Убийство в Верховном суде - Страница 4

— Побольше всей моей квартиры.

— Что вы хотите! Хозяин — преуспевающий психиатр, — сказала Сюзанна.

— А разве бывают другие?

Вернулась горничная и повела их через просторный кабинет к следующей двери, потом по коридору в другое крыло дома. Там она постучалась в массивную раздвижную дверь. Дверь открылась, и горничная отступила, пропуская их вперед.

— Здравствуйте, позвольте представиться: Вера Джонс, секретарь доктора Сазерленда. Ничего, что пришлось немного подождать? Это жуткое несчастье переживают все, но особенно тяжело — его родные.

— Это понятно, — сказала Сюзанна.

Приемная доктора — просторная комната в изысканных пепельно-серых тонах, одновременно служившая ей кабинетом, поражала безупречной аккуратностью. Так, два остро заточенных карандаша лежали поперек развернутого блокнота на столе Веры строго параллельно друг другу. Книги в кожаном переплете для записи пациентов составляли прямой угол, который был безупречно выровнен с углом стола. «У этой дамы все в идеальном порядке, — подумал Теллер, — включая ее самое».

Действительно, Вера Джонс как бы олицетворяла собой последнее слово того типа секретарей, которых отличает деловитость, организованность и неутомимость. К тому же типу принадлежал ее стиль в прическе и одежде: неброский и предельно функциональный, а главное, никак не отвлекающий от текущих дел. Высокая, стройная, лет сорока с небольшим, она держалась подчеркнуто прямо и двигалась по необъятной приемной с уверенностью незрячей, основанной на столь безошибочном знании окружающей обстановки, что человек посторонний принял бы ее за зрячую. Лицо представляло собой чередование острых углов, большой и тонкий рот выдавал способность растягиваться и становиться еще тоньше в трудных обстоятельствах.

И все же, подумал Теллер, даже за такой внешностью вполне может скрываться незаурядный темперамент. На собственном опыте общения с женщинами, особенно после развода, он пришел к выводу, что истинная сексуальность не имеет ничего общего с обольстительной внешностью и поведением. Так, кажущаяся доступность, наигранная развязность, смелые туалеты, флирт с мужчинами, рискованные намеки и подтексты в разговоре — все это может оказаться ширмой. За свои холостяцкие годы он научился ценить и доверять тонкости чувств, отзываться и реагировать на деликатность и такт. Теллер украдкой взглянул на Сюзанну, расположившуюся в глубоком кожаном кресле рядом со столом Веры; к какому, интересно, типу принадлежит она?

Вера сидела, уперев глаза в стол, словно проверяла, насколько точно выровнены карандаши. У нее вдруг вырвался тяжелый вздох, от которого приподнялись груди под зеленым свитером. От Теллера не ускользнула их полнота. Он опустился в такое же кресло напротив Сюзанны.

— Сколько лет вы работаете у доктора Сазерленда, мисс Джонс?

Она повернулась к нему чересчур резко, словно вспугнутая его вопросом:

— Двадцать два года.

— Так долго?

— Да, представьте себе. — Она замолчала, глядя на поверхность стола. — Нельзя ли перенести наш разговор на другой день?

— Зачем? — удивился Теллер.

— За… ненужностью, преждевременностью. На семью обрушилось огромное горе. Им столько предстоит пережить — ведь мальчика еще даже не похоронили.

— Похороны назначены на завтра, если не ошибаюсь?

— Да.

Теллер посмотрел на Сюзанну, потом произнес извиняющимся тоном:

— Мне самому наш разговор доставляет мало радости, мисс Джонс, но правила придумал не я.

На небольшом пульте на столе вдруг ожил и замигал слабый огонек, сопровождаемый мелодичным звонком.

— Прошу прощения. — Вера встала и исчезла за дверью.

— Что вам известно об отце убитого? — Теллер взглянул на Сюзанну.

— О докторе? Что у нас он, пожалуй, один из самых именитых психиатров, что он поверенный тайн многих богатых и сильных людей в Вашингтоне, был специальным советником прежней администрации по вопросам психиатрии, сам очень богат и влиятелен, ну а профессионально, он ученый с мировым именем.

— Понятно, а сын что собой представлял?

