Училка и Чемпион (СИ) - Страница 34

Сначала я думаю, что она меня не узнала. Неудивительно, ведь в тот момент она была на грани жизни и смерти, когда впервые увидела меня. Но потом вижу, что бабушка прекрасно помнит меня.

— Это Люба, бабуль, — отвечает Мирон, оборачиваясь ко мне. — Та самая.

Её глаза расширяются, а затем она расплывается в широкой улыбке.

— Вот это поворот, — произносит она, кивнув одобрительно. — Ну что ж, девонька, ты мне уже нравишься. Красавица, умница, да еще и терпит этого упрямца. Это ж подвиг. Ну всё, теперь мне спокойно — есть кому присматривать за этими двумя неприкаянными.

Я не знаю, что ответить. Смущенно улыбаюсь, чувствуя, как от её слов на душе становится теплее. Бабушка, кажется, настроена дружелюбно, а её прямота даже подкупает.

— Баба Шура, — недовольно ворчит Игорь, перебирая что-то в телефоне, — я вообще-то сам по себе нормально справляюсь.

— Молчи уж, — машет на него рукой она. — Если бы я тебе фикус доверила поливать, он бы высох за неделю. Люба, вот тебе моя просьба: за цветами присмотри, пока я тут в больнице валяюсь. Мужикам этим доверять такое нельзя, я по опыту знаю.

Я улыбаюсь шире, а бабушка продолжает:

— Когда последний раз просила полить мой фикус, сама я к сестре ездила в Ставрополь, вон, листья потом на полу нашла. А Люба — другое дело. Её рукам я доверяю.

— Постараюсь не подвести, — смеюсь, чувствуя, как нервозность отступает. Баба Шура умеет разрядить обстановку.

Мы ещё немного болтаем. Бабушка делится историями из молодости, вспоминает смешные моменты с Мироном, явно старается не показывать усталости, но по её лицу видно, что силы заканчиваются. Врач заглядывает в палату и просит нас завершать — бабушке нужно отдыхать.

Мирон выводит меня из больницы, держа за руку. Я смотрю на его профиль, и в сердце накатывает странное теплое чувство. Мирон сейчас совсем другой. В нём виден другой человек — не боец, не звезда, а просто внук, который заботится о близком человеке. Который боится потерь и остро чувствует боль.

— Спасибо, что поехала, — говорит он, когда мы подходим к машине. — Я думаю, бабуля тебя обожает уже.

— Она замечательная, — отвечаю я честно. — И вообще, я рада, что поехала. Было немного волнительно, мало ли что она обо мне скажет, но всё же правда рада. Бабуля у вас замечательная.

Мирон улыбается, помогает мне сесть в машину, а сам садится за руль. Мы сначала завозим домой Игоря, а потом заезжаем в супермаркет. Помню, что еды у Каси в запасе не осталось, а из миски она за почти сутки, что меня не было дома, успела всё съесть и вылизать. Так что если безответственная хозяйка вернётся ещё и без корма, то прощения ей точно не будет.

Когда мы уже подъезжаем к моему подъезду, Мирон поворачивается ко мне.

— Люб, давай сходим в ресторан сегодня? Поужинаем. — спрашивает он, поднимая бровь.

— Завтра на работу, — пожимаю плечами. — Может, на выходных?

— А если я скажу, что это важно и тебя ждет сюрприз?

— Снова сюрприз? — дергаю плечом. Получается немного нервозно.

— Нечто важное, — отвечает он, его улыбка становится чуть загадочной.

В груди становится щекотно, а кончики пальцев внезапно покалывает. А всё потому, что хоть Мирон и улыбается, в глубине его глаз я вижу нечто.… серьезное, цепкое, даже тревожное.

Понимаю, насколько эта ночь нас сблизила, хотя мы почти не прикасались друг к другу. Насколько скрепила нас на уровне душ.

И сейчас, хоть он и улыбается по своему, по-чемпионски, я вижу, как в нём где-то глубоко трепещет страх, что я скажу нет.

— Хорошо, — улыбаюсь и вдруг не выдерживаю этого взгляда и опускаю ресницы.

— В восемь заеду.

Возвращаюсь домой, чувствуя, как в груди растекается непривычное спокойствие. Настроение отличное, несмотря на хмурую промозглую погоду за окном. Зима у нас всегда какая-то больше хмурая и дождливая, чем снежная. Вся вчерашняя красота сегодня уже превратилась в ручьи и серость. Но сегодня меня это вдруг не угнетает.

