Удар иглы - Страница 68
– Пошли, поглядим на этого «вольного стрелка».
Он забился в угол спецназовского «пазика» – татуированный, с литыми мышцами бык. Разорванная рубаха открывала мощную волосатую грудь. Руки в наручниках были заведены за спину. Я подсел к нему.
– Ты чего так разгулялся?
– С-суки, жалко из вас никого не замочил, – зашипел он и поднял на меня абсолютно пустые глаза со зрачками, превратившимися в черные точки. И вдруг в его глазах промелькнула какая-то алая искра. – У, гад!… Ты-то мне и нужен был. Тебе моя пуля предназначалась. Опоздал ты, лягавый. На свое счастье опоздал.
Что-то безумное было в нем. У меня возникло ощущение, что передо мной не человек, а кукла. Зомби, ведомый черной волей. Вопрос только чьей.
– Ну ничего, падла, все равно тебе каюк!
– Сволочь, – Семеныч поочередно врезал правой и левой ладонями негодяю по ушам, и тот полетел на пол автобуса. – На, тебе, поганец! – Затем командир спецназа звезданул бандита по ребрам тяжелым башмаком.
– Оставь его, – сказал я.
– Надо было этого подонка грохнуть на месте, – сквозь зубы процедил Семеныч.
Мне стало худо. А ведь правда – не загляни я в медицинский центр, наверняка успел бы к основной части программы, и, вполне возможно, его пуля нашла бы меня.
Я отдал соответствующие распоряжения и отправился домой дочитывать рукопись Курнакова…
"Янычар было четверо. Представляю, что они почувствовали, когда увидели распростертый на земле труп одного из охранников. Второй лежал внизу, рядом со мной. Размахивая руками, янычары сбивчиво и торопливо загалдели, перемежая ругательства с взываниями к Аллаху. Наконец сообразив, что охранников убил все-таки не я, они несколько успокоились.
Высокий начальник обшарил карманы убитого, но ничего в них не нашел. Он нагнулся над ямой и приказал:
– Вылезай, собака!
– Я не могу сам выбраться. А собака – это ты! – с вызовом воскликнул я и, видя, как высокий хватается за оружие, усмехнулся. – Ну давай, давай, убей меня, облезлый шакал. Убей того, кто спас жизнь сераскиру, и ты почувствуешь, как пахнет твое мясо, поджаренное палачом.
Янычар зло сплюнул, потом крикнул:
– Ты ошибаешься, пес! Не мне сегодня гореть… Они вытащили меня из ямы и поволокли к дворцу. Рослый янычар собирался наградить меня пинком, потом остановился, предложив:
– А может, зарубим его? Скажем, что пытался бежать и на наших глазах убил тех двоих…
– Проницательный паша не поверит этим сказкам. Русский прав – сераскир за него спустит с нас шкуру.
Вскоре я очутился в подвале с низким потолком. Там жарко горел огонь в открытом очаге, повсюду висели какие-то странные крючья, устрашающего вида. Я поглядел на троих полуголых турок мощного телосложения с лоснящимися от пота тупыми физиономиями и подумал, что угодил к древнегреческому богу Гефесту, в его собственную кузню. Но это было что-то совсем другое. Меня цепями приковали в самом дальнем углу. Только после этого янычары ушли, а трое «кузнецов» принялись раздувать и без того жаркий огонь и калить на нем здоровенные щипцы, звездчатые молоточки и какие-то тонкие прутья.
Не прошло и пяти минут, как янычары вернулись, притащив чуть ли не волоком двух русских пленников в оборванном обмундировании. Их повесили у самого огня и… Только тут до меня дошло, что я нахожусь в пыточной камере и что эти двое несчастных сейчас будут замучены до смерти прямо у меня на глазах. О себе думать в тот момент я даже не посмел…
Раздался страшный утробный крик боли, и запахло горелым мясом. Я крепче зажмурил глаза, но уши заткнуть не мог…
– Молчи, браток! Откуси язык, но молчи! Пусть эти ироды не услышат от нас ни слова! – сквозь стон кричал один солдат другому.
Сколько продолжалась пытка, не могу сказать, ибо на какое-то время мое сознание угасло и я очнулся только тогда, когда стало очень тихо. Открыв глаза, я покосился на то место, где только что корчились тела пленных. Но там уже никого не было. Только лужицы дымящейся крови говорили о совершенном здесь изуверстве.
