Удар током (СИ) - Страница 48

Из Петрушевского словно выпустили воздух, он сжался и опустил голову. В голове метались мысли: сам дурак, не сдержался и получил оборот. Зато начальник раскрыл свои пугающие резоны, но сдаваться рано. Надо сыграть страх и покорность. А что если решить всё махом, оглушить этого божка, вырваться из лаборатории и рвануть на телевидение, собрать журналистов? Чушь, я слишком слаб против этого хищника. И тут словно вновь ударило током и вспыхнуло простое и страшное решение. Как он раньше не додумался?

- Ладно, ладно, Виктор Сергеевич! Я всё понял, прости мой дурацкий характер: ляпну невпопад, затем жалею. Давай договоримся: я ничего не говорил, ты ничего не слышал. Мир?

Он протянул руку теперь уже ненавистному ему человеку, но в глазах читалась преданность и покорность. Это совсем не просто мерить на себя личину артиста и играть на грани срыва. Но теперь у Петрушевского был план, словно сверхмощное оружие и защита от стресса. Соболев если и разглядел двурушничество, то не подал вида и словно нехотя протянул руку. У него тоже был свой умысел: главное сейчас решить свою задачу чужими руками, а потом отправить Петрушевского в путешествие из которого не возвращаются.

- Ладно, строптивый ты мой, уточним детали. Вопросы есть?

- Конечно, ты не сказал в кокой отрезок времени это нужно сделать? Я имею ввиду год и месяц.

- Лето семьдесят второго, а тебе-то не всё равно?

- Так я в это время ещё служу в армии.

- Ну и что? У тебя каждый выходной увольнительная, забыл?

- И то верно, можно и в самоволку, если необходимо.

- Дима, это детали, которые сам решишь, сделай всё не позже конца июля. Или опять будешь фордыбачить? Давай повторим сценарий и на стенд, выполнишь задание и свободен до завтра. Расспрашивать один чёрт бесполезно…

… Петрушевский нашёл Балабана по адресу в Парголово. Хорошее место, тихое. Маленький деревенский домишко, в зелени разросшихся деревьев и не подумаешь, что в нескольких километрах огромный город. Дима невольно сравнил с будущей дачей в Ландышевке. Мужик ковырялся в огороде, на вид лет пятьдесят, весёлое и открытое лицо. Отложил лопату:

- Тебе чего, пацан?

- Дело до Балабана. Если ты, отзовись.

- Ошибся, молодой, нет тут таких.

- Козырной просил передать привет и оказать помощь. Ещё он рассказывал о вашем рывке перед войной. Я с “пятёрки”, что в Рубцовске, откинулся недавно. Козырной зону держал, я главшпаном за ним. Ещё добавил, что помнит добро и не сомневается в помощи. А ещё вспоминал твои выкрутасы на пересылке в Крестах и байки, что травил о мусорах.

- Ладно, Козырного помню, зайди.

Балабан пропустил визитёра вперёд, оглянулся и пригласил в дом.

- Присаживайся. Как зовут тебя?

- Кличут Ранний.

- Ладно, излагай.

- Надо два куска “хозяйственного мыла”. Причиндалы и ходики. Один комплект тебе нужно занести в квартиру и заныкать на антресолях или в подходящем месте, вот адрес хаты, где оставишь сюрприз. Хозяин днями на работе, жена по утрам отводит детей в школу, серьгу (замок) пальцем можно открыть. Плачу штуку, что скажешь?

- Лаве засвети.

Петрушевский вытащил пачку, которую заимствовал из собственной заначки и передал исполнителю. Сорок четвертных купюр перетянутых резинкой, сразу привлекли внимание Балабана. Взвесил пачку на ладони, закурил и после паузы согласился. Дмитрий был убедителен, сказалась тюремная закваска из будущего.

- Козырному верю как себе, а значит твои слова приму. Напомни, где ты чалился?

- Где чалися там уже нет. Ты проверки брось, Балабан. Я чужому штукарь предлагать не стану. Козырной тянет мазу за меня, этого мало? Готов помочь, поддержи, а порожняк не к чему.

- Лучше малява от старого кореша, но подчерка его не знаю. Ладно, жди, - коротко бросил хозяин и ушёл в сад.

Вернулся через десять минут, положил на стол перепачканный в земле цинк из под патронов. Взял со стола нож и умело вскрыл крышку, вместо патронов в железном ящике лежали, переложенные сальной бумагой, динамитные шашки. Тут же капсюли, бикфордоф шнур, несколько будильников переделанных под таймеры и всякий технический хлам - полевой комплект террориста. Извлёк пару шашек, ловко прикрутил к каждой какие-то приспособления, по будильнику, приторочил провода и завернул каждый в газету. Один свёрток уложил в коробку из под обуви перетянул крест накрест бечёвкой и подвинул Петрушевскому.

