Ученица Калиостро - Страница 8

Попав в богатый город и вздумав стать в нем людьми уважаемыми, Морозовы решили сгоряча, что для начала неплохо бы попасть в Большую гильдию. Теоретически русский купец мог там оказаться, а практически — все немцы Риги, не сговариваясь, принимались чинить ему препятствия. С Морозовыми было проще всего, поскольку они не могли доказать своего свободного происхождения. Скорее всего, их дед был-таки беглым крепостным, имевшим недюжинный талант к экономике. Но таланты к документам-то не подошьешь.

Морозов-старший уперся, нанял каких-то подьячих и желал добраться с жалобой на рижский магистрат до самого государя. Но умные люди предупреждали: не стоит. Четыре года назад уже была основательная стычка между лифляндским губернским правлением и магистратом. Правление предписало принять в рижское купечество вчерашнего крестьянина Борисоглебского уезда Федора Галактионова с сыновьями Николаем и Евграфом. А правительствующий сенат эту затею отменил особым указом, в котором лифляндскому губернскому правлению не разрешалось давать магистрату предписания, ограничивающие его права. Поскольку покойная государыня Екатерина сильно прижала рижский магистрат, ее упрямый отпрыск поступил наоборот: вернул ему прежние права, которые уже давно шли во вред растущему городу.

Как бы там ни было, Морозовым был по карману немалый штат прислуги. И Маврушку, оставшуюся без места, по чьей-то протекции приняли в хороший дом, где кормили до отвала.

Все это Маликульмульк выяснил, слоняясь по Романовне, в течение часа. Потом Фортуна, решив довершить благодеяния, выслала Маврушку на улицу — купить у разносчика две катушки ниток. Маликульмульку указали на нее, тут-то она и попалась!

На сей раз философ избрал иную роль — благородного отца из французской комедии. По возрасту вроде не полагалось, но человек, достоверно сыгравший страдающую Дидону, с ролью пятидесятилетнего мужчины справится без затруднений, благо и комплекция соответствует.

— Я хотел помочь бедным моим Дивовым, а попросту говоря — дать им денег в память давнего нашего знакомства и приязни, — сказал Маликульмульк Маврушке. — Но Петр Михайлыч едва не спустил меня с лестницы. Если ты, голубушка, сыщешь способ доставить им деньги так, чтобы обошлось без крика, то я уж отблагодарю.

— Это дело непростое, — отвечала горничная.

— А помочь бывшей своей госпоже хочешь?

— Хочу.

— Так придумай что-нибудь.

— А много ли денег ваша милость хочет ей передать? — спросила хитрая Маврушка, показывая, что маску благородного отца она с незнакомца сорвала и обнажила другую маску, старого сладострастника, желающего купить благосклонность попавшей в беду дамы.

Маликульмульк не возражал.

— Сколько удастся раздобыть, — кратко ответил он.

— А ваша милость, сдается, из чиновных?

— Сдается, да. Да только я не из своего жалованья Дивовым помогу, а из иных денег.

— Из каких же?

— Из тех, что выиграю.

— Ваша милость играет?

— Да кто ж теперь не играет? Ты мне подскажи, голубушка, где искать тех господ, что обыграли твоего барина, а прочее предоставь мне.

— Откуда ж мне знать?

— Знаешь, — уверенно сказал Маликульмульк. — При тебе барыня с барином ссорились, при тебе Михайла Петрович о своей игроцкой компании говорил.

— Это надобно Никишку спрашивать. Он за Михайлой Петровичем ходил.

— И где его искать?

— Не знаю. Право, не знаю. Как Михайла Петрович пропал, так и он, бес, сгинул! — сердито произнесла Маврушка.

— Тоже к другим хозяевам нанялся?

— В бега подался. Все ж знают, что он крепостной. Кто бы его без господского согласия взял!

— А ты, значит, вольная?

— Вольная. Старая барыня, помирая, меня отпустила.

— Вовек не поверю, будто ты не знаешь, куда подевался Никишка. Вы в одном доме жили, оба люди молодые, непременно о чем-то этаком сговорились, — сказал Маликульмульк, вовремя вспомнив, что во всякой хорошей комедии, начиная с Молиера, должен быть дуэт лукавых и кокетливых слуг.

— А о чем мне, вольной, с крепостным сговариваться? — высокомерно спросила Маврушка.

