Ученица ведьмы (СИ) - Страница 15

Как, по каким признакам дикая поняла, что любимый ей изменил… никто точно не знал, зато рассказывали все. И про вспыхнувший ночью дом, и про жуткие крики, доносящиеся из него. Бросились, конечно, смельчаки и родня тушить… да не так-то прост был тот огонь. Лишь через пару дней пепелище остыло настолько, что можно стало ходить в подбитых подковками сапогах, не рискуя обжечь ноги. А всего-то и нашла похоронная команда несколько еще теплых лужиц металла, в которых сельский кузнец после долгих раздумий и колебаний всё же признал останки чугунков да сковородок.

Что-то звонко защелкало над плечом, рывком выхватывая меня из раздумий о диких ведьмах. Еще надеясь, что ошибаюсь, ну не могут же они так поступить… ведь должны были вначале спросить… или хотя бы предупредить… осторожно перевожу взгляд на плечо и понимаю, минуту назад сбылись самые страшные сны. Моя гордость… мои волосы, длинные и густые… единственное, что я никогда никому не доверяла… потому что мама часто повторяла, заплетая по утрам мою косу:

– Катюха, бог троим нёс… да по ошибке тебе одной выдал. Береги, не верь никому, что ты без косы будешь лучше, короткие и густые волосы – это стихийное бедствие.

А эти… предательницы… диверсантки… одним движением ножниц вмиг сделали ту гнусность, которая так и не удалась всем моим интернатским врагам.

– Кэт… не злись… – как попугай уже десятый раз монотонно повторяет Малина, и до меня начинает понемногу доходить, почему ведьмы стоят вокруг, выставив перед собой ладони.

– За что? – неужели это я так рычу?

Разве же, не поняла бы… не согласились, если бы ко мне подошли по-хорошему? Почему обязательно нужно было обращаться как с капризной дурочкой, вначале поставить перед фактом, а потом утешать? Я же добровольно согласилась помочь, ни минуты не спорила… выполняла все указания… бьется в груди жгучая обида.

– Прости, девочка… мы не знали… что ты так к этому отнесешься… это всего на одну ночь. Завтра с утра сама тебе отращу, какой хочешь длины… честное ведьминское… – виновато тараторит Береза, – а это сейчас при тебе сожгу… никому и волосинки не достанется.

Она и вправду собирает обрезанные пряди и сжигает на огромном валуне, а потом развеивает пахнущий паленой курицей пепел сильным порывом ветра. Не знаю… этот простенький ритуал отвлек меня, или так сработали ведьминские заклятья, но тяжелый ком, перекрывший горло, потихоньку отодвинулся и я смогла со всхлипом вздохнуть.

– Так нужно… мы думали, достаточно одного имени и одежды… а она не поверила… сама же видела. Придется полностью менять тебе внешность… только на одну ночь… как только возьмешь её за руку, мы пособим… перехватим, главное, чтобы она с дикими не улетела, – виновато объясняет Малина, что-то делая с моей прической, но до меня её слова доходят как сквозь туман.

А ведьмы тем временем дружно натянули на меня потертые брюки, сапожки, отстиранную до белизны рубашку, которой я мыла полы и широкий пояс с подвешенными к нему малопонятными вещицами, про которые я могла только предполагать, что вот это ножны, это, по-моему, пенал… вроде как со стрелами… а это кошелек… или кисет… неясно. На перекинутый через плечо ремень повесили небольшой лук. Смотреть в зеркало не разрешили, должна я, по мнению ведьм, ощущать себя естественно, не задумываясь о том, как выгляжу.

Я только хихикнула истерически, это насколько нужно быть равнодушным к собственной внешности, чтобы после принудительной стрижки и переодевания в неизвестного мальчика не задумываться о том, как выглядишь? Да у меня больше ни о чем другом голова даже думать не может, не то, чтобы забыть!

Сегодня мы летим на шабаш с молодой красивой ведьмой, по имени Вишня, в ее удобном и просторном, долбленом из цельного ствола корыте. Я сижу впереди, крепко вцепившись руками в борта, а смелая Вишня стоит сзади как гондольер, и ее длинная юбка развевается ведьминским флагом.