Палачи отдыхали, наслаждаясь холодным щербетом и попыхивая сладковатым дымком из одного на всех кальяна. Наконец, пожилой палач что-то тихо сказал самому молодому из своих подручных и указал на меня корявым пальцем. Молодой быстро вскочил на ноги и направился в мою сторону, прихватив по дороге раскаленный докрасна металлический прут. Мне показалось, что шел он ко мне очень неторопливо, какой-то скользящей походкой. Время замедлилось, сжалось до мельчайшей пылинки. Я почувствовал, как путешествует по телу мое собственное сердце, опустившись сначала в пятки, а потом, поднявшись до самого горла, где оно и застряло так, что я не мог даже продохнуть.
Подручный палача бесстрастно поднял руку с прутом и нацелился бесчувственными рыбьими глазами на мою грудь. Я ощутил обжигающее дыхание огня, раскаленный металл был уже в вершке от моей трепещущей плоти, как вдруг подручный палача издал удивленный вскрик-всхлип, выронил прут и повернулся ко мне спиной. И тут я увидел нечто, заставившее мои глаза округлиться от удивления. Из спины подручного торчала рукоятка метательного ножа, украшенная перламутром,
– Я же приказал не применять к нему пыток! – прогремел голос трехбунчужного паши. – Этот человек спас мне жизнь и потому умрет легкой смертью, но не сейчас…
Телохранители паши подхватили меня под руки, сорвали цепи и потащили куда-то вверх по лестнице. Они оставили меня в каком-то странном узком помещении. Сверху обрушились потоки воды. Вскоре она затопила пол под ногами, затем стала доходить мне до пояса, плеч, шеи… Я уже распрощался с жизнью, как вдруг вода схлынула в какое-то отверстие, открывшееся внизу. В комнату втиснулся один из здоровяков-телохранителей и бросил мне большое махровое полотенце и чистый персидский халат.
– Вытрись и оденься, – сказал турок и отошел в сторону, встав там со скрещенными на груди руками. Я исполнил то, что от меня требовали.
– Тебя приглашает сам превосходительный…
Не прошло и минуты, как я уже восседал на ковре тонкой ручной работы, а возле меня стояли блюда с различными кушаньями. Напротив на мягких подушках сидел сам трехбунчужный. Он приглашающим жестом обвел рукой импровизированный стол и произнес:
– Все для тебя, мой спаситель. Дважды приглашать ему не пришлось, аппетит у меня после всего пережитого проснулся просто зверский.
– Хорошо быть молодым и полным жизни! – покачал головой паша, наблюдая за мной.
Когда я заморил червячка, паша хлопнул в ладоши, и в комнату впорхнули полуобнаженные красотки.
– Танцуйте перед моим гостем! – приказал он.
Я сразу же приметил ту девушку, которая чуть было не распознала во мне чужака. К тому же я видел красавицу еще раньше, в банях, хорошо запомнив ее гибкий стан. А как она танцевала! Я не мог отвести от нее восхищенных глаз. Увидеть такое хотя бы раз – и умереть, о большем я и не мечтал. Однако с небес на землю меня вернул голос паши.
– Зачем ты спас меня? – спросил он.
– Хотел предотвратить бесчестное убийство. Его собирались совершить слуги врага рода человеческого. И я нашел в себе силы встать на их пути, поднявшись над мелочными чувствами, которые заставляют моих соплеменников и твоих воинов уничтожать друг друга, – ответил я, с трудом отводя взгляд от красотки. – Нам надо объединиться для совместной борьбы с нашим общим врагом…
– И кто же он?
– Не знаю, как называете его вы, мусульмане. Мы же, православные, называем его сатаной.
– По нашим понятиям, это шайтан… Пожалуй, я смогу сохранить тебе жизнь, неверный, если ты примешь мусульманство и станешь честно служить мне.
– Я уже служу верой и правдой своему Отечеству, – ответил я. – И потом, я слишком увлечен философией…
– Философы – мудрецы, – перебил меня трехбунчужный. – Я их уважаю. Еще Ибн-Сина в начале нашего тысячелетия считал, что высшая цель человеческого бытия заключается в познании «деятельного разума», который порождает также и бессмертные человеческие души. Достойная цель жизни!