Ублюдки и стрелочники (ЛП) - Страница 52

Я не хотела смотреть на него — не могла. Поэтому вместо этого я смотрела на колышущиеся травинки, пытаясь сориентироваться. Еще десять минут не повредят. Десять минут в поисках ответов, прежде чем я пойму, какого черта мы с матерью собираемся делать.

— Я самый худший вид лицемера, — признался он.

Мне не пришлось вытягивать из него это признание. Джек с готовностью согласился, словно это была чума на его душе, которую нужно было вытереть с жаром.

— Я оказал тебе и твоей матери плохую услугу. Я сидел там, притворяясь, что это мой сын нуждается в защите от твоей матери, тогда как на самом деле все было наоборот.

— Он выбил из нее все дерьмо, Джек. Как ты можешь просто сидеть здесь, зная, на что он способен, и все еще поддерживать его?

— Полагаю, по той же причине, по которой ты все еще любишь женщину, которая солгала о своей беременности, чтобы она могла выйти замуж за члена моей семьи из-за денег.

Я прыснула.

— Это не то же самое.

— Нет. Полагаю, что нет. И все же мы здесь. Застряли, — Джек поднял свой бокал и сделал глоток. — Я научился расставлять приоритеты у своего отца. В тот день, когда я начал работать на него, он сказал мне, что у каждого процветающего бизнеса есть миллион проблем. Ключ к успеху — найти самую большую из них и сосредоточиться на ней. И если она не поддается исправлению, переходить к следующей.

— Так вот как ты относишься к своей семье, Джек? Ты относишься к своим детям как к проблемам, которые ты не можешь решить?

Джек улыбнулся.

— Ты умная женщина, Вера. Я понимаю, почему Хамильтон так зациклен на тебе.

Я прикусила язык.

— Теперь я немного мудрее. Мы с Никки поняли, что с Джозефом что-то не так, когда ему было три года. Он ломал все игрушки, которые мы ему давали. Его привлекали опасные вещи. Огонь. Иголки. Электрические розетки. Никки винила себя. Наверное, проблемы Джозефа запустили ее спираль. Мы ходили к психотерапевтам, но он перехитрил их. Джозеф научился казаться нормальным. Он имитировал сочувствие, носил доброту как маску. Я игнорировал более глубокую проблему, потому что так было проще.

— Никки тогда стала моей большой проблемой. Я ловил ее на том, что она смотрит на Джозефа, сжав кулаки. Она боялась его. Я не мог понять, почему она просто не отпустит его. Мы с женой отдалились друг от друга. И к тому времени, когда я рассказал Никки о своей интрижке и Хамильтоне, я полностью потерял ее. Ни терапия, ни антидепрессанты, ни помощь не могли ее спасти. Поэтому я относился к ней так же, как к своему бизнесу. Я сосредоточился на другой проблеме.

Я сглотнула и повернулась, чтобы посмотреть на Джека. Услышав его версию событий, я почувствовала ясность в рассказе, которой так жаждала.

— Если не можешь исправить ситуацию, живи дальше, — повторила я его слова.

— Хамильтон был как пластырь. Он мне не поверит, но Никки любила его. На самом деле, она, наверное, любила его больше, чем Джозефа. Никки злилась на меня, но она любила Хамильтона. Он был вторым шансом. Он вдохнул в нее новую жизнь. Она приняла его как родного. Единственным нашим правилом было то, что он никогда не должен знать о своей биологической матери. Это было достаточно простое соглашение. Я был счастлив забыть об интрижке на одну ночь. Мы договорились. Закрытое дело. Соглашение о неразглашении. Я заплатил много денег, чтобы Никки имела полные родительские права. У нее все еще были моменты слабости, но я верил, что мы снова станем семьей. Хамильтон пребывает в нелепом убеждении, что между нами троими все было идеально до его появления. Он не понимает, что спас нашу семью.

— Джозеф, наверное, ревновал, — прошептала я.

— Невероятно. В Джозефе столько злости. Это он слил в прессу правду о биологической матери Хамильтона, — ответил Джек. — После этого Никки уже никогда не была прежней. Она психанула. Иногда…

Джек остановился, чтобы поправить воротник.

— Иногда я думаю, не положил ли он наркотики куда-нибудь, где Никки могла бы их найти. Я знал, что они принадлежали ему. Она и раньше баловалась временным облегчением, но препараты в ее организме были любимым средством Джозефа.

