Учитель моей дочери (СИ) - Страница 25

— Надо будет ключи у тебя запасные забрать, тебе они на всякий случай оставлялись, а не для того, чтобы ты врывалась сюда без приглашения.

Сестра смотрит на меня очень внимательно, примерно как люди смотрят на фото серийных убийц, напечатанные в газете.

— Твой Ваня жаловался Кольке, что у тебя мужик появился.

Возникает пауза. Она осматривает меня. Всё ещё надеется, что я начну отнекиваться, рассмеявшись, но я , конечно же, этого не делаю. И понимаю свою ошибку. Надо было унести букет, но я малодушно тянула, и вот она пришла сюда и обнаружила его. Я ничего не отвечаю, она и так догадывается:

— Доигрался, придурок, блдь, в танчики! — громко вздыхает родственница, театрально всплеснув руками.

Маргаритка убегает на кухню, залезает на стул, ищет чашку, чтобы выпить минералки.

Сестра перекрывает мне путь, глядя на меня теперь уже с презрением.

— Цветы от него? — шепчет она, её глаза краснеют и наливаются ненавистью.

— Да.

— Коля сказал, что он Маргариткин учитель.

Я молча отворачиваюсь. Наши отношения с Тихоновым никого не касаются.

Начинаю поправлять куртки, складывать шапки и шарфы.

— Он приходил сюда, пока Вани не было?

— Что ты хочешь услышать?! — резко реагирую я.

— Я выкину это дерьмо на помойку! — имеет в виду мои розы. — Если бы Ваня вернулся раньше? Каково бы ему было? О чём ты вообще думала, когда приняла их?

— Выбрасывай, — прохожу мимо неё, пытаюсь переодется.

— Надо прекратить это и наладить с Ваней, он плакал, Оль! Он раскаивается, что уделял тебе мало времени, он понимает. Он любит вас с дочерью. Ты должна прекратить. Не каждый мужик поймёт и простит. Он готов попытаться, Оль. Это дорогого стоит.

Она садится на стул возле шкафа. Вздыхает.

— Надо было уйти от одного, потом крутить с другим, а так ты как шлюха получаешься.

Останавливаюсь. Её слова неприятно царапают кожу. Кто ж спорит? Так-то она права, конечно, но сейчас это становится призывом к действию. И я, растерянная и разбитая после встречи с Тихоновым, дёрнув на себя дверцу шкафа, достаю чемодан и начинаю собирать вещи. Сестра ходит по квартире, злится, потом возвращается и просит остановиться.

Лера знает, что идти мне некуда. Она тоже живет у мужа. Надо искать какую-то съёмную квартиру, жить среди казённых вещей, мыться в чужой ванной, спать на продолбленном кем-то матрасе. Даже если уходить, надо всё это как-то объяснить дочери, она девочка хорошая, но совершенно точно устроит истерику.

Если бы Тихонов позвал, предложил что-то серьёзное, но я ведь не одна, у меня дочь, обожающая отца, а Тихонов ещё даже официально не развёлся. Да мы едва знакомы, ему хочется развлекаться, а не получить себе на шею развёденку с прицепом. Да господи ты боже мой, у него может быть сотня таких же любовниц, как я. Где гарантия, что я единственная? Он ни разу не заикался о чём-то серьёзном. Я как вспомню то, что говорили о нём вахтёрши, руки сами собой опускаются.

Лера занимается моей дочерью, а меня спасает телефон: чтобы не свихнуться окончательно, я начинаю принимать все эти приглашения в мамочкины чаты, активно интересуясь делами класса. Лучше это, чем думать о том, что делать дальше.

Удивительно, как много всего надо купить для того, чтобы дети могли просто читать букварь пять раз в неделю. Тут и фартуки какие-то нелепые с цветочками, и одноразовые стаканчики, и вода литрами, и туалетная бумага, а ещё, оказывается, нужно очень много бумажных полотенец и совершенно немыслимое количество одноразовых перчаток. И это я не беру в расчёт бесконечные цветные распечатки и дикий сбор макулатуры. Где, мне вот очень интересно, мы должны выкопать пятьсот килограмм макулатуры от класса за первое полугодие? Это что за нормы такие стахановские? Ограбить бумажную фабрику?

Пока не влезла в эти мамские чатики, даже не подозревала, что родители школьников почти равны специалистам по снабжению!

