Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции - Страница 7

«Наверное, здесь и заночуем», – подумал мальчик и спрыгнул со спины Белого.

Он стоял на узкой береговой полоске. Смотреть на озеро было страшновато: лед потемнел, стал колючим и ноздреватым, с трещинами и промоинами. Но ему недолго осталось – тут и там откалывались от сплошного зимнего ледостава большие льдины, а у берегов между землей и водой тихо чмокала черная и на вид очень холодная вода. Попасть на льдину можно было только по воздуху.

После теплого весеннего дня было особенно неприятно оказаться в жутковатом царстве зимы.

На другой стороне озера открывалась широкая светлая равнина. Там наверняка теплее, но гуси выбрали сосновые посадки. А сосны никак не хотели расставаться с зимой. Снег почти везде сошел, но под деревьями еще лежат неопрятные сугробы, а язычки вытекающей талой воды покрылись хрусткой ледяной коркой.

Ему стало не по себе. Куда он попал? В вечную зиму? Даже закричать захотелось от страха.

К тому же за весь день у него во рту не было ни крошки. А откуда здесь возьмется еда? В марте ничего съедобного нет ни на земле, ни на деревьях. Вообще нигде.

Где взять еду? Кто постелет ему постель, кто уложит спать, кто согреет у огня, если он замерзнет? Кто защитит от диких зверей?

Солнце село. Ледяной мрак накрыл землю, и тысячью змей поползли страхи, а лес наполнили леденящие душу шорохи и вздохи.

Веселье, охватившее его в воздухе, как ветром сдуло. Он понуро посмотрел на товарищей по путешествию – других у него не было.

И заметил, что Белому приходится еще хуже, чем ему. Гусь лежал неподвижно, вытянув шею. У него даже не хватило сил сложить крылья – они бессильно распластались по земле. Из клюва сочилась пена. Можно было подумать, он умирает. Глаза закрыты, дыхание еле слышно.

– Белый, милый! – У мальчика навернулись слезы. – Попробуй хотя бы воды попить. До озера два шага.

Но гусь не шевелился.

Нильс Хольгерссон, вообще говоря, довольно скверно относился к домашним животным, издевался над ними и дразнил. Белого гуся тоже, но теперь он был его единственной надеждой и поддержкой. Даже думать не хочется, что будет, если он его потеряет.

Он начал подталкивать и подтаскивать Белого к воде. Гусак был большой и тяжелый, так что работа, можно сказать, непосильная. Вряд ли бы он справился, если бы мокрую траву не затянуло скользким ледком, и в конце концов мальчик доволок гуся до озера.

Белый соскользнул в озеро головой вперед и несколько мгновений лежал, не шевелясь. Но потом поднял клюв, кое-как сложил крылья, помотал головой, стряхнул попавшую в глаза воду, чихнул и гордо поплыл в заросли тростника и камыша.

Дикие гуси полезли в воду сразу. Они даже не оглянулись на своего неожиданного спутника и тем более на гусиного наездника. Плескались, чистили перья, пощипывали перепревшие за зиму водоросли и бобовник.

Белый внезапно опустил голову в воду и сразу поднял: в клюве у него трепыхался маленький окунь. Он подплыл к берегу и положил мальчику в ноги:

– Спасибо, что помог до воды добраться.

Первый раз за весь день мальчик услышал доброе слово. Он так обрадовался, что хотел обнять гуся за шею, но не решился. И подарку тоже обрадовался, хотя сначала немного испугался – разве можно есть сырую рыбу? Но он был так голоден, что решил попробовать.

Пощупал, на месте ли ножик – он всегда носил его с собой в специальном чехольчике на брючном поясе. Нож был на месте, но и он тоже уменьшился и стал не больше спички.

Все же ему удалось почистить и выпотрошить окунька. Через несколько минут от рыбки остались одни косточки.

Съел – и ужаснулся. Люди не едят сырую рыбу. Значит, он уже не человек – гном. Гном, он и есть гном.

Мальчик даже не обратил внимания: пока он ел, Белый молча стоял рядом. Когда последняя косточка была обсосана, гусь тихо сказал:

– Ты наверняка заметил, что эти задаваки презирают домашнюю птицу.

– Заметил.

– Теперь для меня вопрос чести долететь с ними до Лапландии и доказать, что и домашние гуси не такие уж недотепы.

