Удар катаны (СИ) - Страница 35

Кроме того, решено было разработать короткую облегченную пушку калибра 3 дюйма для кавалерии и крепостей, и горную трехдюймовую пушку-гаубицу. Разработка этих орудий затянулась до 1909 года.

Если ты не интересуешься политикой,

это не значит,

что политика не интересуется тобой.

Поговорка

Михаил аккуратно промокнул написанное и удовлетворенно кивнул головой. Хорошо получилось, чисто и каллиграфически безукоризненно, как он хотел. Все-таки не простое письмо, пусть и любимой девушке, а самое важное в жизни. Перечитал последние строки:

«Родная моя, дорогая Сима. В твоих письмах столько любви, что иногда мне даже страшно подумать, что ты можешь быть так привязана ко мне. Без сомнения, я так же сильно люблю тебя, поэтому мы так хорошо и понимаем друг друга… Дорогая, любимая Сима, я целую тебя много раз в губы. И с нетерпением жду ответа. Твой покорный слуга Майкл»[1]

Он мечтательно вздохнул и, сложив бумагу втрое, вложил ее в заранее подписанный конверт. После чего заклеил конверт и запечатал личной печатью. После чего встал, прошелся по кабинету, о чем-то размышляя. Еще раз взял в руки конверт, несколько минут задумчиво держал его в руках, разглядывая. Взял с письменного стола второй конверт, запечатанный и подписанный ранее. После чего нажал кнопку новомодного электрического звонка. Появившемуся дежурному офицеру Михаил отдал оба конверта, приказав срочно отправить их с фельдкурьером в Кобург.

Отправив офицера, он постоял, с тоской рассматривая заваленный бумагами стол. И думал о том, как же подвели его старшие братья. Один погиб в далекой варварской стране от рук азиата. Второй заболел неизлечимой болезнью и умер в самый неподходящий момент. Ну что, думал Михаил, стоило Джорджи поберечься и поменьше ездить в места с неподходящим климатом. Сидел бы у себя в Георгиевском дворце в Ялте и правил, как умеет. Михаил же продолжал бы оставаться наследником и служить в гвардейской конно-артиллерийской бригаде. Он с тоской вспомнил офицеров своей, номер пятой, батареи и легкомысленные развлечения гвардейской молодежи. Даже участие в похоронах королевы Виктории, несмотря на необходимость долго стоять на холодном ветру, было куда интереснее этой возни с бумагами. Тем более что там, в Лондоне, он познакомился с Симой…

Михаил присел и взял со стола первый документ. Но вместо того, чтобы прочесть его, просто держал в руках, остановив взгляд на фотографии на столе. С которой на него внимательно и лукаво смотрела прекраснейшая принцесса на свете — Беатриса[2]. Михаил обратил на нее внимание еще во время траурной церемонии. А познакомиться им удалось на следующий день, во время одного из приемов в Виндзорском замке. Это была самая настоящая любовь с первого взгляда. Когда они познакомились поближе, Михаил узнал, что она младшая дочерь второго сына королевы Виктории Альфреда, герцога Эдинбургского и племянница британского короля Эдуарда VII. Но кроме того — внучкой императора Александра II, так как матерью ее была его единственная дочь Мария Александровна. Из-за этого у матери и возникли было сомнения в возможности брака, который запрещала русская православная церковь для столь близких родственников. Сколько пришлось Михаилу ее уговаривать, он даже не хотел и вспоминать. И, чтобы отвлечься, приступил к разборке бумаг.

Дел, как всегда оказалось не просто много, а чрезвычайно много. Михаил вспомнил папА и Георгия, сидящих порой за бумагами до двух часов ночи, и печально вздохнул.

