Учитель покаяния. Жизнеописание святителя Игнатия (Брянчанинова) - Страница 6

Александро-Невская Лавра

Видя беспомощность усилий начальства училища, Александр Семенович Брянчанинов попытался прибегнуть к помощи влиятельной родственницы, Агафоклеи Марковны Сухаревой, известной благотворительницы, председателю Петербургского женского патриотического общества, возглавлявшей и другие женские организации. Она приняла живое участие в просьбе Александра Семеновича и, пользуясь расположением митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Серафима (Глаголевского, 1763–1843), довела до его сведения, что монахи Александро-Невской Лавры склоняли двух офицеров, любимцев Государя Императора Николая Павловича, оставить службу и принять монашеский постриг. Митрополит поверил ей и строго запретил отцу Афанасию принимать молодых людей. Дмитрий Александрович решил лично объясниться с владыкой Серафимом. Он откровенно сказал о своем желании быть монахом. Митрополит Серафим сначала отговаривал его, объяснял, что выше архимандрита Дмитрию в церковной иерархии стать невозможно, и затем категорически объявил, что ни в один монастырь своей епархии его не допустит. Молодой офицер очень серьезно ответил, что не только в его епархии, «да и во всей России если б не приняли» его, он смог бы сыскать «место, где исповедуют православную веру». Старец митрополит был вынужден позволить друзьям впредь обращаться к духовникам Александро-Невской Лавры[51].

Серафим (Глаголевский), митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский

Однажды Брянчанинов с товарищами, Чихачевым и Федоровым, шли по Владимирской улице. Неожиданно из ворот дома напротив храма во имя Владимирской иконы Пресвятой Богородицы выбежала юродивая женщина Василиса, жившая на пропитании хозяина дома, и поклонилась в землю Дмитрию Александровичу со словами: «Батюшка, светлый священник, благослови!»

В другой раз Дмитрий с Чихачевым отправились навестить своего товарища, инженера прапорщика Мельтцера, у которого служил очень благочестивый денщик, глубоко чтивший Брянчанинова. В тот день денщик был тяжело болен. Предложив друзьям проведать больного, Мельтцер с шутками и смехом втолкнул Дмитрия Александровича в его комнату. Больной с укоризной обратился к своему господину: «Что Вы толкаете епископа? Разве Вы не видите, что он – архиерей?»[52]

Собор во имя Владимирской иконы Богоматери

Весной 1826 года Дмитрий Александрович Брянчанинов заболел грудной болезнью со всеми признаками туберкулеза. Он настолько ослаб, что совершенно не выходил из дома. Узнав об этом, любивший его Государь приказал лейб-медикам Крейтону и Вилье лечить своего воспитанника и еженедельно лично ему докладывать о ходе болезни юноши. Положение больного было очень опасно. Брянчанинов готовился к переходу в вечность, усилил молитву и старался чаще причащаться. К изумлению докторов он постепенно оправился от болезни, окреп и возобновил занятия. Побывав на пороге жизни и смерти, Дмитрий Александрович стал относиться к себе еще строже, жить еще более сосредоточенно. По воспоминаниям его брата Петра во время болезни он неутомимо читал и сравнивал между собой творения святых отцов. «Диета по предписанию медицины – желе исландского моха – составляла обязательный пост его, а молитва, благодатно действовавшая в нем уже в то время, помогала его бдению. Этот подвиг болезни уже можно считать как бы преддверием монашества…»[53].

В те дни по делам в столицу прибыл иеромонах Леонид (Наголкин). У отца Иоанникия в Лавре Брянчанинов встретился с ним и побеседовал. «Сердце вырвал у меня отец Леонид, – признался он Михаилу Васильевичу, – Теперь решено дело – иду проситься в отставку от службы и последую старцу, предамся ему всей душой и буду искать единственно спасения души в уединении»[54]. После отъезда отца Леонида друзья вели с ним переписку.

В июне 1826 года Дмитрий Александрович получил по болезни трехмесячный отпуск для поправки своего здоровья и уехал к себе на родину, в село Покровское. Он очень осторожно старался подготовить родителей к принятому решению изменить свою жизнь, со слезами умолял их не противиться его призванию, но те категорически отказались дать согласие на принятие им монашества. Прихоть сына разрушала честолюбивые замыслы его отца. Со скорбью вернулся Дмитрий в столицу, где ему предстояло объяснение с его благодетелем и Государем.

«Шествие к истинному знанию Бога непременно требует помощи от скорбей: непременно нужно умерщвление сердца для мира скорбями, чтоб оно могло всецело устремиться к исканию Бога. Бог, кого отделяет в служение Себе, в сосуд духовных дарований, тому посылает скорби»[55].

Император Николай I

В конце декабря молодой Брянчанинов первым блестяще выдержал выпускной экзамен в Инженерном училище и немедленно подал прошение об увольнении его в отставку по слабому здоровью. Узнав о желании своего «любимого фельдфебеля», как Николай Павлович называл Дмитрия Александровича, оставить службу, Государь поручил своему брату, Великому Князю Михаилу Павловичу, бывшему тогда генералом инспектором Инженерного училища, уговорить талантливого инженера не оставлять служение на государственном поприще. Желая польстить самолюбию молодого дворянина, в январе 1827 года, во дворце, при полном собрании начальства Инженерного училища, Михаил Павлович объявил, что Государь намерен перевести Брянчанинова в гвардию за счет собственных средств. Дмитрий Александрович отказался, ссылаясь на расстроенное здоровье и близость скорой кончины. Великий князь убеждал молодого человека, что в миру приносить добро и спасать свою душу гораздо почетнее. «Остаться в миру и желать спастись – это, Ваше Высочество, все равно, что стоять в огне и желать не сгореть», – отвечал офицер. «Я – не проповедник, я – не проповедник», – отступил Михаил Павлович, но, видя непокорность молодого человека грозно закричал на него. Тот побледнел. «А, что? Испугался? Отказываешься от монашества?» – «Напротив, Ваше Высочество, прошу оказать мне милость, уволить меня от службы». Исчерпав все доводы, Михаил Павлович от имени Государя запретил Брянчанинову отставку и предложил самому избрать место будущего служения. Дмитрий Александрович, принимая первое отсечение своей воли как шаг к монашеству, отказался делать какой бы то ни было выбор: «Позвольте мне, Ваше Императорское Высочество, начать мое монашество отречением от своей воли в этом избрании, предоставляя мне исполнить приказание Вашего Высочества».

«Отречение от мира предшествует последованию за Христом. Второе не имеет места в душе, если не совершится в ней предварительно первое»[56].

Ему было приказано в двадцать четыре часа выехать из столицы и приступить к своим обязанностям в Динабургской крепости (ныне – город в Латвии Даугавпилс), где оказалась вакансия. Михаил Васильевич Чихачев поступил в Саперный учебный батальон.

Михайловский замок

Генерал-майор Клименко, начальник Динабургской команды, установил строгий надзор над вновь прибывшим молодым инженером. Товарищи тоже вначале отнеслись с долей недоверия, но познакомившись, помогали ему исполнять необходимые работы во время болезни. Брянчанинов оказался не в состоянии приноровиться к климату, вновь стал болеть, часто по целым неделям не мог выйти из комнаты. Впоследствии он писал: «…желание мое вступить в монашество, то есть приобрести деятельное познание христианства, так было сильно, что я не только не заботился о восстановлении моего здоровья, но желал его принести в жертву, лишь бы этою жертвою выкупить мне то село, на котором скрыто, по словам Евангелия, духовное сокровище…»[57].