– До Лапла-андии?..

Он не поверил своим ушам. Хотел возразить, но не посмел.

– Но, боюсь, одному мне не справиться. И я хотел тебя спросить… ты не смог бы полететь со мной?

Мальчик, разумеется, ни о чем другом и думать не хотел, как поскорее вернуться домой. Вопрос его так ошарашил, что он не сразу нашелся что ответить.

– Я-то думал, ты меня считаешь врагом, – пролепетал он наконец.

Но Белый, похоже, уже забыл, что они враги. У гусей короткая память, они не помнят обиды. Белый помнил главное: этот гномик спас ему жизнь.

– Я бы хотел вернуться к маме с папой, – немного осмелел мальчуган.

– А я тебя отвезу к ним. Ближе к осени. Не бойся, не брошу. Доставлю прямо на порог.

А может, не так уж и глупо – не показываться родителям в таком виде… И мальчик хотел было согласиться, как услышал за спиной нестройный шум. Дикие гуси вышли из воды и дружно отряхивались. Привели себя в порядок, выстроились в шеренгу и направились к Белому. Само собой, во главе колонны шла предводительница.

Белому стало не по себе. Он ожидал, что дикие гуси – такие же гуси, как он сам. Что-то вроде близких родственников. В полете он не успел их разглядеть, не до того было. А теперь оказалось, что они совсем другие. Намного меньше, чем он. Недоростки. И ни одного белого! Все серые, с коричневатым отливом. А глаза… Белый даже немного испугался. Глаза светились желтым зловещим огнем, словно где-то там в голове у них полыхал костер. И как они ходят! Белого всегда учили: ходить надо степенно, неторопливо, враскачку и с достоинством. А эти почти бегали. Но больше всего Белого поразили лапы: большие, бугристые, в шрамах и трещинах. Много повидавшие лапы. Им не приходится выбирать, куда ступить. Никто не посыпает им дорожки гравием.

В общем и целом, гуси выглядели довольно аккуратно, но лапы их выдавали. Видно было, диким гусям недешево дается свобода.

Они подошли так быстро, что Белый едва успел шепнуть:

– Отвечай быстро и прямо, только не говори, кто ты такой!

Дикие гуси окружили их и начали кивать, немного оттопыривая крылья. Белый проделал то же самое. Он даже отвесил несколько поклонов и после того, как они закончили. Таков был ритуал приветствия и у домашних гусей, и нарушать его не полагалось: новенький кланяется дольше.

– Хорошо, – сказала предводительница. – Теперь мы хотим услышать, кто вы такие.

– Что обо мне говорить! – Белый слегка наклонил голову. – Вылупился прошлой весной, а осенью меня продали Хольгеру Нильссону в Западный Вемменхёг. Там я и живу.

– Негусто, – сказала Акка с Кебнекайсе. – И как это ты набрался храбрости лететь с нами, с дикими и вольными гусями?

– А вот так и набрался! – Белого, судя по всему, обидела насмешка в ее тоне. – Хочу показать, что мы, домашние, тоже кое на что способны.

– Так покажи!

– Что – покажи?

– Покажи, на что вы способны! Мы уже видели, какой из тебя летун. Но может быть, ты посильнее в других видах спорта? В плавании, к примеру?

– Нет, тут мне нечем похвалиться. – Белый понял, что предводительница решила отправить его домой, и уже не старался произвести на нее впечатление. – Запруду переплывал, да. Но не больше. Не больше. – Подумал и честно добавил: – И запруда маленькая.

– Тогда ты, должно быть, чемпион по бегу?

– Вообще не бегаю. Даже не видел, чтобы домашние гуси бегали. Куда нам бегать?

«Он делает все, чтобы его прогнали», – подумал мальчик.

Белый тоже был уверен, что на этом его путешествие закончилось. И очень удивился, когда предводительница сказала:

– Ты честно и мужественно ответил на мои вопросы. А честный и мужественный гусь может стать хорошим и полезным членом стаи, даже если он не особенно ловок поначалу. Ты можешь остаться с нами еще пару дней. Посмотрим, как дело обернется. Что скажешь?

Белый буквально расцвел:

– Скажу, что очень рад твоему решению.

– А это кто такой? – Предводительница чуть не клюнула мальчика. – Я таких еще не видела.