Удача (СИ) - Страница 4

Где-то…

— Что у нас с выпуском на этот год?

Мягкий, притушенный тяжёлыми шторами свет робко пытался разглядеть огромный чёрный кристалл в обруче короны короля Болдвира IV. Его Королевское Величество держал перед собой, на вытянутых руках, свиток, и болезненно морщился, пытаясь разглядеть размытые дальнозоркостью буквы. Наконец, осознав, что линии так и останутся невнятными, сколько не щурь глаза, он раздраженно кинул бумагу на стол и вперил тяжелый водянистый взгляд в собеседника.

— Семьдесят, Ваше Величество. Из трёх сотен поступивших. — докладывающий запрошенную информацию человек был одет странно. Серый цвет камзола намекал на потуги стать незаметным, но материал одеяния, имперский шёлк, все усилия перечеркивал. Единственное непримечательное пятно в облике человека — лицо, и то было известно каждому в королевстве. Глава Тайной Канцелярии Его Величества Болдвира IV, герцог Лейский. Серый Герцог.

— Замену нашли? — король откинулся в кресле, прикрыв уставшие глаза.

— Нет, Ваше Величество. — глава шпионов зеркально повторил движение короля. — Ни тебе, ни мне. Нет среди них Болдвира Пятого и будущего герцога Лейского.

— Хорошо, время у нас ещё есть. — набрякшие веки вновь обнажили лезвие взгляда короля. — Ищи, слышишь.

— Не зыркай. — лезвие герцога не уступало в остроте. — Ищу. Кстати, можешь пометить себе там. Он рассыпался.

— Рассыпался? Сам? Без внешнего воздействия? Его трогал кто-то?

— Сам, но его трогали. — серый человек вновь прикрыл глаза. — Камней недостаточно оказалось, хотели взять его. Вроде как не успели.

— Но черных в выпуске не было? — король, видимо, пытался полностью выяснить беспокоящий его вопрос.

— Нет. Точно нет.

Болдвир Четвертый вытащил из ящика стола бутылку покрытую пылью и пару стаканов. Всмотрелся в этикетку, отодвинул бутылку дальше, еще дальше. Совсем не по монаршьи потер бумажную нашлепку рукавом, снова всмотрелся в написанное.

— Тьфу ты, старею я Дэк, годы идут, а наследника всё нет. — единовластный правитель окрестностей подцепил пробку залитую сургучём. — Рассыпался, значит. Туда ему и дорога. Получается — почти четыреста лет?

— Триста семьдесят шесть, твоё величество. — герцог принял наполненный стакан. — Зря ты не решился узнать, в чем секрет. Всего четыре осталось. Если он рассыпался, у нас в запасе столько же. Я думаю — не стоит первую партию больше использовать.

Монарх кивнул.

— Сегодня же разобью, не волнуйся. — он поднял стакан, салютуя собеседнику. — За Валлея, пусть примет его древнюю душу Светлый.

Алатана Бэар

Через десять лет обучения в Академии, я, отлично сдавшая экзамены по грамоте, всеобщей истории, счислению, танцам, этикету, географии, астрономии, теории управления хозяйством, теории дара, химии, травоведению, правоведению, награжденная грамотами за соревнования в стрельбе из лука и вольтижировке, стояла, спрятав руки под фартук и склонив голову, перед баронской четой. Дэя Линт и дэй Гролл просматривали сопроводительные документы. И, если барон одобрительно хмыкал, откладывая в сторону очередной свиток с оценками, то баронесса все больше и больше поджимала губы. Насколько я помнила, дэя Линт Академию закончить не смогла. Не мне судить, говорят на отделении, где учились дэи, требования намного выше.

— Выйди, Алатана, — кивнул барон, поглядывая на жену. — тебя позовут, будь в саду.

— Ну что, Сирту в помощь? Стареет уже управляющий. — услышала я последнее, закрывая дверь в кабинет.

