Удар катаны (СИ) - Страница 42

за вредность надо молоко бесплатно давать!

Кинофильм «Иван Васильевич меняет профессию»

— Майкл, объясни, я никак не пойму, — императрица говорила по-английски. Она конечно изучила и продолжала учить русский, но сложные разговоры пока предпочитала вести на родном языке.

— Что тебе непонятно, Сима? — ответил ей Михаил II.

— Я не пойму, что хотят от тебя твои дядюшки? У вас… у нас же самодерджавие. Или нет? — Беатриса Леопольдина Виктория, а с православном крещении — Виктория Александровна, произнесла слово «самодержавие» практически чисто и с гордо улыбкой посмотрела на мужа. Царь ответно улыбнулся, потом нахмурился, очевидно, вспомнив саму суть заданного супругой вопроса.

— Понимаешь, Сима, — смутился он. — Они хотят устроить все наилучшим образом и взять на себя часть моих обременительных обязанностей.

Беатриса смотрела на оправдывающегося мужа и думала, что рассказывавший ей о Майкле дядя был во многом прав. Он действительно слишком доверчив и, даже, кажется, наивен, для такого поста. А жизнь при викторианском и саксен-кобургском дворах от такой наивности отучает быстро. Привыкаешь видеть за маской, надетой на человека, его истинные желания. Странно, что Михаил такого навыка не получил. Или его специально держали вдали от дворцовых интриг.

«А его дяди… НикНик[1] возомнил себя великим полководцем и хочет командовать армиями. Дядя Влад жаждет вернуться на должность командующего гвардией и самого влиятельного, на этом основании, человека при дворе. Дядя Серж опять хочет получить в свое полное распоряжение Москву. Чтобы владеть ею, как нормандские герцоги своим доменом в средневековой Франции. А дядя Ник — Эгалите вообще желает чего-то непонятного, то ли конституции, то ли французской республики вместо России. Но чтобы при этом он остался на посту его отца — владетеля Кавказа и почетного председателя Государственного Совета, — сформулировав свои впечатления о «кавказском» дяде Михаила столь неожиданно и неоднозначно, Виктория сама очень удивилась. Но потом подумала, что точнее определения просто не придумаешь, так как этот дядя действительно хочет чего-то странного. — Любитель бабочек и социалистов, чтоб его… А его младший брат Сандро хочет стать генерал-адмиралом вместо Майкла. И получить в руки флот, а мне почему-то кажется, что флотский бюджет…»

— О чем задумалась, Сима, — уловив состояние жены, спросил Михаил по-русски.

— О твои слова, милий, — тоже по-русски ответила Беатрис

— О твоих словах, — поправил ее Михаил. Не удержавшись, притянул к себе и поцеловал.

Несколько минут они наслаждались поцелуем. Потом императрица медленно и аккуратно отстранилась… и сразу же бросилась к зеркалу, поправлять одежду и прическу.

— Ох, Майкл, ты и хитрый, — вернувшись к столу, лукаво улыбнулась Виктория. — Не хочешь разговаривать об этом?

— Просто не удержался, Сима. Ты такая…, — Михаил сделал вид, что не может подобрать подходящего для описания его восхищения слова.

— Я знаю, что я хорошая, — не удержалась от шутки Беатриса. — А ты притворяться не умеешь, мой милый.

My darling[2] только развел руками. После чего решительным жестом отодвинул все лежащие перед ним бумаги в сторону и предложил:

— Пойдем, погуляем.

В Собственном Cаду Дворцового парка царила тишина, изредка прерываемая шелестом шевелящихся на ветру веток. Охраны, которая, без всякого сомнения, присутствовала при высочайшей прогулке, видно не было. После недавнего разговора Михаила с полковником Ширинкиным об организации охраны, в котором император однозначно высказался, что он не желает охранников ни видеть, ни слышать, по всей территории парка были устроены секретные укрытия. В которых и прятались от глаз монарха, а заодно от возможного наблюдения посторонних лиц, чины дворцовой полиции.

