Убить перевертыша - Страница 31

— Не может быть!

Горячее восклицание Мурзина не нашло отклика. Да он и сам понимал, что эмоции теперь — пустое дело. Нужна проверка, хороший анализ, жесткие, может быть, даже жестокие меры.

— Сделаем так, — сказал Кондратьев. — Сейчас ты выйдешь из машины и отправишься на вокзал своим ходом. Уезжай в свое Луговое, а мы тут пощупаем эту фирму.

— А я?

— А ты сиди, не высовывайся. За тобой, голубчик, следят. Вот и пусть думают, что никто ничего не предпринимает. Ты будешь отвлекать.

— И ничего не делать?

— Пока ничего. Чем спокойнее у тебя, тем нам легче. Понадобишься, дам знать. Вопросы есть? Вопросов нет, — подытожил он молчание Мурзина. — Тогда с Богом.

И Мурзин вышел в толчею улицы. До Павелецкого вокзала было недалеко, и он пошел пешком мимо сплошных иностранных вывесок, мимо тюремных решеток на дверях и окнах домов. Витрины больших и малых магазинов зазывали разноцветьем товаров. И скоро мысли его потекли совсем в другом направлении — что бы такое купить, чего нет в Луговом. Для соседки Валентины Ивановны, для друзей-приятелей, для своего крохотного, всегда пустующего бара.

Они выехали из Бремена только после полудня. Поколесив по переулкам меж высотных домов Остерхольца, выбрались на автобан и помчались, не думая ни о каких правилах движения. Ибо автобан — такая дорога, где нет ни перекрестков, ни пешеходов, ни постов ГАИ с их предупреждающими знаками, а то и светофорами.

Долго молчали. Наконец Сергей не выдержал, спросил то, что вертелось на языке:

— Почему Эмка замуж не выходит?

— А черт ее знает!

Виктор раздраженно тряхнул бородой.

— Что-то не ладится? — спросил Мурзин.

— Где?

— В жизни, где же еще! Ты не в себе как.

— Жизнь как жизнь, — подумав, ответил Виктор. — Только все чего-то не хватает.

— Это, брат, у всех, особенно у холостяков. Чего не женишься?

— А черт его знает!

— Ну, ты — человек тертый. А она чего? Жених-то у нее есть?

— Друг какой-нибудь, может, и есть.

— Что значит — друг? — насторожился Сергей.

— Здесь ведь как? Парень с девкой живут вместе, играют в семью… В порядке вещей.

— А если дети?

— Дети — дело матери.

— Оскотинивание?..

— Что?

Сергей не ответил. Не понравился ему этот новый порядок, очень не понравился. Известно, на чем держится дружба между мужчиной и женщиной. От такой дружбы недалеко до того, что называется, пойти по рукам… Такого с Эмкой не могло быть. С кем угодно, только не с ней…

А дорога стелилась поистине, как скатерть, — ни колдобинки, ни пятнышка. Еще в прошлый свой приезд Сергей обратил внимание на эту странность, спросил у кого-то: ремонтируются ли в Германии дороги? И услышал встречный вопрос: "А зачем?"

Стрелка спидометра не опускалась ниже цифры 100, а их то и дело обгоняли блестящие, отнюдь не запыленные машины. Справа и слева от автобана тянулись двойные сетчатые заборы, ни человек, ни собака не могли бы выскочить на дорогу. В населенных пунктах за обочинами вставали глухие бетонные стены. Это уже не только от собак, но и от шума машин. — Дорожники оберегали покой уравновешенных бюргеров.

— Послушай, Серега, — спросил Виктор. — Ты, пока ехал сюда, ничего дорогой не натворил?

— Нет, а что?

— Оглянись. Не нравится мне вон та серая. Тащится за нами от самого дома.

— Мало ли кто куда едет.

— Я еще утром ее приметил. А сейчас… по городу ведь колесили, пока выехали на автобан.

Сергей лихорадочно соображал: говорить или умолчать? Решил сказать половину.

— Помнишь Мурзина? Приезжал он ко мне, и я, кажется, вас знакомил.

— Кагэбэшник?

— Бывший. Так вот он просил заехать к одному другу в Ольденбург.

— То-то я думаю, чего тебя туда несет?.. Да, брат, если кагэбэшники замешаны — дело дрянь.

