Учитель моей дочери (СИ) - Страница 26

И это околдовывает.

Я смотрю вдаль, вспоминая, как сегодня ночью застукала мужа за игрой. Он так сильно старался, так активно демонстрировал, что изменился, что я почти поверила, испытывая чувство вины и жалости. И всё же он сорвался. Представляю, как его ломало. В три часа ночи я встала в туалет и заметила какое-то шевеление в тёмном помещении ванной. Открыла дверь, а он сидел в позе йога и рубился в какую-то стрелялку в телефоне. Он был так увлечён, что меня даже не заметил. Азарт и адреналин поглотили его полностью. Наконец-то он вернулся в свою стихию. И я не стала ругаться или спорить, просто медленно прикрыла за собой дверь, испытав разочарование и… облегчение. Немного грустное, с привкусом горечи. Всё шло к этому. Ваня даже ещё не успел наладить со мной отношения, ещё не попытался сблизиться и вернуться в спальню, а уже нарушил данное им же самим обещание. Это, кончено, не компьютер, но в три часа ночи, на полу…

Не справился, не вытянул и не смог сделать нашу с дочерью жизнь счастливой. Такой, как была в самом начале. Но так ли это важно? Ведь я тоже никогда уже не буду прежней. Я ему не верила, знала, что, несмотря на мою интрижку, Ваня не способен полностью отречься от своей мании. Так что всё логично и безрадостно.

Больше всех жаль Маргариту.

Но сейчас мы на празднике, в этой романтичной и успокаивающей атмосфере. Музыка завораживает, огоньки красиво порхают по залу. Тихонов просто стоит рядом, а я, как совсем ещё юная девчонка, ощущаю себя счастливой и приятно взволнованной. Как будто здесь и сейчас пересекаются светлые линии, словно с нами происходят удивительные вещи. Мы перекидываемся мнением о концерте, обсуждаем костюмы и постановку. Это довольно мило и необычно в нашем с ним случае. Все сорок пять минут, что я не отрываю от детей взгляда, просто чувствую его присутствие. Позже он уходит на урок, а я обнимаю дочурку, хвалю её выступление, чувствуя себя чуточку зачарованной.

Мне поручили найти невообразимое количество одинаковых золотых шаров, а ещё подобрать сладкие сувениры для участников конкурса чтецов и купить разноцветную пластиковую ерунду в продлёнку. Я где-то записала название, но, честно говоря, уже и не помню, где именно.

В общем, в школу я прихожу с набитыми до отказа пакетами. Сталкиваюсь в дверях с учителем физкультуры. Высокий крепкий мужик в спортивках меня игнорирует, не придерживая дверь, и я больно получаю по спине.

Вздохнув, иду дальше. Вахтёрша в сто пятьдесят седьмой раз за сегодняшний день записывает меня в амбарную книгу посетителей, я теряю по дороге пизанскую башню из одноразовых стаканчиков. И, шваркнув об пол пакеты, пытаюсь всё это утрамбовать.

— Я помогу вам, Ольга Вячеславовна, — снова возникает из ниоткуда тот, кто взбудоражил мою жизнь и постоянно является во снах.

Тихонов как будто ждал меня… А может, и ждал. Я тут же теряюсь, плавлюсь, одуреваю, впадая в маразм. Всё-таки он очень сильно на меня действует.

И я рада его видеть, хоть и уговариваю себя, что нет. Когда он оказывается в поле моего зрения, мне как будто легче дышать становится. А ещё теперь улыбка сама собой липнет к лицу. Особенно после вчерашнего концерта, где мы просто стояли и разговаривали.

— А вам детей учить не надо, Алексей Викторович? — сама не замечаю, что как будто заигрываю.

— У меня форточка, — подобрав пакеты, деловито шагает мимо меня Тихонов и направляется в наш класс на третьем этаже.

Я спешу за ним по лестнице.

— Что-то у вас сплошные форточки, — упрекаю, но на самом деле шучу, не думаю, что он безответственный работник.

— Ой, вы даже не представляете, Ольга Вячеславовна, — подыгрывает мне, — расписание в этом году неудачное, — оборачивается, игриво улыбаясь. — Или наоборот — удачное! Очень даже, — плотоядно осматривает с ног до головы.

Горячо смотрит, пристально. И я ему улыбаюсь, испытывая приятную легкость во всём теле. Вот так он моментом соблазняет меня одним лишь взглядом.