Меня пугала мысль, что моя мать была замужем за человеком, способным на такое зло.

— Почему Хамильтон винит тебя?

— Потому что я убираю за Джозефом. Каждый. Раз. Сначала я делал это ради своего наследия. Как я могу построить империю, если я даже не могу управлять своей собственной семьей? Потом это стало просто привычкой. Второй натурой. Инстинктом. Я бы рассказал тебе обо всем, что скрывал, но боюсь, ты возненавидишь меня еще больше, чем уже ненавидишь. Я не знаю, как быть отцом. Я знаю, как решать проблемы. Я знаю, как подкупать, лгать и красть. Я отослал Хамильтона прочь, и теперь я старик, у которого вошло в привычку спасать сына, который не заслуживает спасения, и причинять боль сыну, которого я должен был защитить. Все это время я балансирую между состоянием и наследием, что только делает Джозефа более могущественным. Я отчасти подумываю о том, чтобы отрезать его, просто чтобы спасти от него остальной мир.

— Почему ты мне это рассказываешь? — спросила я.

Джек сделал еще глоток, а затем швырнул стакан во двор. Он разлетелся вдребезги при ударе, но звук удара был поглощен грязью и травой.

— Я хочу наладить отношения с сыном, Вера. Ты достучалась до Хамильтона так, как я никогда не мог. Я видел, как он успокоился, когда ты разговаривала с ним вчера вечером в ресторане. Мне плевать на газеты. Меня не волнуют переизбрание. Я выхожу из гонки. Я хочу исправить свою семью, пока не стало слишком поздно. Прошлая ночь была тревожным звонком. Я не могу продолжать замалчивать ошибки Джозефа.

Джек сделал паузу, чтобы прочистить горло.

— Хамильтон винит меня в смерти Никки. Он считает, что я должен был сделать больше. Я должен был лучше вести себя с Джозефом. Я не должен был изменять. Я любил свою жену, Вера. И если бы Никки видела, какой бардак я устроил в этой семье, ей было бы стыдно.

— Я предполагаю, что есть причина, по которой ты мне все это рассказываешь.

— Я могу привезти твою мать сюда. Я могу дать твоей маме пространство и время вдали от Джозефа и держать ее в безопасности. Он не причинит ей вреда, если она будет здесь. У Джозефа нет настоящих чувств. Он действует по шаблону. Джозеф думал, что она беременна, и думал, что должен быть семейным человеком. Но он не может долго поддерживать эту шараду. Если она здесь, он волен делать все, что захочет. Джозеф согласится, особенно если я предложу. Я дам ей здесь работу. Такую, где она сможет честно зарабатывать деньги. Дам ей возможность обрести ясную голову.

— Ты делаешь это для нее или для Джозефа? — спросила я.

— Для обоих. Как только у него кто-то появляется, он ковыряется в нем, как в струпьях. Хамильтон, вероятно, знает эту печальную истину лучше, чем кто-либо другой. Это всегда самые близкие ему люди.

И снова мое сердце обливается кровью при мысли о том, что Джозеф издевается над Хамильтоном.

— Я полагаю, ты хочешь что-то взамен? — спросила я. Джек был политиком насквозь.

Мой дедушка вздохнул.

— Я хочу, чтобы ты помогла мне наладить отношения с Хамильтоном. Я дам тебе все, что ты только пожелаешь. Колледж. Безопасность твоей матери. Твоя квартира будет оплачена. Когда ты окончишь колледж, я позабочусь о том, чтобы у тебя была любая работа, какую ты захочешь. Я буду держать Джозефа подальше. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить тебе хорошую жизнь. Все, о чем я прошу, это чтобы ты помогла мне наладить отношения с моим сыном, Вера. Я знаю, что ты на это способна.

— Я не могу, Джек, — выдавила я. Я даже не осознавала, что слезы текут по моему лицу. — Он предал меня. Хамильтон использовал меня, чтобы причинить тебе боль.

— Он должен заботиться о тебе, Вера.

— Он не хочет, — всхлипнула я.

— Как только Джозеф сказал мне, что Хамильтон положил на тебя глаз, я понял, что это все уловка. Это не первый раз, когда мой сын набрасывается на меня. Но вчера вечером я заметил изменения. Я знаю своего сына. Хамильтон любит отчаянно, и Вера, он любит тебя. Я вижу это ясно, как божий день.