Маликульмульк поглядел на нее с любопытством. Не первой молодости, не замужем, а нос задирает не хуже бывшей своей барыни. Однако в голосе была обида…

Похоже, бросил. Он, крепостной, бросил ее, вольную, сбежал и от нее, и от господ.

— Явочную в полицию снесли? — полюбопытствовал Маликульмульк.

Ибо нынешние волшебники на одно волшебство не полагаются, как случится шкода — не читают заклинания, а бегут в полицию.

— Снесли, поди…

— Я за этим делом сам присмотрю. Негоже, чтобы собственность моих приятелей неведомо где болталась. Вышколенного лакея можно хорошо продать. Хоть с булочником и зеленщиком расплатиться, — сказал Маликульмульк.

Когда Сергей Федорович додумался сделать из Косолапого Жанно начальника своей канцелярии, Варвара Васильевна сама присмотрела, чтобы новоявленный чиновник заказал себе достойный гардероб. Пока он еще не успел изгваздать новую верхнюю одежду и на улице гляделся достойным своего звания. А Маликульмульк еще умел сделать вид, будто сам рижский полицмейстер с утра сидит у него в прихожей с донесениями.

Маврушка улыбнулась. Маликульмульк и на театре не раз видывал эту хищную улыбочку, которая одна заменяла собой целую оду о возмездии. Значит, он верно догадался, и эта женщина будет ему помогать.

— А не могло ли быть так, что Никишка сгинул вместе со своим барином?

— Он потом пропал…

— А вместе с ним что пропало?

Улыбка сделалась шире, праздничнее. Вот теперь эта ведьма огласит такой список, что московская Оружейная палата вместе с государевым Эрмитажем ощутят себя нищими на церковной паперти.

— Ох, немало, батюшка мой…

— А не уволок ли он это добро по приказу своего барина?

Маврушка задумалась.

— Так ты, голубушка, припомни-ка мне всех знакомцев Михайлы Петровича, — строго сказал Маликульмульк. — А я, благодетельствуя этому бедному семейству, постараюсь отыскать Никишку и достойно его вознаградить за бегство. Ты меня поняла?

— Как не понять!

И тут раздался звонкий голос Екатерины Николаевны, зовущей Ивана Андреевича в карету.

Как и полагается, княжеский экипаж нес на дверцах герб — щит, обрамленный не чем-нибудь, а горностаевой мантией. Даже самая безграмотная девка должна была понимать, что сие означает. Опять же княжеская корона, венчающая щит. А все прочее добро — всадника, позаимствованного с литовского герба, стул с подсвечником и охраняющими его медведями, а также крест с двуглавым орлом — впопыхах никто разглядывать не станет.

— Я сыщу тебя дня через два, через три, — пообещал Маликульмульк и, не прощаясь, полез в экипаж.

Первые шаги в розыске игроцкой компании были сделаны. Он был уверен, что Маврушка не упустит возможности подгадить неведомому Никишке.

Обед у Голицыных был сытный — подавали щи, кулебяку, сига с яйцами и любимую Косолапым Жанно отварную стерлядь. Князю нравилось баловать своего «братца», но он не всегда мог уследить за дамами — в прошлом году на Масленицу они вдруг принялись потчевать обжору блинами, споря, сколько он может съесть в один присест. Кроме блинов простых, блинов скороспелых, блинов царских, блинов с припеками и подпеками подавались блины полугречневые — пышные, толстые, каждый с большую тарелку. И съел их Косолапый Жанно, поливая топленым маслом и сметаной, тридцать штук. Может, осилил бы и больше, но возмутилась княгиня.

Получив обещанную тарелку копченой рыбы, уже разнятой на филейки и почти лишенной костей, Маликульмульк углубился не столько в поедание местного деликатеса, сколько в свои размышления.

Погоня за Маврушкой разгорячила его. Он привык время от времени проваливаться в огненную пучину азарта; так было, когда он пятнадцатилетним написал целую комическую оперу «Кофейница» с корявейшими стихами — гонялся за рифмами и бешено мечтал о триумфе. Так было и с «Почтой духов», которую он выпускал в одиночку — сам писал все статьи, сам держал корректуру, сам живмя жил в типографии. Ничего не было, кроме этих писем от гномов, сильфов и ондинов — отчего в одну прекрасную ночь Маликульмульк ощутил присутствие в комнате любимца своего, Буристона, этакое деликатное покашливание над плечом, и понял, что нужно отложить перо и хотя бы сутки отдохнуть.