— Кларенс? О нем пока мало известно, разве что факт убийства и место — в Верховном суде, подумать только! Известно также, что юридический факультет он закончил с отличием и, по всей вероятности, перед ним открывалась завидная юридическая карьера.

— Что еще?

Она пожала плечами:

— Я так понимаю, его считали одним из наиболее заманчивых женихов в Вашингтоне.

— Вполне понятно для города, где женщин больше, чем мужчин.

Возвратившаяся в приемную Вера тихо объявила:

— Сейчас вас примет доктор Сазерленд.

Кабинет доктора оказался на удивление тесным, учитывая просторность всех остальных помещений в его доме. Рабочим столом ему служил стеклянный кофейный столик. Позади столика стоял бежевый диван, лицом к нему — два стула с прямыми высокими спинками. Вплотную к дивану слева, под закрытым гардинами окном, примыкало удобное откидное кресло, обтянутое коричневой кожей. Другой диван, украшенный декоративной резьбой, с изогнутым, как лебединая шея, подголовником, притулился у стены позади стульев.

— Антиквариат, — перехватив заинтересованный взгляд Теллера в направлении дивана, безразлично прокомментировал со своего места позади кофейного столика доктор Сазерленд. Он даже не поднялся им навстречу.

Теллер спросил с улыбкой:

— Неужто вы им не пользуетесь?

— Нет, отчего же, пользуюсь, но очень редко, если пациент настаивает, чтобы его уложили. Большинство, впрочем, обходятся без этого. Присаживайтесь. Хотите, располагайтесь на диване — вам можно.

Теллер оценивающе осмотрел диван, потом повернулся к Сазерленду:

— Спасибо, я непременно воспользуюсь вашим предложением. — Он опустился на диван, вытянув одну ногу. Сюзанна уселась на стул.

Облокотясь о спинку своего дивана, доктор Сазерленд рассматривал посетителей цепким взглядом из-под кустистых, с сильной проседью, бровей. Густая шапка седых волос грозила вот-вот рассыпаться в беспорядке. Лицо покрывал ровный загар: «Кварцевая лампа или отпуск на Карибском море?» — подумал Теллер. Одет он был с продуманной небрежностью: саржевые бриджи с тщательно наведенной складкой, начищенные до зеркального блеска туфли, голубая рубашка и светло-желтый шерстяной свитер. Доктор, по-видимому, понял, что его разглядывают, потому что он вдруг сказал:

— Узнав о смерти сына, я отменил все дела.

— Ну разумеется, — откликнулась Сюзанна.

— Примите мои соболезнования, — присоединился к ней Теллер.

— Благодарю.

— Это мы вас должны благодарить за любезность, — проникновенно сказала Сюзанна.

— Вас я, честно говоря, не ждал. Со мной договаривался о встрече мистер Теллер. Позвольте спросить, какое официальное отношение вы имеете к этому делу?

— Извините, забыла представиться. Сюзанна Пиншер из Министерства юстиции. Когда совершается преступление такого масштаба, нас, естественно, привлекают к расследованию.

— По-моему, к нему привлекли уже весь мир, — сказал доктор, снимая очки-хамелеоны и потирая глаза. — Вы знаете, что значит потерять сына? — пронзительно-печально спросил он.

— Нет, — ответил Теллер. — Тяжело, конечно. У меня у самого двое детей…

Сазерленд вновь водрузил очки на нос и посмотрел на Сюзанну:

— А у вас есть дети, миссис Пиншер?

— Мисс Пиншер. Да, есть, трое. Правда, они живут с моим бывшим мужем.

— Очень современно!

— Так было лучше для нас обоих…

— Кто ж сомневается? Такова тенденция в наше время.

— Простите, не поняла?

— Оставлять детей с отцом. Биология отступает на второй план перед социальным… прогрессом.

Теллер, поняв, что беседа принимает неприятный для Сюзанны оборот, сбросил ногу с дивана и сел прямо:

— Это всего лишь начало, доктор Сазерленд, первое знакомство, так сказать. Соваться с вопросами в семью, на которую свалилось такое горе, — небольшое удовольствие. Но нам придется этим заниматься, пока не пройдем весь путь до конца.