Ученые скрывают? Мифы XXI века - Страница 5
2. «Он же не ученый – и не скрывает этого!»
Этот деятель – всего лишь журналист (публицист, писатель, артист, отставной военный) и прямо говорит, что его работы не следует воспринимать как научные труды. Он не пишет монографий, а просто делится мыслями, причем искренне признается в непрофессионализме. Порой сам призывает не относиться к своим словам слишком серьезно. Он даже предупреждает об этом читателей в предисловии к своей книге очень мелким шрифтом.
Вот пример такого рода:
«Я не специалист. Я – дилетант, который рассказывает историю дилетантам. Хочется, чтобы она была занимательной, легкой для чтения и серьезной», – говорит Борис Акунин о своей серии книг, скромно озаглавленной «История Российского государства». Правда, о дилетантизме Акунина не догадывается большинство читателей, которые в аннотации к книге на Ozon.ru видят: «Борис Акунин адресует свою историю отечества широкой читательской аудитории: людям, которым интересно узнать (или вместе с автором увлеченно вычислить), как было на самом деле…»
По-моему, мы имеем дело с распространенным психологическим эффектом. Автор «подстилает себе соломку» – заранее страхуется от критики, а возможно, оправдывает свою халтуру. Сравните сами, какое из высказываний вызывает больше сочувствия:
• «Я в детстве мечтал стать археологом, но учиться не хотелось, а потом надо было зарабатывать на жизнь – однако послушайте, что я думаю о древностях»;
• «Меня выгнали из духовной семинарии, но очень хочется изображать из себя крутого анатома»;
• «Я бы мог сходить в библиотеку, но времени нет – то семья, то футбол»;
• «Я бы проконсультировался с учеными, да гордыня не позволяет»;
• «В этой теме я дилетант, поэтому не судите строго».
В признании ограниченности своих знаний нет ничего плохого. Скромность украшает. Плохо, когда, сняв грех с души, автор тут же забывает об этом, становится в позу гуру и начинает проповедовать, а то и изобличать. Забывает он сам… а аудитория забыла еще раньше – какая ей разница, в конце концов? Ведь автор так убедителен. На косную «официальную науку» он смотрит с ироническим прищуром. Оратор излучает такую самоуверенность, что у читателя не возникает сомнений: здесь забил источник настоящего знания. Получается отличная подделка под науку. Но на случай, если кто-то упрекнет в некомпетентности, тылы прикрыты: сам же признался, что дилетант!
3. «А судьи кто?»
Возможно, вам знаком этот довод в исполнении известного российского политика:
«Я знаю, что в Академии наук даже есть отдел по лженауке. Меня этот факт очень удивляет: как они могут брать на себя ответственность и говорить, что является лженаукой, а что нет? Это мракобесие какое-то».
(В цитате идет речь о Комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований при Президиуме РАН, которая существует с 1998 года и занимается публичной критикой лжеученых.)
Позиция понятна и многим близка: мы знаем, что суд бывает неправедным, а сильные мира сего часто далеки от объективности. Чванливые академики – что это, если не та самая «власть от науки»? Сколько раз научное сообщество равнодушно проходило мимо еретика, чьи заслуги оценивали спустя десятилетия, когда сам исследователь уже давно лежал в сырой земле? Да, такие примеры хорошо известны, а исполненная драматизма схема «еретик против консервативного большинства» воплощена в кино и литературе.
Мы помним, правда, и другие истории – истории великих мистификаций и больших заблуждений. Например, французский физик Рене Блондло до конца жизни верил в свои N-лучи, даже когда его ошибка стала для всех очевидной. Английский анатом Артур Кизс много лет посвятил изучению пилтдаунского человека, который оказался фальшивкой. Йозеф Галль, создатель френологии – лженаучного учения о связи внешней формы черепа с психическими особенностями, – был искренне убежден в своей правоте, а его последователи заработали немало денег на легковерной публике. Профессор медицины из Германии Иоган Берингер отказывался признавать, что собранная им коллекция диковинных камней – чья-то шутка.