Едва я открываю дверь, как ко мне тут же подлетает Кася. Она ласково мурлычет, трётся об ноги, требуя внимания.

— Ну привет, моя пушистая, — беру её на руки и чмокаю в ушко. — Соскучилась? Ну прости, что не предупредила, что не буду ночевать дома. Так получилось.

Отпускаю ее, снимаю обувь и куртку и вешаю в шкаф.

— Знаешь, Кася, я тут, кажется, передумала, — откровенничаю со своей пушистой компаньонкой. — И решила рискнуть. Что думаешь?

Кошка, как всегда, флегматично выгибает спину и не особо реагирует на мою болтовню, лишь слегка мурлыкает.

— Думаешь, я зря решила рискнуть? — Шучу, не жду ответа. — Ладно, пошли завтракать.

Иду в кухню, и Катя спешит за мной. Громко урчит, пока наполняю миску кормом и ставлю на пол. Она с удовольствием утыкается в еду, а я начинаю готовить себе обед. Достаю яйца из холодильника, нарезаю сыр, немного зелени. В голове крутятся мысли о Мироне, о его улыбке, когда он говорит что-то колкое, о том, как у него дрожат ресницы, когда ему что-то снится, о том, какие тёплые у него руки…

Чувствую, как начинаю улыбаться сама себе, пока омлет шипит на сковороде.

Настроение отличное, и я напеваю какую-то въевшуюся в голову мелодию, перекладывая готовый омлет на тарелку. Даже украшаю веточкой петрушки и красиво расскладываю половинки помидорок черри. Осталось начать фоткать и выкладывать в статусы.

Но только сажусь за стол, готовая насладиться этим произведением кулинарного искусства, как резкий звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Кто-то настойчиво нажимает на звонок и, похоже, не собирается отступать.

— Ну что за люди, даже поесть спокойно не дают, — ворчу, поднимаясь из-за стола и направляясь к двери. В последнее время, как в двухтысячные, повадились по квартирам ходить и впаривать всякое говно типа дешевых миксеров или масляных духов.

Открываю дверь, и за нею обнаруживаю Мирона. Его куртка распахнута, щеки горят, волосы слегка растрепаны. Выглядит он так, будто только что пробежал марафон.

— Привет, — удивлённо вскидываю брови. — Ещё вроде не восемь.

— Кошка, не могу ждать, — перебивает он, заходя внутрь. Его голос звучит так серьезно, что у меня сразу учащается пульс.

— Что случилось? — спрашиваю, не понимая, почему он такой взволнованный.

Он смотрит на меня, и в глубине его взгляда я замечаю яркую вспышку. Затем достаёт из кармана маленькую бархатную коробочку, и я замираю, чувствуя, как ноги становятся ватными.

— Черт с ним, с ужином, с планами и с рестораном, — говорит он, становясь на одно колено прямо у меня в прихожей. — Люба, ты — всё, что мне нужно. Ты сделала меня лучше, сильнее, счастливее. Я влюбился. Выходи для меня.

Я теряюсь. В голове гул, сердце стучит так громко, что я не слышу ничего, кроме его бешеного стука.

— Мирон, ты…. — начинаю я, но он прерывает меня, взглянув со своей фирменной лукавой улыбкой, которая сводит с ума.

— Скажи да, Кошка. Я уже больше не могу терпеть. Не хочу быть без тебя. Люба, блин, ну скажи уже да.

Я несколько секунд смотрю на него, затем не выдерживаю и улыбаюсь.

— Да, — шепчу я.

— Что? — он приподнимает бровь, явно желая услышать громче ответ.

— Да! — повторяю я уже тверже, чувствуя, как тепло расползается по всему телу.

Мирон вскакивает, подхватывает меня на руки и, несмотря на мой смех и слабые протесты, направляется в спальню. Его шаги твёрдые, лицо светится, а я только смеюсь и повторяю, что у меня омлет остыл.

— Забудь про омлет, — говорит он, укладывая меня на кровать и нависая сверху. Его руки нежные обнимают меня с такой силой, как будто он боится, что я исчезну. — У нас с тобой куда более важные дела. Уж слишком я по тебе соскучился.

Я пробегаю пальцами по его бицепсам с придыханием. Обожаю прикасаться к его сильным мышцам, гладить их, трогать. Это возбуждает невероятно.

Но ещё сильнее сейчас меня заводит взгляд Мирона. Он смотрит на меня так, словно сожрать готов.