Ублюдки и стрелочники (ЛП) - Страница 47

Мы подъехали к дому Хамильтона, но никто из нас не вышел из машины.

— Итак, это было…

— Интенсивно? — предложил Хамильтон. — Весь день был очень напряженным. — Он ущипнул себя за переносицу и что-то пробормотал себе под нос. — Мне жаль, что наша ночь была испорчена.

— Она не была испорчена. Когда-нибудь я хотела бы там поесть. Может быть, мы сможем пойти в более спокойный день? — предложила я. — Мы можем пойти в обычный вторник днем. Исцеление не обязательно должно происходить в знаменательные моменты, годовщины и решения. Это маленькие шаги, понимаешь?

— Я никогда туда не вернусь. Джек разрушил его для меня, — прошептал Хамильтон.

Я раздумывала, как ответить, и решила рискнуть.

— Может быть, вам с Джеком стоит…

— Не смей говорить мне, что я должен лобызаться и мириться с Джеком, — перебил Хамильтон. — Ты ничего не знаешь о наших отношениях. Он не заслуживает моего прощения. Он ничего не заслуживает. Ты не знаешь всего, что он сделал.

— Потому что ты не хочешь мне сказать! — мой тон был возмущенным. — Я не давлю на тебя, но, может быть, все будет проще, если ты просто поговоришь с ним? Получишь какое-то завершение? Это нездорово — жить такой жизнью, Хамильтон. Я глубоко переживаю за тебя. Я ненавижу, что ты проходишь через это каждый год. Я просто думаю, что если ты поговоришь с ним, это может помочь.

Я не могла поверить, что почти призналась, что люблю его. Не слишком ли рано для этого? Не слишком ли много нам еще предстоит узнать друг о друге?

— О, как ты разговариваешь со своей мамой? — ответил Хамильтон. — Ты игнорируешь ее звонки всю неделю. Ты не рассказываешь ей о нас. Ты не называешь ее дерьмом за то, что она лгала о беременности и шантажировала тебя сотрудничеством. Ты слишком боишься разозлить ее. Чего ты так боишься, Вера?

У меня заслезились глаза.

— Слушай, у тебя был тяжелый день. Я понимаю…

— Не надо меня опекать.

— Мои отношения с матерью — это мое дело. Даже если я еще не говорила об этом с ней, я все еще здесь. Я все еще с тобой. Я все еще выбираю тебя.

— Ты выбрала грязную, тайную интрижку, которую ты бросишь, как только твоя мать придет к тебе в слезах. Я понимаю. Я понимаю это, наверное, больше, чем кто-либо другой. Ты чувствуешь, что должна быть лучшей из всех, кем ты можешь быть. Ты бесстыдно ломаешь спину ради нее, потому что чувствуешь себя обязанной компенсировать тот факт, что ты существуешь. Мы уже обсуждали это раньше. Я знаю, где я нахожусь, и я не могу сравниться с твоей собственной неуверенностью и чувством вины. Я даже не знаю, зачем я пытаюсь. Это такая ерунда.

Мое горло перехватило от эмоций. Казалось, что я не могу дышать.

— Это нечестно.

— Что нечестно, так это то, что ты говоришь мне, чтобы я исправил свои отношения с отцом, когда у тебя есть свои собственные проблемы. Я серьезно. Это полный пиздец, Вера. Когда ты поймешь, насколько это токсично? Ты больше не можешь жить в отрицании. Это жалко. Ты жалкая.

— Я прекращаю этот разговор, прежде чем кто-то из нас скажет что-то, что мы не сможем забрать назад.

Я открыла дверь и вышла из машины. Возможно, мне нужно было вернуться в свою квартиру на ночь и дать ему немного пространства. Может быть, встречаться с Хамильтоном было плохой идеей. Я знала, что эта его сторона скрывалась в тени его души, но теперь, когда я видела, как его демоны расцветают, это пугало меня.

— Вера? — мягкий, хныкающий голос позвал. — Вера, это ты?

Я прерывисто вздохнула и посмотрела в сторону входной двери Хамильтона, где стояла сгорбленная женщина, держась за живот. Мама. Под светом крыльца я увидела, что ее косметика потекла по лицу от слез, а блестящие волосы были собраны в беспорядочный пучок. Она сжимала огромную дизайнерскую сумку, наполненную одеждой, которая практически вываливалась из открытой сумки.

Я подошла ближе к ней, нервы заставили меня вздрогнуть.

