Убить перевертыша - Страница 30

— Ой, какие ухаживания! Стара я для ухаживаний.

— Ты для меня всегда останешься той…

— Дурочкой, хочешь сказать?

Он опешил, не нашелся, что ответить.

— Я же знаю, вы меня между собой дурочкой называли.

— Это же любя!

— А я злилась.

— Постой, а откуда тебе это известно?

— А мне Мишенька все передавал, что вы обо мне говорили. Потому, может, я его и выбрала. Как самого доброго.

Кольнула запоздалая обида: это же не по-товарищески! Да что теперь-то…

— Не знали мы, а то бы отучили ябедничать.

— Где он может быть, а? — Она сморщила нос, и ее глаза повлажнели. Сашенька, милый, разузнай, а? Ты же все можешь, у тебя связи…

— Какие теперь связи… Ну, попробую, попробую, не реви.

— Я и не реву. — Она вдруг успокоилась. — А как ты-то? Еще не женился? Дай-ка я тебя покормлю. Устраивайся пока, сейчас что-нибудь приготовлю.

Маша убежала на кухню, а Мурзин принялся оглядываться, размышляя о том, что, не будь она женой друга, подзадержался бы тут. Истосковался ведь не только по домашней еде, а и по всему остальному, домашнему. В Луговом-то не больно разгуляешься. Пригласи кого хоть на час, сразу весь городок начинает о свадьбе говорить.

Квартира у Маковецких была большая. Двухкомнатная, но такая, что и четырехкомнатной не надо. Прихожая метров на пятнадцать, кухня не меньше. Спальня, правда, маленькая — только кровать под зеленым покрывалом да две тумбочки. Зато другая комната — прямо зал, хоть танцуй, — и книги тут, и письменный стол, и еще стол, огромный, гостевой, и диван, и шкафы разные.

Мурзин сел в кресло у письменного стола, принялся оглядываться. Все на своих местах, как в тот раз, когда он, полгода назад, был здесь. И с чего это Кондратьев решил, что можно узнать о том, где сейчас Маковецкий, побывав у него дома? Жену, конечно, следовало спросить. Но она ничего не знает, уехал, ничего не сказав. Такое, конечно, заставляло задуматься. Но это и все, можно уходить.

Но уходить Мурзину не хотелось. Расслабиться бы тут, поесть по-человечески, выпить, посидеть с Машей на диванчике. Никогда ведь не приходилось так-то вот, наедине.

Он выдвинул ящик стола, плотно набитый бумагами, газетами, журналами, — обычный хаос, как и у него дома.

В другом ящике сразу бросились в глаза темно-зеленые корочки охотничьего билета. Точно такие же, какие валяются у него в столе, там, в Луговом. Мурзин аккуратно положил билет на место и… отдернул руку: рядом лежала белая коробочка с широкой красной полосой и надписью "Патроны «Сигнал» красного огня". Он еще выдвинул ящик и увидел то, что ожидал и что боялся увидеть, — карманную ракетницу, точно такую, какую нашел возле того рокового места. В этом не было ничего удивительного: ракетницы свободно продаются в оружейных магазинах, и у каждого охотника хоть одна такая да есть. Все было естественно, а сердце замерло в нехорошем предчувствии.

"Ну вот, ракетница Маковецкого на месте, — с облегчением подумал Мурзин, рассматривая похожий на авторучку черный металлический стержень. Значит, та, которую нашел, не его?.."

Сдвинув белую блескучую пластинку держателя, Мурзин увидел номер Ю-02049.

Сердце снова замерло: номер на той ракетнице был соседний — Ю-02048. Что это значило? Только то, что в магазине эти две ракетницы лежали рядом, в одной коробке. И, стало быть, куплены они в одно время. Или вместе? Одним человеком?..

— Сашенька, ты там не скучаешь? — крикнула из кухни Маша.

— Не-ет!..

Он не узнал своего голоса. Сунул ракетницу в карман, помедлил минуту и пошел на кухню.

— А ведь мне надо уходить, — сказал, остановившись в дверях. Понимаешь, увидел тебя и про все позабыл.

Опыта ловеласа у Мурзина не было, но он знал: комплимент для женщины лучшее оправдание.

— Может, покушаешь? Уже все готово.

— Извини, в другой раз.

— Когда-а?!

— Скоро. Обещаю.

