Учитель моей дочери (СИ) - Страница 28

— Ты просто великолепная, Оль, невероятная. Настоящая Belle, — он тут же мрачнеет, становится серьёзным. — Никогда не встречал женщины красивее.

Я выпрямляюсь, одёргивая юбку, надеваю ботинки.

— Прекрати, ты меня смущаешь. Ты так смотришь…

— Как?

— Ну не знаю, есть у тебя такое умение, Лёш, сводить с ума одним лишь только взглядом. Наверное, ты на всех мало-мальски симпатичных тебе женщин так смотришь, — улыбнувшись, ещё раз осматриваю себя со всех сторон и решаюсь идти обратно, прихватив свой маленький пакетик.

Скоро классная Маргариты догадается, что за это время можно было половину района оббегать и купить с десяток растяжек. Но вместо ответа на моё предположение Тихонов догоняет меня у выхода из зоны ремонта и прижимает к стене. Жадно целует. Не дает даже двинуться. Захватывает мои губы своим наглым ртом, как будто молча доказывая: нет, такой я не со всеми, такой я только с тобой.

— Погубишь ты меня, Лёш, — смеюсь я, освобождаясь из его объятий.

Иду к двери.

— Кстати, насчёт презервативов, — он снова смотрит мне в глаза, заставив оглянуться.

Ему не хочется говорить это прямо, но мы оба понимаем, что в этот раз он кончил внутрь меня.

— У меня стоит спираль.

— Хорошо, — успокаивается он, кивнув и запихнув руки в карманы.

— Но я очень надеюсь, что ты не заразишь меня сифилисом.

— Не должен, — обещает мне дьявол с медленно расцветающей на губах улыбкой.

И я, как и всегда бывает с Тихоновым, не знаю, как это понимать.

Не должен, потому что ни с кем не сплю, кроме тебя? Не должен, ибо недавно проверялся? Или не должен, так как с другими трахаюсь исключительно с презервативом? Рядом с ним я привычно впадаю в маразм и совершенно не думаю о последствиях. Мы идём по школьному коридору, но отчего-то оба никуда не торопимся.

— Оль, мне этого мало, — останавливает меня в рекреации учитель.

И хотя он говорит тихо, в действительности откровенного разговора уже не получится. Вроде бы никто не обращает внимания, но, зная его репутацию, тайком смотрят.

Останавливаемся друг напротив друга.

— О чём ты? — пугаюсь я, хотя сама прекрасно понимаю, о чём он.

Этот разговор неизбежен.

— Мне мало просто траха на рабочем месте, — усмехается, — рабочем полу и каморке со швабрами.

Прикусываю нижнюю губу, тяжело вздыхаю. Осознаю, что если я хочу и дальше получать то удовольствие, в котором искупалась только что, вынуждена буду что-то решить.

Мимо проходит какая-то учительница, а он не отпускает моего взгляда.

— Но это ведь ты заманил меня сюда. Сам добавил в миллион материнских чатов.

— А ты поехала бы ко мне домой, в гостиницу или пошла бы со мной в мою машину?

Я отрицательно качаю головой. И опять улыбаюсь.

— Мне нравится это именно с тобой, — делает шаг вперед, наклоняется и шепчет на ухо, — и я хочу это делать регулярно. Я так много всего могу тебе показать, моя Belle.

Молчу. Не знаю, что ответить. Если бы я была одна, если бы была свободной, не будь у меня Маргариты, я бы кинулась в этот омут с головой. И неважно, на какое время. Я балдею от него. Даже сейчас, удовлетворив свои низменные желания, я по-прежнему нахожусь в одуревшем состоянии. И согласилась бы на всё, что он захотел бы мне дать. Но я должна забрать дочь из школы и отвести её домой. При этом она не должна увидеть нас вместе. А ещё у меня по-прежнему есть муж.

— Ты мне снишься, — добавляет Тихонов, прогуливаясь жадным взглядом по моему лицу.

И волоски на теле становятся дыбом.

Я ощущаю себя счастливой. Дурость, конечно же. Как я могу идти и улыбаться, когда учитель воспользовался мной в школе, можно сказать, употребил прямо по назначению на грязном полу? Ужас. Такое не расскажешь внукам на пенсии. О таком даже вспоминать зазорно, не то что говорить вслух. Но почему-то всё равно хорошо и спокойно, а ещё горят щеки и внутри лишь удовлетворение и легкость.