В 1725 году студенты принесли Берингеру странные камни с отпечатками животных, насекомых и даже имен бога на древних языках. Начав поиски, ученый нашел множество подобных «окаменелостей» на горе Эйбельштадт. Скоро в коллекции профессора было уже несколько сотен диковинных камней. Берингер решил, что его находки – чудо природы, доказательство проявления «силы Божией», и посвятил им целую монографию Lithographiæ Wirceburgensis. Впоследствии выяснилось, что Берингер стал жертвой мистификации со стороны своих коллег, которые подбросили на Эйбельштадт фальшивые «древности».
Иногда заблуждения не столь безобидны. Свежа в памяти история, когда ловкий мошенник, изображавший гениального изобретателя, чуть не получил от государства миллиарды рублей на внедрение сомнительных и опасных псевдоинноваций для «очистки воды».
Посмотрите на эти примеры и подумайте: что стало бы с наукой, если бы не противотанковые ежи научного скептицизма? Чем необычнее гипотеза, идея, проект, тем выше риск ошибки – и тем жестче требования к доказательствам. А ведь лжеученые на мелочевку времени не тратят. Они заняты решением глобальных проблем – спасают человечество от рака, открывают неисчерпаемые источники энергии, переписывают историю народов.
Отвечая на вопрос о «судьях» – неужели это и правда некие чиновники, узурпировавшие право устраивать научный суд над другими? Или все же существует способ, который позволяет объективно оценить научный результат? Да, такой способ есть – это независимое рецензирование. Перед появлением в приличном журнале научный результат, оформленный в виде статьи, попадает на стол к рецензентам. Публикация в престижном издании – это знак научного признания. Но для этого нужен положительный отзыв рецензента – авторитетного специалиста по направлению исследования. Корректно ли поставлен эксперимент? Адекватны ли выводы полученным результатам? Не противоречат ли утверждения авторов существующему знанию? Наконец, есть ли мировая новизна? Важно: рецензент, как правило, не входит в редколлегию журнала и часто даже не знает, кто является автором статьи – чтобы не мешали личные симпатии и антипатии. Тем, кто рассуждает о злобных академиках, которые подавляют ростки свежей научной мысли, я рекомендую перечитать следующую фразу: редакции ведущих научных журналов не публикуют большинство статей, которые им присылают исследователи со всего мира. И что же, автор отклоненной статьи вопит про научную инквизицию? Нет, он спокойно работает дальше, чтобы учесть замечания и подготовить новый, более удачный вариант, который, быть может, будет принят к публикации. А научная мысль продолжает двигаться вперед.
Идеален ли этот механизм оценки научных результатов? Дает ли стопроцентную защиту от ошибок? Разумеется, нет. Нет ничего совершенного в этом мире. Если у вас есть идея получше, сообщите мне, пожалуйста.
И вот что я скажу вам. Независимая экспертиза – это то, чего лжеученые боятся как огня. Страх критики – вот скрытый мотив, движущий теми, кто задает вопрос о судьях. Поэтому и публикуются они не в научных журналах, а в таблоидах. Поэтому и выступают они на телешоу, но избегают научных конференций, где судить их будут не за красноречие, а по принципам науки.
4. «Существуют разные точки зрения, и все они достойны уважения!»
Можно еще добавить: «и каждый прав по-своему». Это кажущееся очевидным утверждение еще не раз всплывет в книге. В бытовой парадигме участники научной дискуссии ничем не отличаются от пререкающихся мужа и жены. Муж хочет смотреть футбол, а жене милее сериал. «О вкусах не спорят! – подводит итог мудрый психолог. – Купите второй телевизор и разойдитесь по разным комнатам, не забывая при этом уделять друг другу достаточно внимания».