Император с женой неторопливо прошлись от дворца к Карпину пруду, о чем-то разговаривая. Разговор, как отметили все охранники, временами переходил в ожесточенный спор. Однако, постояв на берегу пруда, супруги, похоже, о чем-то договорились. Назад они возвращались спокойные и даже веселые.

Наутро его императорское высочество Николай Николаевич получил с дворцовым фельдкурьером приглашение на высочайшую аудиенцию. Причем на следующий день после вручения послания, что было совершенно беспрецедентно. Великий князь был яркой и неординарной личностью, ног при это страдал также и раздвоением этой самой личности. Он не был политиком, поэтому, как и все военные, привыкшие иметь дело со строго определенными заданиями, терялся в сложных политических коллизиях. А потому часто попадал впросак. Естественно, Николай Николаевич посоветовался о том, что может его ждать и как ему вести себя в разговоре с племянником. Понятно также, что в качестве конфидента он избрал свою любимую женщину, бывшую черногорскую принцессу, Анастасию — Стану, одну из двух дочерей черногорского князя, живших в России. Которой, Николай Николаевич, в знак любви, изрядно потратившись, совсем недавно купил участок земли в Крыму. На котором построил беломраморную виллу в греческом стиле, которую назвал «Чаир». Вокруг виллы разбили великолепный парк, главной достопримечательностью которого стала уникальная коллекция роз[3].

Анастасию и Милицу в высшем свете Петербурга не любили, да в семействе Романов считали, что ничего доброго от них ждать не приходится. И поэтому их называли то «галками», то «черногорскими пауками», то «темными княгинями». Но напористости этих особ хватило чтобы выйти замуж за царских родственников. Милица — за великого князя Петра Николаевича, а Стана — за двоюродного брата Александра III, герцога Георгия Максимилиановича Лейхтенбергского, князя Романовского. Но потом она нашла себе более интересную цель в жизни, чем нелюбимый и не любящий ее потрепанный ловелас. И теперь практически в открытую сожительствовала с великим князем. Заодно помогая ему «решать его проблемы» и ненавязчиво подсовывая нужные ей решения.

Так что на аудиенцию Николай Николаевич прибыл изрядно накаченный и подготовленный. Еще бы, ведь обдумав ситуацию, они со Станой решили, что император очередной раз откажется дать князю столь желанный им пост командующего войсками Петербургского военного округа и гвардии. А значит, на племянника надо надавить и заставить подписать указ о назначении любыми методами, вплоть до угрозы уйти с должности инспектора кавалерии и покинуть страну. С таким настроением великий князь и вошел в рабочий кабинет императора.

Михаил встретил дядю стоя и даже сделал два шага ему навстречу. Улыбаясь, царь поздоровался с дядей и тут же предложил присесть. После чем сам занял место за столом и, не давая раскрыть рот мрачно рассматривающему лежащие на столе бумаги великому князю, заявил:

— Слава богу, дядя, что вы так быстро откликнулись на мое приглашение. Сейчас сложилось очень сложное положение, разрешить которое можете только вы с вашим умом и вашими способностями, — откровенная лесть царя заставила Николая насторожиться.

— Я, как ты знаешь, дядя, постоянно получаю отчеты агентов нашего военного, военно-морского министерств и дипломатов о ситуации на Дальнем Востоке. И они не радуют. На нас оказывают давление, требуя вывести войска из Манджурии и некоторые державы и правящая в Китае императрица Цы Си. Которая, как тебе известно, сама является представителем манджурской династии, — НикНик утвердительно кивал, делая вид, что все, рассказанное племянником, хорошо знает. — Кроме того, есть сведения, что побитые раннее нами японцы хотят взять реванш. Они сумели получить большие кредиты от англичан и американцев и за счет этих кредитов усиливают армию и флот. Вчера было заседание Госсовета и на нем приняли решение создать на Дальнем Востоке наместничество по образцу Кавказского. Мною это решение утверждено, а в качестве наместника я вижу тебя, дядя. Подумай…