Учитель вранья - Страница 29

И все почему-то дрожали. Хотя никто ни капельки не промок. У Кис Кисыча трясся хвост. Мелко-мелко. Когда на лесной опушке развели костёр, Таська сделала пёсику на хвост тёплый компресс из своего носового платка. Он немного успокоился и заснул, прикрыв глаза ушами.

Маленький Великан и учитель вранья тоже прилегли отдохнуть.

У костра остались только Тим с Таськой да старик Фонтан. Они подкидывали в огонь хворост. Ветки, накаляясь, краснели, покрывались белёсой пеной. Сок их кипел, испаряясь.

– Как вы теперь без своих инструментов? – сказала Таська.

Она чувствовала себя как будто виноватой в чём-то и не знала, в чём.

– Пустяки, – ответил Фонтан. – Скажу вам по большому секрету, они мне и не нужны. Я могу играть на чём угодно.

– На чём угодно? Но у вас же ничего не осталось.

– Да вот хоть на этом дереве.

И он показал на корявый дуб с обломанной верхушкой – очень похожий на тот, что рос за забором на Второй Первоапрельской. Можно было даже подумать, что это один и тот же дуб. Узловатые ветки отходили от его туловища вверх и в стороны, и чувствовалось, как глубоко в землю идут его корни.

Фонтан протянул к дереву пальцы – Тим с Таськой только сейчас увидели, какие они длинные и тонкие, чуть шевельнул ими. Дерево вздрогнуло, потом замерло – и вздохнуло. Вздох этот был глубок и протяжен. Залопотали что-то узорные листья. Как будто радовались, что им помогли вспомнить голос. И наконец загудел ствол. Это было похоже на песню, и, если перевести её на человеческий язык, она звучала бы примерно так:

А потом сами корни подали глухой голос, и говорили они примерно вот что:

И почтительно замерли ветви. Замолкли зелёные листья. Даже ветер стих. Остановилось в неподвижности пламя костра с прозрачным дымом над ним…

Фонтан опустил пальцы. Стало тихо.

– Всё имеет свой голос, – проговорил он. – Это одно дерево. А слышали вы, как поёт лес? Целый оркестр, тысяча труб, толстых и тонких, тысяча голосов! А травы! Ведь в каждом стебельке – дудочка со своим дыханием. Особенно я люблю слушать, когда они растут. Удивительно нежные голоса. А вода, цветы! Даже воздух… Слышите?

Пальцы его опять дрогнули, и Тим с Таськой явственно услышали звук. Тихий, прозрачный.

– Слышим, – произнесли они.

– Очень хорошо, что слышите. Детям это чаще удаётся. Взрослым всё кажется, нет ли тут какого фокуса. Они слишком боятся, как бы их не обманули. Поэтому я держу при себе то скрипку, то дудочку, то обе вместе. И играю с их помощью. Ведь главное моё дело – пробуждать звуки, чтоб стали слышны даже скрытые голоса. Но для этого инструменты не обязательны. Они, конечно, по-своему прекрасны, и всё-таки голоса, живущие в них, грубоваты. Разве сравнишь… ну хоть с этим камнем? Вот, попробуйте, сами дотроньтесь.

Он показал валун, похожий на рыжий ноздреватый каравай. Тим и Таська протянули к нему пальцы – и он отозвался басом. Слабым, гулким, тяжёлым. И им показалось, они без слов понимают, что он говорит:

Камень умолк. Но никто не шевельнулся.

– Как это у вас получается, дядя Фонтан? – спросила наконец Таська.

– Почему у меня? Сейчас получилось и у вас, – ответил музыкант. – Это может услышать каждый. Только надо вслушиваться. Всю жизнь. Прислушиваться к ветру, к деревьям. К камням, травам. Чтоб научиться различать их настоящие голоса. У меня голова седая, а я сегодня первый раз услышал, как звучит Поток времени…

Кис Кисыч вдруг зашевелился, насторожил уши, заворчал. Учитель вранья проснулся, поднял голову…

И Тим с Таськой вдруг заметили, что уже стемнело и от яркого костра вокруг почти ничего не видно, но к дереву как будто приблизился с трёх сторон знакомый забор…

Кис Кисыч тявкнул раз, другой в сторону, где была калитка.

– Кажется, кто-то идёт, – сказал учитель вранья. – Друзья, лучше, чтобы вас здесь никто не видел. Уходите вон туда. Мы ещё встретимся.

– До свидания, – сказали Фонтан, Маленький Великан и птица Соня.

И едва они отошли от костра на несколько шагов, как стали невидимы – точно растворились в темноте.

А учитель вранья хлопал себя по карманам, оглядывался и что-то искал в траве…

– Где же моя ручка? Вот не вовремя потерял! Надо же как-то кончать эту историю, а как?..

Милиционер Лавочкин шёл домой с дежурства, радуясь, что день обошёлся без серьёзных происшествий. Пришлось разбирать только одну жалобу, но её можно было не считать серьёзной. Жалоба была на хозяина дачи по улице Восьмого Марта, который завёл у себя бойцовых гусей. Он их тренировал для каких-то международных соревнований, и, пока тренировки проводились во дворе, никто ничего не говорил. Но в этот день гуси выбрались через оставленную открытой калитку на улицу и там навели на всех страху. Не только люди, но и собаки разбежались от них и боялись высунуть на улицу нос, пока не вернулся с почты хозяин и не загнал их в сарай.

В ответ на жалобы хозяин стал объяснять милиционеру, что во многих странах давно разводят бойцовых петухов и устраивают между ними соревнования. А теперь несколько международных энтузиастов вывели совершенно новую породу гусей. На них совсем нет жира, почти нет мяса и даже перьев, яиц они не несут, зато злости в них столько, что их можно держать на цепи возле будки вместо сторожевых собак, водить на поводке с намордником или, верней, наклювником и даже использовать в армии против врагов…