После звонка Маргаритка прибегает ко мне, запрыгивает на руки, я кружу дочь, обнимаю крепко-крепко и сладко целую в макушку. С удовольствием слушаю её щебетание, наслаждаясь тем, как она делится произошедшими за день событиями. Она такая воодушевлённая и милая.

Да и Тихонов никуда не ушёл. Он стоит у колонны чуть вдалеке и, привычно опершись о бетон плечом, наблюдает за нами. Такой красивый, высокий, стройный. Умеющий обращаться со мной и с моим телом, как никто другой в этом мире. Это неправильно. Но когда наши взгляды встречаются, меня снова кроет каким-то невероятным чувством нежности.

И мы переглядываемся, купаясь в этой странной химии. Она должна была исчезнуть после нашего первого раза, после встречи с мужем, после того, как учитель опять ничего не обещал, но взаимное влечение словно расцвело ещё больше, став крепче и ярче. В высшей степени, до слез, до умопомрачения и постыдного предела.

Маргаритка мне что-то рассказывает, а я не могу сосредоточиться. Я глупая, я пустая и обманутая его страстью. Глядя на меня со стороны, наверняка многие сказали бы: «Ну ты и дура!»

— На экскурсию мы туда поедем, — слышу я обрывок фразы дочери.

— Куда? — непонимающе переспрашиваю Маргаритку, слегка обалдевшая от пристального взгляда учителя.

Иногда мне кажется, что меня прокляли, назначив Тихонова в качестве наказания. Уж настолько я дурная и глупая перед ним.

Полностью одев и завязав веревочки на шапке, я вывожу дочку на улицу. Взглянув на него последний раз.

И тут же, на крыльце, натыкаюсь на разъярённого Ваню. На моего мужа, человека, с которым я всё ещё живу в одной квартире и которого слабовольно игнорирую. Поделом мне. Заслужила. Надо было решить с ним, потом предаваться половому разврату. Но кто учится на чужих ошибках? Кто не получает граблями по лбу?

Настроение моментом портится. Всё, что было хорошего, улетает, становится стыдно, неприятно и даже противно от себя самой.

— Ты что тут полдня ошиваешься? — дёргает муж меня за локоть, больно вцепившись в него крючковатыми пальцами.

— А ты чего не на работе?

— Да вот приехал проверить, как тут моя жёнушка. И, как вижу, не зря. Анжела сказала, что ты часов в одиннадцать сюда направилась. Дочка, когда у тебя закончились уроки? — он скалится и абсолютно точно сейчас своей грубостью и хамством отвратителен мне.

— Молодец какая у нас Анжела.

В его вое собрался лай собак, отвратительные противные человеческие голоса, рёв разъярённого быка и рыканье льва в клетке.

Он пугает ребёнка.

— Только что уроки закончились, папа, отпусти маму. Мне не нравится, — жмурится моя девочка.

Я тянусь к ней, она ко мне. Ваня — мой муж и, наверное, имеет право знать, почему я так долго нахожусь в школе. Ведь это я наставила ему рога, будучи в официальном браке. Но всё равно неприятно. И я вытягиваю руку, быстренько увожу дочку от больших школьных дверей.

Но он зол. Очень сильно зол. Становится понятно, что он терпел до этого. Он пытался наладить. Сохранить нас, как семью. Он думал, я всё ещё люблю его и смогу остановиться. Оступилась, заигралась, ошиблась, с кем не бывает? Ему было удобно оставаться в семье, не потеряв комфорт, не потеряв дочь. Возможно, он вернулся бы к своим полноценным играм на компьютере, а я к стиркам, уборкам и готовке. Но я не смогла устоять, и произошел взрыв. Виновата, не спорю.

— Мне нужно было выполнить задание школьного комитета, — огрызаюсь я.

У Вани глаза наливаются кровью, очевидно, он ждал моих оправданий. Думаю, если бы за убийство не сажали в тюрьму, он сейчас прибил бы меня на месте, столько ненависти у него во взгляде.

— И что входит в это задание? — гаркает он на меня, а я смотрю на дочку: она ведь большая и уже всё понимает. Ваня добавляет: — Раздвинуть ноги перед учителем французского?!

— Прекрати!

Мы постыдно орём на всю улицу. Я уже малинового цвета. Иван так дергает меня за руку и так тащит по дороге, что с головы слетает шапка, я пытаюсь её поднять, и неожиданно муж хватает меня за волосы. Из глаз сразу же сыплются искры, подкатывают слёзы от обиды и испытываемого позора.