- Пользоваться умеешь? Объяснить что к чему?

- Мне без надобности. Свой “подарок” ни в коем случае не активируй, - Петрушевский споткнулся, - в смысле не включай и сотри пальцы. Благодарствую и прощай, братишка. Мир тесен, авось пересечёмся.

После визита к Балабану, Дмитрий выполнил вторую часть плана Соболева: доставил коробку в камеру хранения N13 на Финляндском вокзале. Вспомнил, как на замечание, что камера может быть занята, Соболев усмехнулся:

- Эта занята не будет, наберёшь код А400, откроешь бокс, положишь посылку и захлопнешь. Дальше не твоя забота…

15. Исповедь

За проходной Петрушевского ждал взволнованный Чистяков.

- Дима, Соболев всё знает! У тебя-то как? В время запуска я взглянуть в твою сторону боялся.

- Поговорили по душам. Меня он открытым текстом прищучил за ложь о тебе. Куда пойдём?

Поехали в центр на метро. С пересадкой вышли на у Гостиного Двора и уверенно двинули в ресторан “Метрополь”. Тут Петрушевский чувствовал себя как рыба в воде. В ресторане был перерыв на перекрытие, но Дмитрий Сергеевич договорился с официантом и тот провёл их в малый банкетный зал на втором этаже. После нескольких рюмок под знаменитые киевские котлеты товарищи расслабились и стали изливать душу. Разговор являлся как бы продолжением дискуссии, начатой ещё на даче, а объектом всё тот же Соболев.

- Я сегодня отказался выполнять его установки, но этот гад прижал меня компроматом из прошлого. Я кое-как выкрутился и обещал всё сделать. И сделал, будь он неладен. Сказать по правде я его начинаю бояться. Диктаторские замашки меня сильно достали, но теперь есть основания бояться за свою жизнь, я для него, после сегодняшнего скандала, отработанный материал. Ты знаешь, что от меня требовалось? Найти одного уголовника забрать у него взрывчатку и отнести в камеру хранения. Мало того, заплатить этому типу, чтобы тот подбросил динамит в квартиру. В жизни бы не признался, но держать в себе не могу. Такими темпами скоро заставит устранять своих недругов. Не сомневаюсь, у бывшего офицера КГБ врагов немало. Жаловаться некуда, в журналистов и телевидение, не верю. Этот узнает от своих покровителей раньше, чем дело получит огласку и просто избавится от меня. Федя ты чего?

Перепуганный Чистяков слушал с расширенными от ужаса глазами и силился что-то спросить. Видно так был потрясен рассказом Петрушевского.

- Дима, а номер ячейки не тринадцать?

- Ну да, именно она, код А400.

Чистяков всхлипнул и махом выпил рюмку, налил ещё и снова осушил. Балагура и добродушного помощника Соболева было не узнать. Страдание на лице было искренним, человек был настолько подавлен, что взял себя в руки и заговорил лишь после третьей подряд рюмки. Морщась, выдавливал слова покаяния. Они жгли Чистякова, но он выплёскивал их на изумлённого Петрушевского, словно прихожанин на исповеди избавляется от страшного земного греха.

- Помнишь я рассказывал про начальника нашей лаборатории, его звали Доос Генрих Иванович. Он умер во внутренней тюрьме КГБ от разрыва сердца. Его обвинили в подрыве лаборатории, потому, что нашли в его квартире самодельную бомбу, которую тебе передал тот уголовник. Но будь Генрих Иванович террористом, никогда бы не стал держать в квартире такой компромат. А, я дурак, привёз коробку в ОЛИБ, по просьбе Соболева. Я плохо помню, кажется он говорил о командировочном из какого-то НИИ, согласившегося доставить очень дефицитные детали для нашей установки. Курьер опаздывал на другой поезд, поскольку проезжал транзитом, буквально на бегу сунул коробку в камеру хранения, якобы успел отзвониться нашему Соболеву и назвать код ячейки. После твоего рассказа теперь знаю, какой груз привёз в ОЛИБ. Дима, а ведь не Доос взорвал лабораторию! Это гад Соболев сделал! Убирал талантливого учёного, чтобы присвоить себе его разработки и выбить деньги на новую лабораторию, где он был бы полновластным хозяином. Просчитался наш хитрожопый мастер тайных операций: лабораторию закрыли, а гэбэшник продолжал трудится в своих органах. Но уже не как учёный, а простым оперативником. Сам мне рассказывал, когда восстанавливал в девяностых центр по изучению проблем времени.