«При Джорджи, как видно, все сановники и чиновники вообще сняли с себя самую малейшую ответственность. Если так будет продолжаться, скоро любой градоначальник будет просить его высочайшего соизволения разжечь уличные фонари вечером или почистить улицы от снега зимой. Решительно, необходима реформа управления. Почему Эдуард может себе позволить не думать о таких мелочах? — Михаил даже отложил в сторону папку с донесением о пушках, которые планируют принять на вооружение англичане и с докладом об испытаниях нового образца полевого скорострельного орудия. Пусть ему, как артиллеристу очень хочется это прочесть, но записать пришедшие в голову мысли Михаилу показалось важнее. Чем он и занимался следующие четверть часа. Закончив, он еще раз пересмотрел все написанное и плебейским жестом разлохматил прическу. — Задумка неплоха, но как на сии нововведения посмотрят члены Госсовета, дядя Серж и мамА? Особенно дядя Серж. После того, как он вернулся из Германии, дядюшка склонен видеть в любой реформе крушение устоев и революцию… Трудно будет его переупрямить. А мамА его слушает…»

Отложив в сторону написанное, Михаил несколько мгновений подумал… и взял вместо интересных ему документов по артиллерии бумаги от министра иностранных дел и министра финансов. Граф Ламсдорф и Витте прислали папки, которые теперь необходимо было внимательно прочесть. А потом еще и внимательно обдумать. Владимир Николаевич записан на аудиенцию на завтра и поэтому сегодня надо обязательно ознакомиться с содержимым обеих папок.

Ситуация на Дальнем Востоке после подавления восстания боксеров[3] в Китае, складывалась тревожная. Ввод русских войск в Маньчжурию для защиты строительства проходящей по Северной Маньчжурии железнодорожной дороги первоначально встретили одобрительно все державы и даже само китайское правительство. Но как только бунт китайцев подавили, у остальных участников Альянса семи держав, в первую очередь у англичан, появились претензии к тому, что Россия фактически оккупировала Маньчжурию. А в правительстве появились две партии.

Одна, во главе с военным министром Сахаровым, предлагала оставить войска и аннексировать со временем Северную Маньчжурию. Раз уж императрица маньчжурской династии Цыси столь любезно предоставила предлог и возможности для этого, от испуга перед боксерами объявив войну всем иностранным державам. Конечно, она потом, после побед войск Альянса, изменила свое мнение, но война-то была объявлена официально. Поэтому следует включить в мирный договор пункт о признании Северной Маньчжурии российской. На опасения же иных держав о признании тем самым маньчжурской династии вассалами Империи Российской, заявляли «военные», следует отвечать, что у династии остаются их родовые земли в Южной Маньчжурии.

«Мирная партия», состояла из двух фракций. Первая, во главе с министром иностранных дел, предлагала вообще не трогать Маньчжурию, чтобы сохранить хорошие отношения с Британией и Китаем. Взамен предлагалось усилить проникновение в Корею, в которой усилия прорусского правительства нейтрализовались экономическим проникновением японцев. Причем последние действовали как экономические агенты британцев, что в перспективе вело к обострению отношений России именно с Британией.

Вторая фракция, во главе с министром финансов Витте, предлагала усилить мирное проникновение в Маньчжурию по договоренности с китайским правительством. При этом в качестве репрессалий за объявление войны предполагалось получение железнодорожной и промышленной монополии для русского капитала во всей Маньчжурии и в Монголии и контроля над всеми таможенными доходами и соляным доходом в Маньчжурии. Что в общем-то мало отличалось от предложений «военной партии», приводя точно к такой же конфронтации с Англией и САСШ. Поскольку фактически означало закрытие рынков этой территории для всех стран, кроме России. Но азто позволяло впоследствии продвигать российское влияние южнее, как в южные районы Маньчжурии, так и непосредственно в Китай. Но кроме всего прочего, для этого требовался контроль над ввозом и вывозом из Маньчжурии. Поэтому предлагалось арендовать у Китая либо порт в районе рыбацкого поселка Циннива[4], либо вообще весь Ляодунский полуостров с Порт-Артуром-Люйшунем. Против чего дружно выступали моряки и армейцы. Указывая на то, что китайцы не захотят расставаться с последней оборудованной базой Северного флота, и что оборона столь отдаленной от основной российской территории области будет сложнее, чем даже оборона острова Гуам.