У него хватило терпения не сорваться сразу. Задержался в прихожей, помял в ладонях мягкую руку, поцеловал. И вышел. Побежал по лестнице, не дожидаясь лифта.

Кондратьев был сердит, но, взглянув на напряженное лицо Мурзина, ругаться не стал.

— Ну?..

Мурзин вынул ракетницу, рассказал о совпадении номеров. Кондратьев никак не отреагировал на это, даже не повернул головы, все с тем же угрюмым выражением на лице рассматривал что-то в глубине переулка, поделенного солнцем на две половины — черную и белую. Мурзину даже показалось, что он высматривает нечто важное. Но ничего, заслуживающего внимания, в переулке не было. Обычные картины московского быта: старуха с авоськой, полной бутылок, собранных по подъездам, длинноволосый обалдуй, тискающий очередную дуру в мини-юбке, торгаш, таскающий коробки из багажника легковушки в ларек, напоминающий клетку для бездомных собак…

— Надо ехать к следователю.

— Зачем? — почти не разжимая губ, коротко бросил Кондратьев.

— Доказательство… вины…

— Чьей? Твоей?

— Да вы что?!.

— Так тебе скажет следователь. Где доказательство, что эта игрушка принадлежит Маковецкому? Продаются они свободно, номера в охотничьих билетах не записываются.

Он повертел ракетницу в руках, отвинтил колпачок, в момент разобрал ее на части, снова собрал и сунул в карман.

— Не в этом дело. Черное не оценить белым и наоборот.

— Не понял.

— Безнравственное — это нравственность наоборот. А кое-кому все не терпится примерить шапочку благочинности на безнравственность, забывая о том, что там, где у нравственности голова, у ее антипода — задница.

Мурзин опять ничего не понял, но промолчал.

— Меня сейчас другое беспокоит. Ты говорил, что наш курьер перед отъездом учился немецкому языку в какой-то фирме. Зачем ему это понадобилось?

— Для разговорной практики.

— Что за фирма?

— "Полиглот". На Цветном бульваре.

— Пока ты любезничал с мадам Маковецкой, я тут кое-что почитал.

Перегнувшись, Кондратьев достал с заднего сидения газету, ткнул пальцем в крупный заголовок — "Компьютер заглядывает в душу".

— Как чувствовал, купил эту газету. Прочти. Я поеду, а ты читай.

"Компьютерные психотехнологии — это целый комплекс научных направлений, с помощью которых исследуется подсознание человека", — прочел Мурзин. Далее в статье говорилось о феномене 25-го кадра, о том, что вставленный в киноленту, движущуюся со скоростью 24 кадра в секунду, 25-й кадр совершенно не замечается зрителем, но накрепко оседает в подсознании. И о тихой речи, заглушаемой громкой музыкой, но тем не менее воспринимаемой мозгом. И об открывшихся новых колоссальных возможностях воздействия на психику человека, даже зомбирования.

"Особенность программы состоит в том, что она проникает в подсознание и считывает оттуда всю необходимую информацию. С помощью компьютерных программ можно получить доступ к информации, хранящейся в подсознательной сфере. Это, по существу, детектор истины. Компьютер быстро определяет у сидящего перед экраном дисплея человека, тот ли он, за кого себя выдает, каковы его настоящие имя и фамилия, родной язык, где и кем он работал прежде, участвовал ли в криминальных ситуациях, каковы его намерения, ближайшие и отдаленные…"

— Ничего себе! — ахнул Мурзин, опуская газету на колени.

Перед ним за лобовым стеклом мельтешили разноцветные машины, вспыхивали и гасли огни, но он ничего этого не видел. В голове билась одна мысль: Сергей Новиков, когда садился перед дисплеем, знал уже, куда и зачем поедет. Значит, что же, теперь об этом знает еще кто-то?

— Читай дальше, — коротко бросил Кондратьев.

А дальше было о том, что частные фирмы накинулись на перспективную новинку и используют ее в мистических, а то и криминальных целях.

— Было бы удивительно, если бы спецслужбы не использовали такую возможность залезать под черепную коробку своих подопечных, а может быть, и управлять ими.

— Ты думаешь, — помолчав, тихо спросил Мурзин, — что курьера надо подстраховать?

— Я думаю, что его надо спасать. Если за ним следят, это еще полбеды. Хуже, если в него заложили программу, отличную от нашего задания.