Удар гильотины - Страница 13

– Спать мы легли в половине первого, – сказал Макс.

– Вообще-то, – добавила Хельга, – мы ложимся раньше, но в тот вечер еще посмотрели телевизор.

– Да, – кивнул Макс. – Так что если вас интересует итервал времени от одиннадцати до половины первого…

– Вы что-нибудь слышали в этот интервал времени? – Манн невольно перешел на стиль Веенгартенов. – Я имею в виду: кто-нибудь поднимался или спускался по лестнице или в лифте, кто-то ходил наверху, в квартире Койпера, какие-то другие звуки…

– Вот именно – другие звуки, – подхватил Макс. – Никто не поднимался и не спускался, но в тот вечер мы не прислушивались, да и телевизор играл довольно громко.

– И тем не менее, – сказал Манн, – какие-то звуки сверху вы слышали?

– Да, – Макс переглянулся с Хельгой и добавил: – Будто кто-то перетаскивал шкаф.

– Шкаф, – повторила Хельга и добавила: – Или что-то тяжелое и совсем не мягкое.

– Не мягкое? – уточнил Манн.

– Это не могло быть телом человека, например, – объяснил Макс. – Когда тащат тело, звук глухой, а это был такой… я бы сказал, деревянный, со стуком.

– Что-нибудь еще? – спросил Манн.

– Что-нибудь еще, – задумчиво повторила Хельга и добавила: – Да. В том смысле, что никто из квартиры Альберта не выходил. Я имею в виду всю ночь, а не только период времени с одиннадцати до половины первого.

– Как вы можете быть в этом уверены? – удивился Манн. – Вы сами говорите, что спали.

– Хельга спит очень чутко, – вместо жены объяснил Макс. – Просыпается от любого шума. Я-то сплю без задних ног, а чаще и без передних, если вы понимаете, хе-хе, что я имею в виду. У Альберта очень гулкая дверь. Она не скрипит, но захлопывается с таким шумом… Не пушечный выстрел, конечно…

– Но я всегда просыпаюсь, когда от соседа уходят гости, – вмешалась Хельга. – А это бывает довольно часто…

– Бывало, – поправил Манн.

– Что? Да, вы правы. Никак не привыкну, что о бедном Альберте нужно говорить в прошедшем времени. Позавчера дверь ни разу не открывали – до утра, пока не пришла уборщица.

– Разве нельзя открыть и закрыть дверь так осторожно, что…

– Невозможно! Даже если придерживаешь рукой – я не пробовала, но Альберт мне говорил, когда я ему жаловалась на стук, – все равно в последний момент…

– Понятно, – пробормотал Манн. – Никто к господину Койперу не приходил и никто не уходил, начиная с одиннадцати.

– Точно, – в унисон сказали Хельга и Макс.

– И господин Койпер, будучи в одиночестве, зачем-то передвигал по квартире тяжелый шкаф.

– Именно, – сказал Макс. – Странно, верно?

– Это было…

– Минут двадцать первого. Это точно, потому что вскоре мы выключили телевизор…

– Скажите, а это мог быть не шкаф, а, скажем, тяжелый мольберт? Ведь господин Койпер был художником, мастерская его находится в квартире…

– Мольберт? – Макс надолго задумался, будто сравнивая возникавшие в памяти звуки. – Пожалуй. Но не обычный мольберт, а большой, есть у Альберта такой, но зачем его двигать ночью? То есть, я хочу сказать, что по ночам Альберт никогда не работал. Он говорил мне, что после шести вечера не способен держать кисть. Просто все из рук валится. По утрам – другое дело. Рука, как говорится, тверда…

– К господину Койперу часто приходили гости?

– Каждый вечер, – сказала Хельга. – Он любит… любил поболтать за бокалом вина, но не позже десяти часов. Он жаворонок, ложится… ложился рано.

– Но иногда, – напомнил Манн, – вы все-таки просыпались по ночам от того, что наверху хлопала дверь?

– Очень редко. Поэтому я и не настаивала на том, чтобы Альберт что-то со своей дверью сделал, чтобы…

– Редко, но все-таки… Это были припозднившиеся гости, или господин Койпер выходил подышать свежим воздухом?

– Ни то, ни другое, – уверенно заявила Хельга. – Я бы услышала шаги на лестнице или лифт. Поздняя ночь, каждый звук… Нет, просто хлопала дверь – и все.

– Вам не казалось это странным?