— Это благодаря тебе я во всех родительских комитетах и собраниях теперь участвую?

— Ну что вы, Ольга Вячеславовна, я же не всесильный.

На этот раз он смотрит хитро и многообещающе. А мне вот кажется, что он как раз такой. Не то чтобы всемогущий, но если чего-то захочет, то добьётся. Надо мной власть у него точно есть. Казалось бы, уже всё решила, передумала — и снова в школе, рядом с ним.

Сегодня, когда я в очередной раз выполняла поручения этого жуткого собрания верещащих мамочек, он постоянно, как будто нарочно, оказывался поблизости. Смотрел издалека, проникновенно, словно раздевал и раздражал одновременно. Но не так, как выводит из себя нечто неприятное, а скорее как что-то сладкое, вкусное, манящее, лежащее на тарелке, только руку протяни. Однако он не подходил, просто наблюдал.

А теперь вот рядом. Помочь решил. А я и рада и не рада этому. Кожа тут же вспыхивает, дико тоскуя по его прикосновениям. И это ужасно, потому что, чем больше я его вижу, тем сильнее тарабанит у меня кровь висках. А я ведь решила угомониться ради дочери. Будущего всё равно нет. Но телу это не объяснишь. Оно хочет учителя.

Тихонов ставит мои пакеты и тут же удаляется… Я даже оборачиваюсь, глядя ему вслед. Мне немного обидно, что он ничего не говорит, не просит, не делает, а просто уходит. Он умеет дёргать за нужные веревочки, я знаю, но разве от этого легче?

И вот, стоя посреди класса, я понимаю, что мне не немного… Мне очень обидно. Сегодня приходила та самая студентка, я их видела вместе. Тихонов с ней общался и так же улыбался. В тот миг я чувствовала себя обделённой. И хотя длилось это всего десять минут, не больше, я извелась до умопомрачения.

— А где растяжка? — вздыхает классная.

— Какая ещё растяжка?

— Вы писали, что купили растяжку с буквами. «Поздравляем»!

— А, чёрт!

Оставляю свой рюкзак среди десятка пакетов. Перебираю всю кучу. Точно, маленького с ручками не хватает. Потеряла. Или он забрал его?

Я бегу за Тихоновым, на ходу замечая, что он спускается вниз и сворачивает туда, где затеяли срочный ремонт, лежит целлофан и натоптано меловыми следами. Туда, где сейчас никого нет. Маргариткина учительница обмолвилась, что строителям чего-то не хватает и они за этим поехали, поэтому процесс приостановили и вообще он движется медленно.

Зачем Тихонову лезть в эту грязь? Издалека слышен хруст под его ногами, в его руках мелькает маленький пакет.

— Алексей Викторович! Остановитесь на секунду, это мой пакет. Леша, блин, стой!

Но учитель перешагивает через доски, проходит под стремянкой, пересекая спортзал, раздевалку, отправляется ещё глубже, во временно заброшенную душевую, где на полу заляпанная старая плитка, покрывшаяся ржавчиной. Я захожу за ним. Но впереди меня никого нет, он остановился у стены и ждёт. Резко оборачиваюсь, за спиной закрывается дряхлая дверь.

Вот дура, стоило догадаться, что он загнал меня в ловушку.

Сдался мне этот пакет! Купила бы ещё одну растяжку. Улыбаясь и хищно потирая ладони, Тихонов идёт прямо на меня. Я отхожу назад. Под моими ногами хрустит строительный мусор. Сердце долбит как дятел, в одну и ту же точку, в ушах звенит как порвавшаяся струна гитары, страсть обжигает щёки, и желание моментально залепляет глаза. Наглухо, как свежим шлаковым цементом.

— Одно твое «нет», и я ухожу, — хрипит, приближаясь ко мне вплотную, сам кладёт мои ладони на свою грудь.

Я убираю руки, отступаю. «Нет» сказать язык не поворачивается.

— Нам нельзя, Лёша, я лучше пойду, — нарочно стараюсь не смотреть ему в глаза, но не могу, так и тянет утонуть в сказочной стали.

Он наступает, загоняя в угол окончательно, кладёт руки на мои плечи. На ткань тонкой блузки. Я уже задыхаюсь, а он переводит их на мою спину, притягивая к себе.

— Не надо, прошу тебя.

Он гладит мои лопатки, снова тянет за руку, перекидывает за своё плечо, заставляя обнять.