Убийство в ЦРУ - Страница 64

Слова его задели ее, наполнили душу болью и гневом. Поддайся она боли — зарыдала бы. Не поддалась: гнев подавил все.

— Я не нуждаюсь в твоих, Верн Уитли, проповедях об идеалах. Все, что я от тебя услышала, не больше чем журналистская возвышенная трепотня. Сидишь тут, лекции мне читаешь про правду с кривдой да про то, почему всяк должен в твои сани садиться и свое собственное правительство продавать. А может, есть правота в том, что существует такая организация, как ЦРУ. Может, есть и злоупотребления. Может, противник тем же занимается, только еще хуже. Может быть, интересы национальной обороны действительно затрагиваются, и это не просто лозунг. Может, в этом мире происходят вещи, о каких ни ты, ни я понятия не имеем, не в силах даже начать постигать всю значимость их для других людей — людей, лишенных привилегий, какие нам дарованы в свободном обществе.

Салат из баклажанов остался нетронутым. Теперь официант подал фаршированные листья и муссаку. Едва официант отошел, Коллетт сказала Верну:

— Я ухожу.

Уитли схватил ее за руку.

— Пожалуйста, не делай этого, Коллетт, — искренне молил он ее. — О’кей, каждый из нас толкнул свою речугу. Теперь давай поговорим как два взрослых человека и сообразим, что нам правильнее всего предпринять обоим.

— Я уже сообразила, — сказала она, вырывая руку.

— Послушай, Коллетт, извини, я был невоздержан на язык. Не хотел, но порой меня заносит. Есть в натуре что-то от зверя, наверное. Если шпионам свойственно растапливать льды предубеждений, то и журналистам тоже нужны друзья. — Он рассмеялся. — Я считал, что в целом свете у меня один друг. Ты.

Она плюхнулась обратно в кресло, уставилась на пакет и болезненно ощутила то самое чувство, которым так часто терзалась в последнее время: чувство, что она делается все более и более бесчестной. Ей ничего не стоило встать в позу, сидя тут, за столом, только ведь больше всего на свете ей хотелось забрать пакет со всем его содержимым. Страстно хотелось прочесть это. Может, там сыщутся подкрепленные фактами объяснения событий, которые повергли ее в такое смятение.

Кэйхилл подчеркнуто смягчила тон, говоря:

— Верн, может, ты и прав. Ты тоже извини меня. Просто мне… я не хочу — в одиночку — брать на себя ответственность за этот пакет.

— Отлично, — заметил он. — Давай разделим ответственность. Ночуй сегодня у меня.

— Где?

— Я снял номер в отельчике там, на Фогги-Боттом, за углом от «Уотергэйт». «Аллен Ли» называется. Знаешь такой?

— Да, друзья, когда-то навещавшие меня в колледже, там останавливались.

— Я решил, что отель вполне затрапезен и меня в нем не станут разыскивать, хотя это, наверное, и наивно. Записался я под вымышленным именем. Джо Блэк. Как псевдоним?

— Не слишком оригинален, — сказала она, а сама подумала, что не стоило бы ей регистрироваться в «Уотергэйт» под собственным именем. Впрочем, поздно об этом беспокоиться.

— Верн, думаю, мне лучше сейчас уйти, нам обоим есть что обдумать на досуге. — Он попробовал возражать, но она, схватив его за руку, сказала без затей: — Пожалуйста. Мне нужно время, чтобы усвоить то, о чем ты рассказал. Использую его, чтобы прочесть твою статью и книгу. О’кей? Завтра увидимся. Я обещаю.

Уныние было написано у Верна на лице, однако он не возражал.

Подтолкнул пакет обратно к ней. Кэйхилл взглянула на него, взяла в руки и прижала к груди.

— Завтра позвоню тебе в «Аллен Ли». Скажем, часа в четыре дня, идет?

— Так тому и быть, полагаю. Я тебе позвонить не могу. Даже не знаю, где ты остановилась.

— И так придется до завтра оставить.

Верн с напускной веселостью вежливо спросил:

— Уверена, что не хочешь попробовать? Еда вкусная.

— Мне то же самое таксист говорил. Сказал, что это «кароши грецкий» ресторан. — Кэйхилл улыбнулась. — Я не поклонница греческой кухни, все ж спасибо за приглашение. — Заметив, что лицо Верна снова помрачнело, она нагнулась, поцеловала его в щеку, шепнула на ухо: — Пожалуйста, Верн. Мне о многом нужно подумать, и лучше всего сделать это наедине с собой. — Выпрямилась, поняв, что больше сказать нечего, и быстро вышла из ресторана.