– Нет… Я не задумывалась, честно говоря. Просыпалась от стука, несколько минут лежала, прислушиваясь, а потом опять засыпала.

– Наверно, – предположил Манн, – господин Койпер зачем-то выглядывал на лестничную площадку? Убедиться, что за дверью никого нет?

– Ну… – Хельга пожала плечами. – Это уже предположение, верно? А вы хотите, чтобы мы излагали факты? Предположения – ваша работа.

– Спасибо, – сказал Манн, вставая.

– Да пожалуйста, – улыбнулась Хельга, а Макс добавил:

– Будете уходить, господин сыщик, погасите, пожалуйста, свет в прихожей. Включается он автоматически, а выключаться почему-то не желает.

– Да, конечно. Всего вам хорошего, – Манн повернулся к хозяевам спиной, и в это время где-то наверху совершенно отчетливо что-то стукнуло.

– Дверь! – одновременно воскликнули Хельга и Макс.

Манн в несколько прыжков поднялся на три лестничных пролета, отделявших третий этаж от второго. Кто-то, возможно, вошел в квартиру Койпера, но выйти из нее не успел – Манн выбежал на лестничную площадку секунды через три после того, как стукнула дверь: никто не мог прошмыгнуть мимо него, а лифт стоял внизу.

Кто-то вошел в квартиру Койпера и сейчас находился там. Как некто вошел в дом? Кроме адвоката или его дочери, впустить посетителя было некому, и Манн оказался перед дилеммой: спуститься вниз и задать вопрос господину Швейцеру или стоять здесь, ожидая, что вошедший, в конце концов, выйдет и окажется перед необходимостью ответить на вопросы детектива?

А если, пока Манн будет бегать вниз и обратно, некто скроется так же таинственно, как появился?

– Интересно, – сказал Макс Веенгартен, – кто бы это мог быть?

Он выкатился на своей коляске к порогу квартиры и выглядывал из-за полуоткрытой двери. Места рядом для Хельги не осталось, но ей было любопытно, и ее недовольный голос Манн слышал из глубины прихожей.

– Меня это тоже интересует, – сказал детектив, перегнувшись через перила, чтобы видеть Веенгартена. – Вы не могли бы проследить, пока я спущусь вниз и спрошу господина адвоката, не впустил ли он кого-нибудь в дом?

– Конечно, – сказал Макс. – Боюсь только, что если нужно будет задержать…

– Надеюсь, до этого не дойдет, – бодро сказал Манн, спустившись с третьего этажа и помогая Максу выкатить коляску на лестничную площадку. – Все равно ему не миновать парадной двери, верно? Или в доме есть другой выход?

– Есть, конечно, – сказал Макс. – Но он заперт и очень редко открывается, разве что когда нужно внести или вынести крупногабаритный предмет. И еще есть выход на чердак, вы не обратили внимание: люк в потолке открыт или заперт?

– Заперт, – вспомнил Манн. Он уже обратил внимание на этот люк – закрытый и с большим висячим замком. Добраться до него можно было, только встав на стремянку. Нет, этот путь исключается.

Оставив Макса и Хельгу (она выехала к мужу) сторожить неизвестно кого, Манн сбежал по лестнице и позвонил адвокату, ожидая еще раз увидеть его дочь. Дверь, однако, открыл сам господин Швейцер – он уже переоделся на ночь, на нем была серая, в мелкую клеточку, пижама и тапочки на босу ногу.

– Вы еще здесь? – хмуро сказал Швейцер.

– Вы кого-нибудь впускали в дом три-четыре минуты назад? – спросил Манн.

– Нет, – буркнул адвокат. – Вы были последним, кто вошел. Все?

Манн не успел ответить – дверь перед его носом захлопнулась.

Парадная дверь была закрыта, Манн подергал ее для верности, войти можно было, либо зная код, либо имея ключ, либо позвонив по интеркому кому-нибудь из жильцов.

Он взбежал на второй этаж, где Макс с Хильдой загородили своими колясками проход, поднялся на третий и остановился в недоумении перед закрытой дверью квартиры Койпера. Что можно было предпринять в сложившихся обстоятельствах? Ломать замок? Если в квартире никого не окажется, Мейден снимет с Манна семь шкур и добьется, чтобы детектива лишили лицензии. А если там кто-то есть, ломать замок бессмысленно – когда-нибудь неизвестному придется выйти, и взять его можно здесь, на лестнице. Сколько, однако, времени придется провести перед запертой дверью?