— Мама? Что ты здесь делаешь?

Она выпрямила спину и смахнула слезы, текущие по лицу.

— Эй, детка, — хныкала она.

Чем ближе я подходила, тем больше ее вид шокировал меня. На ее челюсти образовался сине-черный синяк. На губе был порез, похожий на след от укуса. У нее был вырван клочок волос, и она крепко держалась за живот, как будто там тоже был синяк.

— Что с тобой случилось? — я дернулась, прежде чем сократить оставшееся расстояние между нами. Ей нужна была больница.

— Я немного оступилась, детка. Не о чем беспокоиться, — ее голос был хриплым.

Она выглядела слишком худой. Слишком сломленной. Я знала, что мама лжет. Я слышала это в ее тоне и видела, как она избегала моего взгляда.

Внезапно все стало предельно ясно.

— Это сделал Джозеф? — спросила я.

— Он просто немного зол на меня… Я надеялась, что смогу пожить у тебя пару дней, пока он успокоится. Я приехала на машине.

Мои глаза наполнились слезами.

— Мама, — прохрипела я. — Он избил тебя.

Я обняла ее, и она поморщилась Печальный тихий звук, сорвавшийся с ее губ, разорвал мое сердце на куски.

— Почему он так поступил? Я не понимаю.

— В последнее время Джозеф очень зол, детка. Моя фальшивая беременность сильно по нему ударила. У него стресс на работе, и он как будто только что проснулся, злой на весь мир. И еще… — мама выпрямила позвоночник от возмущения. — Он очень расстроен из-за тебя и Хамильтона. Ты не отвечала на мои звонки. Ты оставалась здесь? О чем ты думаешь? Это была твоя вина, Вера.

Я отстранилась от объятий и уставилась на нее.

— Что?

Она облизнула губы, отчего порез на них покраснел и пролилось несколько капель крови.

— Знаешь что. Я говорила тебе, что мы должны держаться вместе, Вера. Мы должны были быть осторожны. Твое маленькое рандеву с Хамильтоном было очень напряженным для Джозефа. Я просто знала, что это взорвется у меня перед носом. А теперь посмотри на меня, — она подняла руки вверх и со стоном беспомощно уронила их. — Это твоих рук дело.

— Я этого не делала, — прошептала я. — Это сделал Джозеф.

Мама плохо соображала. Она была сильно обижена и перекладывала вину на меня. Может, я и сыграла небольшую роль в разрушении ее «долго и счастливо», но главная роль была у нее. Человек имеет право на свой гнев, но он не имеет права заставлять других страдать из-за него. Это было похоже на некий прорыв. Впервые в жизни я не взяла на себя ответственность за несчастье и боль моей матери.

— Это сделала ты. Это сделал Хамильтон, — отрезала мама слабым тоном.

Я не очень много знала о жертвах насилия, но я знала, что она плохо соображает. Я не могла требовать от нее здравомыслия, когда она была так уязвима.

Я уже собиралась потребовать, чтобы мы вызвали полицию, когда Хамильтон начал подниматься по подъездной дорожке.

— О, смотрите, воссоединение семьи, — он смотрел на меня, не обращая внимания на хрупкое тело моей матери рядом со мной.

— Хамильтон…, — начала объяснять я, но он прервал меня.

— Она или я, Вера? — спросил он.

Вопрос застал меня врасплох. Серьезно? Он хотел, чтобы я выбрала? Сейчас?

— Я не выбираю, — огрызнулась я. — Это невероятно эгоистично с твоей стороны спрашивать.

Хамильтон усмехнулся и покачал головой, сердито бормоча что-то себе под нос.

— Ты такая же, как и все они. Зачем оттягивать неизбежное? Тебе нравится ходить в дорогую школу и жить в дорогой квартире. Я думал, что ты другая. Я думал, у нас могло бы что-то быть, но как только она появляется, ты забываешь обо мне. Как и Джек. Как и все остальные. Закрываешь глаза.

С меня было достаточно. От всех.

— Джозеф избил мою мать, Хамильтон, — мое резкое заявление заставило новую волну рыданий сорваться с губ моей матери. — Я не выбираю никого и ничего. Я забочусь о единственной семье, которая у меня сейчас есть. Перестань проецировать свои проблемы с Джеком на меня. Я не собираюсь стоять здесь и позволять тебе издеваться надо мной. Я отвезу ее в больницу и вернусь в свою квартиру, потому что я ей сейчас нужна.