Из подъехавшего такси высадилась пара. Кэйхилл села в машину.

— Ну?

— Мне нужно к… — Она едва не попросила водителя отвезти ее к доктору Джейсону Толкеру на Фогги-Боттом.

Как глупо! Так же, как называть какой-нибудь заштатный ресторанишко, рассчитывая, что таксист знает, где это.

Она тщательно выговорила адрес Толкера.

В клинике Толкера горел свет. Вот и хорошо, подумала Кэйхилл, расплачиваясь с таксистом. Заранее предупреждать о своем приезде она не хотела: не окажись доктор здесь, отправилась бы к нему домой. Где-нибудь да отыскала бы.

Позвонила. В домофоне раздался его голос:

— Кто это?

— Коллетт. Коллетт Кэйхилл.

— А-а. Да. Сейчас я очень занят. Не могли бы вы заглянуть попозже? — Коллетт не ответила. — Что, случай неотложный?

Она улыбнулась, догадываясь, что он спрашивает ради того (или той), кто с ним рядом. Надавила кнопку «Говорите»:

— Да, случай неотложный, доктор.

— Понимаю. Что ж, заходите, пожалуйста, и обождите меня в приемной. Придется потерпеть несколько минут, пока я вас приму.

— Вот и прекрасно, доктор. Благодарю вас.

Послышалось жужжание. Коллетт повернула ручку и приоткрыла дверь. Прежде чем войти, провела ладонью по карману плаща: под пальцами обозначилась ставшая привычной форма револьверчика. Глубокий вдох вновь наполнил ее утраченной было решимостью.

Войдя в приемную, осмотрелась. От двух настольных ламп лился слабый, мягкий свет Полоска света под дверью в кабинет и приглушенные голоса говорили, что там по крайней мере двое. Кэйхилл подступила поближе и прислушалась: расслышала его голос, потом другой, женский. Разобрать можно было лишь отдельные слова: «Ничем не могу… Ненавижу тебя… Успокойся, не то…»

Коллетт выбрала кресло, сев в которое она оказалась лицом к кабинетной двери. Уже начала вынимать револьвер из кармана плаща, как вдруг дверь распахнулась. Кэйхилл опустила оружие, и оно скользнуло на место. На пороге показалась очень красивая и удивительно высокая азиатка в облегающих джинсах, на высоких каблуках, в куртке, отороченной норкой, за ней следовал Толкер. Азиатка силилась разглядеть лицо Коллетт в сумраке комнаты.

— Всего доброго, — произнес Толкер.

Девушка метнула на него острый взгляд, лицо ее дышало неприязнью. Она пересекла приемную, в последний раз — неприязненно — взглянула на Коллетт и ушла. Немного погодя громыхнула входная дверь.

— Здравствуйте. Пациентка?

— Да. А вы другое подумали?

— Я вообще ничего не подумала. Очень мило с вашей стороны: приняли меня так сразу, без долгих разговоров.

— Стараюсь быть любезным. Что за неотложный случай?

— Жестокий приступ паники, общая обеспокоенность, паранойя, навязчиво-гнетущая потребность в ответах.

— Ответах на что?

— О, на… на то, отчего погибла моя подруга.

— Ничем тут не могу помочь.

— Не согласна.

Толкер нарочито не таясь посмотрел на часы.

— Много времени это не займет.

— Могу вас в том уверить. Задавайте свои вопросы.

— Пройдемте в кабинет.

— В этом… — Он осекся, увидев в ее выскользнувшей из плаща руке револьвер. — А это зачем?

— Орудие убеждения. У меня такое чувство, что вас, возможно, придется убеждать.

— Уберите эту штуку, Коллетт. Джеймс Бонд никогда не волновал мое воображение.

— Думаю, мне удастся… поразить ваше воображение.

Толкер с силой пропустил воздух меж губ и обреченно вздохнул.

— Ладно, входите — без пистолета.

Кэйхилл проследовала за ним в кабинет, по-прежнему держа в руке револьвер. Когда он, обернувшись, заметил это, то резко прикрикнул:

— Уберите вашу игрушку к чертовой матери!

— Садитесь, доктор Толкер.

Он сделал движение в ее сторону. Кэйхилл подняла оружие и наставила его в грудь доктору.