кел'ейнов замерли у поясов, где в ножнах покоились ас'сеи. Пальцы всунуты за пояс. Это был призыв к бдительности, предупреждение для остальных келов. Регулы, как и большинство ци'мри, не знали, что это – предупреждение. Но это был и церемониальный жест, означающий, что мри не желают видеть чужаков.
Машины повернули в последний раз и в облаке пыли остановились у входа в эдун, перед строем келов. Двигатели умолкли, наступила тишина. Двери открылись и из машин появились десять молодых регулов – угрюмых, хмурых; на их лицах даже не было обычного надменного выражения. Один из них был Хада Сураг-ги, охранник из Нома: Ньюн узнал его по медалям и одежде – это был лучший способ узнавать регулов. Было похоже, что и Хада узнал Ньюна, но узнал именно по отсутствию наград, с горечью отметил про себя юноша. Но Хада ничем не показал, что знает Ньюна. Он прошел прямо к Эддану. Глаза Хады были широко раскрыты – ни следа презрения. Хада Сураг-ги вдохнул воздух и поклонился – по этикету регулов это означало, что он пришел с добрыми намерениями.
Теперь по обычаю мри должны были сделать ответный жест. Эддан остался неподвижен, и ни один мри не шелохнулся. Руки замерли у ножен с ас'сеями.
– Мы принесли печальные вести, – сказал Хада.
– Мы готовы выслушать ваши слова, – ответил Эддан.
– Наши старшие уже сообщили вам…
– Вы привезли Медая? – хрипло спросил Эддан.
Хада повернулся, пожалуй, слишком резко для регула. Он хлопнул в ладоши, что означало приказ его помощникам исполнять свои обязанности. Они зашаркали ногами ко второму автомобилю и, открыв багажник, достали оттуда носилки из белого пластика. Они аккуратно поставили носилки у ног Хада Сураг-ги перед Келами.
– Мы привезли останки Медая, – сказал Хада.
С первых слов Хады Ньюн уже все понял. Он не двинулся с места, даже не приподнял вуаль. Его неподвижность могла быть принята келами за самообладание. Но он просто остолбенел. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он слышал, что происходит вокруг него, чувствовал движение, но его не покидало чувство, будто он смотрит на все это со стороны, как будто Ньюн с'Интель покинул свое тело, и оно осталось здесь, как и тело Медая с'Интель, бесчувственное и ко всему безучастное.
– Значит, земляне уже здесь? – спросил Эддан, – ведь по обычаю келов, погибших на войне, отдавали холодному космосу или сжигали в пламени солнца – родины Народа. Никогда тела келов не привозились на планету с войны. Если бы они могли выбирать, то никогда бы не согласились на погребение в земле. И было очень страшно, что регулы, знающие обычаи мри, совершили такую оплошность, привезя сюда, в эдун, тело мертвого мри.
Молодые регулы всем своим видом показывали, что выполняют крайне неприятную для себя миссию.
Виновны, – с горечью подумал Ньюн, глядя на регулов. Он уже овладел собой, и глаза его пристально смотрели в глаза Хада Сураг-ги. Он очень хотел встретиться с ним взглядом. На мгновение это ему удалось, но Хада отвел взгляд.
Виновны и всячески стараются скрыть еще что-то, известное им. Ньюн дрожал от ярости. Дышать стало трудно. Келы не двигались. Они стояли абсолютно неподвижно. Они составляли единое целое с Эдданом, одного слова которого было достаточно, чтобы они сделали свое дело.
Хада Сураг-ги переступил на полусогнутых ногах и немного отодвинулся от трупа, лежащего между ними.
– Кел'ант Эддан, – сказал Хада. – Будь благоразумен. Этот кел'ен сам нанес себе рану и отказался от нашей медицинской помощи, хотя мы могли бы спасти его. Мы очень сожалеем об этом, но мы всегда старались чтить ваши обычаи. Сам бай Хулаг, которому верой и правдой служил этот кел'ен, скорбит вместе с вами. Бай Хулаг очень сожалеет, что его встреча с Народом омрачена таким грустным событием. Он посылает свои самые глубокие соболезнования по поводу этого происшествия и…
– Бай Хулаг – новый правитель этой зоны? А что с Солгах? Где Хольн?
– Их нет, – ответ был коротким и резким. – И бай желает заверить вас…
– Я полагаю, что Медай умер недавно, – сказал Эддан.
– Да, – сказал Хада, который никак не мог закончить приготовленную речь. Губы его шевелились, подыскивая слова.
– Самоубийство. – Эддан воспользовался вульгарным словом регулов, хотя регулы знали слово мри ик'аль, которое означало ритуальную смерть кел'ена.
– Мы протестуем… – не в силах отвести взгляд от кел'анта, молодой регул, казалось, потерял нить разговора, – нечто невероятное для ничего не забывающих регулов. – Мы решительно протестуем, кел'ант: смерть этого кел'ена никоим образом не зависит от перехода власти к баю Хулагу и свержению Хольнов. Кажется, у вас сложилось неправильное впечатление. Если вы предполагаете…
– Я ничего не говорил о моем впечатлении, – сказал Эддан. – Или ты считаешь, что для подобных предположений есть основания?
Регул, которого непрерывно обрывали нелогичными аргументами, сконфузился и постарался взять себя в руки. Он быстро заморгал глазами, что означало крайнюю степень замешательства.
– Кел'ант, будьте благоразумным. Мы утверждаем лишь, что Медай в приступе меланхолии сам заперся в своей каюте, отказываясь от всех наших попыток помочь ему. Это не имеет никакого отношения к назначению бая Хулага. Подобные допущения просто неразумны. Бай Хулаг нанял этого кел'ена, и этот кел'ен много раз помогал баю, чем и заслужил уважение бая. Здесь нет ничего враждебного вам. После того, как было объявлено о заключении мира, кел Медай просто не находил себе места…
– Ты из Нома, – прервал его Ньюн, не в силах больше терпеть. Хада Сураг-ги посмотрел на него. Черные глаза расширились и от изумления стали совсем светлыми. – Как ты можешь судить о состоянии рассудка кел'ена, который был на корабле очень далеко от тебя?
Он не имел права говорить здесь. Со стороны молодого кел'ена, да еще перед чужими – это недопустимое поведение. Но кел стоял твердо, и распахнутый рот Хада Сураг-ги стянулся в тонкую линию.
– Старший… – протестующе обратился он к Эддану.
– Может, посланник бая ответить на вопрос? – спросил Эддан. Это было прощение Ньюна, и эти слова вызвали в Ньюне теплую волну благодарности.
– Разумеется, – сказал Хада. – Я все это знаю, потому что получил информацию от самого бая. Мы и понятия не имели, что кел'ен решится на такое. Его действия ничем не были спровоцированы.
– И все же совершенно ясно, – сказал Эддан, – что у кела Медая имелись достаточно серьезные причины оставить службу, причем настолько серьезные, что он решил прибегнуть к ик'аль, чтобы избавиться от вас.