— Остановись. Может, эта серая проедет.

— Я уж притормаживал. Попробую оторваться.

За очередной деревней он, не включая мигалки, съехал с шоссе, поднырнул под какой-то мост, проскочил пару переулков, и они оказались на забитой машинами платной стоянке.

— Полчаса — не срок, отдохнем, перекусим. А то вернешься домой, будешь жене жаловаться: Виктор голодом морил.

— Ха! Только обрадуется. Скажет, так тебе и надо.

— Почему?

— Женщины — это такие злорадные существа. Особенно по отношению к тем, кто ближе и безответнее.

Виктор засмеялся. Он интересно смеялся: глаза совсем исчезали, а лицо из-за широкой бороды становилось еще шире.

— А ты спрашиваешь, почему не женюсь.

Из четырех столиков маленькой забегаловки, куда они вошли, был занят только один. Телевизор, висевший под потолком, транслировал конные состязания. Под телевизором на белой картонке — традиционное немецкое назидание: "Richtige Rechtung macht gute Freundschaft" — "Правильный расчет укрепляет дружбу".

Совсем юная девчушка принесла им пиво и сосиски.

— Ну так что там в Москве? — спросил Виктор.

— А чего ей? Стоит.

— Это ты с Эмкой так будешь разговаривать — без слов. А мне интересны подробности.

— Почему с Эмкой? — Он обрадовался такой прямоте и растерялся.

— Из-за меня ты, что ли, приехал? Так я и поверил.

— У меня — дело. Коммерческое. Погощу у тебя денек и поеду в Росток.

— Ладно, беру свои слова обратно.

Но Сергею не хотелось, чтобы слова об Эмке брались обратно, спросил:

— Она что, приедет?

— Вроде не собиралась.

— Ты сказал: "будешь разговаривать"…

— Мало ли, может, по телефону.

Сергей чуть не подавился. Надо же, до чего чокнулся: забыл о существовании телефонной связи.

— Давай номер.

Виктор вынул розовенькую визитку, щелчком перекинул ее через стол.

— Ну?

— Что «ну»?

— Рассказывай. Как там у нас?

— Я же тебе рассказывал. Еще утром.

— Ты что-то не то говорил.

— Не то?! А как насчет вашей немецкой газеты "Ди цайт"? Она писала буквально следующее: "Горбачев сумел полностью проиграть наследство Сталина, ни за что, ни про что спустил мировую державу, которую русские строили на протяжении веков".

Они говорили по-русски, и девчонка за стойкой зачарованно прислушивалась, положив голову на подставленные ладони.

— Ты не ори, тут тебе не Италия. И факты, цифры давай. Почему так получилось? Из-за чего? Где главный-то корень?

— Там, где ему и полагается быть, — в земле. Точнее, в недрах. Наши подземные богатства оцениваются в 30 триллионов долларов, американские только в восемь. А у всей Европы — полтриллиона. Грядет эпоха жесточайших драк за ресурсы. Да она, по сути, уже началась…

— Войн-то всегда хватало.

— Верно. Вся история — это, по сути, борьба империй за первенство на земле и на море. Вся, от Македонского до Гитлера, от Карла Великого до Чингисхана, от Римской империи до Советского Союза…

— Послушать тебя, так можно и Гитлера оправдать.

Сергей опешил. Не ожидал такого вывода. Задумчиво постучал вилкой по тарелке. Девчушка тотчас выскочила из-за стойки, подошла.

— Еще пива?

— Нет, нет, — затряс бородой Виктор. — Впрочем, ему принеси. Да похолоднее, пусть поостынет.

Пиво, которое принесла девушка, в самом деле оказалось ледяным, и Сергей закашлялся, глотнув его.

— А ведь ты опять недалек от истины, — отдышавшись, сказал он. — С точки зрения имперских монстров, Гитлер по-своему прав. Не прав он только в том, что к тому времени уже существовала империя совершенно другого типа.

— Конечно, это был Советский Союз, — съязвил Виктор.

— Да, СССР — нравственный правопреемник Российской империи и, как это ни покажется странным, наиболее последовательный сторонник великого учения Христа.

— Действительно странно.

— А ты сравнивал знаменитые в свое время заповеди советского человека, висевшие во всех клубах, с заповедями Христа? Очень полезно сравнить.

— Это что же — и Сталин прав?