Ученик Джедая 16: Зов мести - Страница 19

— Нет, Куай-Гон. " Голос, казалось, звучал издалека, и в то же время как будто совсем рядом. Это смутило его.

Он повернулся и встретился взглядом с Оби-Ваном. Ему показалось, будто он смотрит на него откуда-то издалека. Его охватило замешательство.

И тут словно бы разошлись облака, пропуская ясность света. Он увидел так много в одно мгновение. В твёрдом взгляде его падавана он увидел вдруг и опасение и сострадание.

Он больше не был где-то далеко. Расстояние словно сжалось, и он был опять в той же самой комнате. И рядом был Оби-Ван.

И только сейчас, словно вернувшись, Куай-Гон увидел, как далеко он ушёл. Тёмная сторона только что бушевала в его крови. Он знал это, он поощрял это. Мгновение поколебавшись, он деактивировал свой меч и повесил обратно на пояс.

Он был совсем близок к убийству ради мести. Только он сам знал, насколько близок. Он никогда не забудет это. Он никогда не позволит себе забыть.

Балог в облегчении закрыл глаза. Оби-Ван стоял над ним, доставая комлинк, когда в комнату вбежали Мэйс и Бэнт.

Четыре джедая стояли на приземляющейся платформе высоко над столицей Нового Эпсолона. Куай-Гон смотрел вниз на величественные серые здания, изгибы улиц и широкие бульвары. Отсюда, с этой высоты, было легко различить, где начинался большой сектор Цивилизованных, и где заканчивался, переходя в предместья, где жили Рабочие.

Манекс предоставил им самый лучший консульский корабль на Новом Эпсолоне, и откомандировал к ним своего личного пилота. Тело Талы было помещено на борту в небольшом отсеке, благоухающем от множества здешних цветов. Джедаи сопровождали её на её последнем пути в Храм.

Они оставляли здесь правительство, все ещё раздираемое противоречиями. Элани, Эрита и Балог были арестованы. Арест близнецов вызвал немалый протест. И Рабочие, и многие из Цивилизованных не могли поверить в их продажность. Только не дочери Эвана… Ирини находилась в медцентре, и против неё были выдвинуты обвинения. Движение Рабочих разом потеряло и Ирини, и Ленца. Теперь им предстояла нелёгкая задача — найти новых лидеров.

Открылись двери турболифта, и вошёл Манекс. Он был одет в роскошные одежды своего любимого зелёного цвета. Он шагнул вперёд и поклонился джедаям.

— Люди Нового Эпсолона многим обязаны вам, — сказал он.

— На Новом Эпсолоне всё ещё неспокойно, — сказал Мэйс, — Но правительство будет придерживаться политики честности.

Манекс кивнул:

— Выборы состоятся на следующей неделе. В них примут участие и другие сенаторы. Я знаю, что движение Абсолютистов подорвано, но не исчезло окончательно. У нас все ещё хватает врагов. Без сомнения, это будет нелёгким временем — пока Комитет Правосудия будет работать со списком информаторов Абсолюта. Но я принял на себя обязательства перед моим миром. Если меня изберут, я продолжу дело, начатое Эваном и Роаном.

— Если мы снова понадобимся вам, мы прибудем, — сказал ему Мэйс.

Куай-Гон отвернулся. «Только не я», — подумал он. Он никогда не возвратился бы снова на Новый Эпсолон.

— Мы благодарим вас за этот корабль, — сказал Манексу Мэйс, — И за всё, что вы сделали.

Карие глаза Манекса были полны печали.

— Никто не сможет восполнить то, что вы потеряли здесь. Я могу только обещать вам своё полное содействие — всю мою оставшуюся жизнь, в любой момент, когда вы будете нуждаться в этом.

Манекс отдал приказ пилоту спустить трап и, поклонившись, удалился.

Куай-Гон стоял невдалеке от остальных. Он увидел, как к Оби-Вану подошла Бэнт.

— Куай-Гон в порядке? — тихо спросила она обеспокоенным тоном — Я не знаю, — ответил его падаван, — Но он будет в порядке.

Буду ли я? — неожиданно словно о ком-то постороннем подумал Куай-Гон.

Оби-Ван взглянул на Бэнт:

— А мы все?

Куай-Гон почувствовал, что, если что и могло затронуть сейчас его сердце, так это тепло в глазах Бэнт, взглянувшей на Оби-Вана. Он вдруг вспомнил себя и Талу — тогда, неимоверно давно.

— Конечно, — ответила Бэнт Оби-Вану.

Он тоже должен был сказать кое-что Оби-Вану. Он отозвал его в сторону.

— Я должен поблагодарить тебя, — сказал он ему, — Когда я стоял над Балогом с ненавистью в сердце, ты спас меня от беды. Звук моего имени вернул меня к самому себе.

Оби-Ван взглянул с удивлением:

— Но я ничего не говорил.

Сердце Куай-Гона едва не выскочило из груди. Это была Тала… Конечно же, это была Тала. Голос был так близко, и в то же время словно из невероятной дали. Это был её голос, мягкий и тёплый, каким он редко его слышал. Каким она обращалась только к нему.

Теперь он понял. Она все ещё была с ним. Это знание должно было помочь ему, но вместо этого лишь вызвало новый взрыв боли. Ему было недостаточно её голоса. Он нуждался в её присутствии. В её тепле и дыхании, в возможности прикоснуться или просто обменяться только им понятными улыбками.

Оби-Ван, должно быть, понял что-то по его лицу. Желая поддержать, дотронулся до его руки. Но Куай-Гон не почувствовал. Он не хотел ничего чувствовать.

Он был благодарен Оби-Вану за его сочувствие. Благодарен Мэйсу и Бэнт за их молчаливое понимание.

И все же ему тяжело было быть с ними.

Куай-Гон развернулся и пошёл к трапу. Весь путь до Корусканта он будет рядом с Талой.

Он знал одно: Эту печаль нужно перенести. И знал, что это была не та тяжесть, что уменьшается со временем. Что боль будет возвращаться вновь и вновь. Она будет сжиматься, терять силу, но, когда он уже подумает, что она проходит, вернётся снова. И никаких навыков Джедая не хватит, чтобы справиться с ней…

И что это значит — быть джедаем и быть неспособным к принятию? подумалось Куай-Гону. Но это был вопрос для совсем другого времени.

Он, не оглянувшись, поднялся на борт. Он летел на Новый Эпсолон, думая о том, что возможна и другая жизнь. Жизнь, смотрящая в будущее с такой радостью, о существовании которой в галактике он даже не подозревал. А вернётся он к той же жизни, которую хорошо знал. К жизни — уединённому служению. Он не знал, куда ещё.

Он надеялся снова найти себя в своём деле, в своём долге. Но день, когда это опять станет реальностью, казался невозможно далёким. А сейчас он направлялся к маленькому отсеку, где лежала Тала — для последнего, долгого прощания.