Я едва успеваю доделать свой проект, когда мне звонит классный руководитель, сообщая, что никак не успевает украсить класс, а уже пора начинать дискотеку. Я не сильно понимаю, зачем украшать класс, когда праздник пройдёт в актовом зале, но, конечно же, соглашаюсь прийти прямо сейчас и цитирую «скоренько». С ума сойти, сколько всего повесили на бедных учителей.

Отключив компьютер, я быстро собираюсь и бегу в школу. Там поднимаюсь на третий этаж, делаю всё, что нужно, и уже планирую вернуться домой, но классная настаивает на том, чтобы я заглянула в актовый зал. Ведь Маргарита будет петь песню, а ещё нас угостят соком с вафельками. Без сладкого я могла бы и обойтись, но слишком сильно уважаю нашу учительницу, потому делаю, как она просит. Прошмыгнув по коридору младшей школы, я нарочно выбираю самую непопулярную лестницу. Дорога в правое крыло устлана целлофаном, из чего я делаю вывод, что там начался срочный ремонт.

— Трубы прорвало, всё потелко, полный кошмар, а в спортзале, раздевалке женской и душевой вообще белить теперь надо, — читает мои мысли техничка, активно натирая мешкообразной тряпкой лестницу.

К тому времени, как я попадаю в актовый зал, там уже вовсю звучит музыка, искусственно создан сказочный полумрак, окна завешены тяжелыми тёмными бархатными портьерами, мерцают огни и под потолком летают конфетти, напоминающие снежинки. Невероятно красиво и романтично. Моя Маргаритка танцует в шикарном белом пышном платье, дети хором подпевают волшебную песню. Я пробираюсь в самый дальний угол и, выбрав для себя стаканчик, наливаю сок, так как очень хочется пить. Оглядываюсь по сторонам, радуясь, что здесь собрались учителя и завуч только младших классов. Остальные на уроках. Это очень хорошо и, самое главное, безопасно.

Опустив голову, разглядываю содержимое стаканчика, задумавшись о своём, а подняв, натыкаюсь на взгляд серых глаз. Сердце колотится бешено.

— Алексей Викторович, а у вас разве нет сейчас урока? — командным тоном интересуется бойкая завуч, явно пытаясь выпроводить француза из актового зала.

Он к ней даже не поворачивается. Смотрит на меня, отчего я чувствую острую неловкость. И делаю то же самое — рассматриваю его, потому что, когда он рядом, я не могу иначе.

— Форточка, потом седьмой «Б», — бросает он в сторону.

Сердобольная тётка с короткой мужской стрижкой отстает от Тихонова, а я устремляю взгляд в сверкающую кучку двигающихся под музыку детей. Если бы включили свет, то вся эта ситуация не была бы настолько волнительной. Сердце, как обычно рядом с ним, тарабанит по полной программе. И я надеюсь, что учителю хватит ума и сообразительности не подходить ко мне на людях. Но это же Тихонов… Скромность никогда не была его сильной стороной. И я одновременно изнемогаю оттого, что он поблизости, и боюсь того, что он активно проявит инициативу. Изо всех сил делаю вид, что мы незнакомы.

— Привет. — Возникает он прямо передо мной, как будто из воздуха, и своей улыбкой заставляет меня задохнуться.

Он перекрывает мне обзор, привлекая внимание стоящих рядом мамочек.

— Здравствуйте, Алексей Викторович. Мы все деньги на нужды школы сдали ещё в прошлом месяце.

Тихонов безотрывно смотрит на меня, отчего становится и жарко, и холодно одновременно. Невероятно, как сильно мужчина может будоражить, ничего при этом не делая.

— Мне от вас, Ольга Вячеславовна, нужны совсем не деньги. — Наклоняется он к моему уху, заставляя покраснеть и смутиться.

Неприлично это. Люди смотрят. Но почему-то приятно до одури.

И вся музыка исчезает и звучит как будто в другой вселенной. Я не хочу думать, что решат окружающие нас учителя и родительницы, потому что, несмотря на медитацию и уговоры, я всё так же балдею от своего учителя. Вырвать это из себя с корнем не получается. Мы замираем. Просто так. Глаза в глаза.

Дальше Тихонов делает ловкий манёвр и становится рядом со мной. В зале всё такой же полумрак, дети поют песню, играют сценку по ролям. Боковым зрением я замечаю: он смотрит не на выступающих, а на меня.