Я мерно шагала по садовой дорожке, стараясь не обращать внимания на доносившиеся из открытого окна крики разгорающегося скандала. Будущее, хм. Лучшее будущее, что я видела, состояло из накопления суммы выкупа из крепости. Быть полностью зависимой от воли барона меня не радовало. Меня могли выдать замуж, наказать розгами, а то и кнутом. Отказать в пище, заставить выполнять любую работу. Все что угодно, лишь бы не на смерть. Насильственная смерть закрепленного виллана расследовалась и наказывались даже аристократы. Простолюдины несли всю тяжесть наказания в зеркальном отражении. Убил — умри, украл — верни, плюс штраф в казну в сумме адекватного убытка. Сумму убытка оценивали приставы с даром правды. Семья вилланов на десяток серебрушек могла прожить год. Недэям из городских для комфортного жилья требовалось до ста серебряных монет на тот же срок. Украл недэй у виллана серебряную монету, верни виллану серебряную монету, и в казну десять штрафа. И порой коровенка из захудалых обходилась вору в пять золотых. Нет денег — отработка на обустройстве дорог, на строительстве, в каменоломнях. Сто раз подумаешь перед кражей. Аристократам же просто штраф за убийство виллана, крупный. Для виллана. А красть, я вас умоляю. Зачем? И так все имущество крестьянина вместе с ним принадлежит аристократу. Крестьян могли продать, обменять. С оговорками конечно, но кто там за права неправедно проданного виллана бороться будет. Ну и, слава Светлому, традиции не позволяли аристократам проходить по своим владениям моровым поветрием, карая и наказывая всех подряд. Так и гнев короля вызвать можно, надеже и опоре людей простых, слуг верных. Правда, король последний раз гневался лет так сто пятьдесят назад. Но прецедент был. Про него помнят, на него уповают. Смешно. И вот оно умное слово — парадокс. Как можно накопить денег на выкуп, когда тебе не платят. Вам же не придет в голову платить своему комоду за то, что он ваше платье хранит. Есть лазейки, оказать услугу стороннему аристократу, и он кинет кошель в благодарность. Или со страшной силой и неимоверным напором понравиться, стороннему опять же, аристократу, это для девушек. Или, что реже, аристократке — это уже для парней. Там такая любовь просыпается, он или она выкупает тебя у хозяина, дает вольную, идет против воли родни, женится, роман на пятьсот страниц короче. Но в такие страсти я абсолютно не верила. Или тебя замуж берет свободный. Недэй может попросить разрешения жениться на вилланке, вот только оно ему надо? Приданого не будет. Никакого. Откуда у комода приданое. Свободному проще купить вилланку у хозяина. Пользуй без убийства. Дети же будут свободными только если они рождены в браке. Военная служба — но здесь опять же на тебя должен упасть жребий при наборе войска, потом умудриться не погибнуть в течении десяти лет, и вот ты абсолютно свободный ветеран, с небольшими подъемными по уходу в отставку. Про таких девушек я даже на лекциях по истории не слышала. И еще бега. Податься в них в смысле. Хозяин, конечно, подает тебя в розыск. Там срок меньше чем в армии, пять лет. Не нашли, идешь сама к ближайшему наместнику, в архиве ищешь свой розыскной лист, чтобы доказать, что тебя пять лет найти не могли. И все, ты свободный человек. В тюрьме правда, ты же пять лет налоги не платила. Но там всего год отработать надо. Женщины шьют-ткут-прядут. Мужчины, опять же, дороги-стройки-каменоломни. Да хозяин может не сразу розыскной лист оформить, а через год, предположим. Представьте, пять лет скрываться где-то, даже не представляю где, потом окольными путями к наместнику, а в архиве оказывается, что ты в бегах всего четыре года. Да и искать у нас умеют. Дэи с даром правды отыщут все что угодно. Дорого, но с гарантией. Могут еще продать на королевскую службу. Писарем там, а образования Светлый не дал, то и уборщицей в королевских резиденциях или конторах каких-нибудь. Здесь срок двадцать лет. Скудный паёк, комната в бараках. Ну тут боятся нечего, без вариантов, меня не купят. Не продадут. За меня столько денег плачено Академии. Отучиться в Академии стоило ста золотых в год, обучение десять лет. Цена небольшого замка. Доход с одного виллана в год составлял примерно один золотой, с мастерового виллана, не крестьянина. С того вообще пятьдесят серебряных, половина золотого. Выходило, что мое обучение за год обеспечивало около двухсот крестьян нашего баронства. Подружки в Академии, когда узнавали, что я вилланка, очень ценили шутку и смеялись до слез. Наша преподаватель этикета, недэя Альвия, заядлая театралка, убедительно просила рассказывать о моем происхождении и статусе подругам только в ее присутствии, очень она ценила эти паузы, во время которых осознавание поражало моих однокурсниц. «Так даже в королевском театре паузу держать не могут, истинное наслаждение для утонченных ценителей» — говорила она. И еще она строго настрого запрещала говорить об этом всем вместе, только по одной подруге в три дня, не чаще. «Хоть душой, глядючи на вас, отдохнуть. Я бы даже пьесу написала, — искристо улыбалась эта немолодая дама, — Как положение в обществе учиться помогает или круглые глаза недэй». Жаль только количество подруг у меня в таких случаях уменьшалось. В количестве. Зато я начинала ценить качество. К выпуску из академии со мной продолжали общаться без пренебрежения только двое. Подруга, соседка по комнате, недэя Кира, дочь бывшей вилланки и Голос.