На горе уже полыхает колдовской костер, и толпа незнакомых ведьм раскладывает в сторонке на чистых скатертях праздничное угощение. Сегодня сюда долетели ведьмы из самых дальних уголков этого мира, тихонько шепчет мне на ухо Малина. И добавляет с гордостью, что некоторые из них добирались не одну неделю. Но, несмотря на пополненную энергию, лететь назад им почти столько же, потому и отводят на танцы всего несколько часов. Рассвет они встретят снова в полете.

Выбираясь из корыта, ловлю пару изумленных взглядов, но уже через несколько минут никто не обращает абсолютно никакого внимания на мою необычную одежду и прическу. А вскоре я и сама забыла… что не похожа на принаряженных в новые юбки ведьм, летящих по кругу с распущенными разномастными гривами. И неслась в танце вместе с ними и явно ощущала, как все пышнее расцветает в груди горячий, радостный, диковинный цветок.

– Кэт… подлетают!

И как у этой Березы хватает силы воли не забыть в вихре упоительного танца про каких-то диких ведьм, с досадой дернув плечом, фыркнула я. И в тот же миг крепкие руки выхватили меня из хоровода, а он, как в старой песне, что иногда напевает тетка, помчался дальше, не заметив потери.

– Ты же тоже сирота… – настойчиво шепчет Береза, не дождавшись, пока я до дна допью кружку прохладного и кисленького… не пойми чего, – представь… что это твоя мать… оказывается, она жива… но почему-то не хочет тебя узнавать… может нужно просто позвать погромче?

Льется над Лысой горой тоскливая, с больным надрывом, мелодия, неспешно плывут в погрустневшем хороводе разом притихшие ведьмы, пухнет в моей голове мягкий туман, а перед глазами слегка качается желтая Селия…

Все вокруг становится легковесным, несущественным и бессмысленным, и только слова, еще шуршащие в ушах, кажутся мне именно теми, правильными, важными… единственными нужными сейчас.

А на краю площадки безрадостно и отстраненно кружат, не касаясь ногами скалы, дикие ведьмы, и среди них та… в голубом платье. Я упорно бреду к ней, не замечая происходящего вокруг… страстно желая только одного, заглянуть в лицо, увидеть глаза… дотронуться до рук…

Но когда мне остается всего несколько шагов, ведьма внезапно на миг оглядывается, и тут же делает чуть замедленный, размашистый прыжок в сторону и вверх, чтобы сорваться в звездную вышину.

Вот только мне хватило этого краткого мига… чтобы разглядеть, узнать, поверить…

Горестный крик сорвался с моих губ, разрывая болью и отчаяньем сердце, прося, умоляя, требуя… вернись!

– Мама!

Она замерла, повисла над землей… медленно, неверяще, обернулась… сделала почти незаметное движенье навстречу.

А я уже в безумной надежде преодолела те несколько шагов, что нас разделяли, и попыталась вцепиться в призрачную руку, впиться взглядом в глаза, за которыми сияли далекие звезды.

Ведьмы, подступившие к фее следом за мной, дружно подняли ладони… но ничего не успели.

Сверкнули во мраке устремленных на меня глаз алые искры, презрительно искривились полупрозрачные губы, и дикая ведьма одним молниеносным взмахом руки легко отшвырнула от себя заговорщиц.

Вместе со мной.

Ничего я не поняла… и не испугалась, даже не вскрикнула, почувствовав сквозь объявший меня мягкий густой туман, что падаю в бездонную темноту, сметенная с Лысой горы мощным броском.

Чувств не было. Никаких. На боли, ни любопытства, ни страха. И даже понятия о том, что они должны у меня быть, не существовало в этой галактике. Да и мысли текли как-то вяло… проплывая мимо, словно последние тающие льдины в весенний разлив. Желание пошевелиться тоже не появлялось, тем более открывать глаза или рот. Чтобы спросить… да нет, ничего мне не хочется спрашивать… да и незачем.

Чьи-то руки бережно приподняли мою голову и начали осторожно вливать в рот терпкий и сладкий напиток, похожий на компот. О, надо же, какие слова я, оказывается, еще помню, вяло шевельнулась мысль, и тоже проплыла мимо. Глотать компот тоже не хотелось, но тот, кто его в меня вливал, видимо был об этом прекрасно осведомлен, так как лил такими маленькими порциями, что никаких глотательных движений мне делать и не приходилось.