Убийство в ЦРУ - Страница 62

— Верн, мне необходимо одно дело сделать, прежде чем я смогу поговорить с тобой. Сделаю — самой понадобится с кем-нибудь поговорить. Пожалуйста, постарайся понять.

— Черт побери, Коллетт, перестань…

— Верн, я сказала, что у меня есть другие дела. Завтра позвоню тебе.

— Здесь ты меня уже не застанешь, — быстро сказал он.

— Не застану?

— Сматываюсь прямо сейчас. Я уже уходил, когда телефон зазвонил. Я в общем-то и подходить не хотел.

— Судя по всему, ты паникуешь.

— Ага, можно это и так назвать. Мне всегда немного не по себе становится, когда мне хотят глотку перерезать или машину подо мной к чертям взорвать.

— Ты про что толкуешь?

— Про что? Я скажу тебе, про что я толкую. Толкую я все про то же дивное заведеньице, где ты работаешь. Я толкую про кучу психопатов, которые в детстве мухам крылышки отрывали да по птичкам из дробовиков палили, а, получив высшее образование, на людей переключились.

— Верн, я в ЦРУ больше не работаю.

— Ага, точно, Коллетт. Ты этому на «Ферме» на курсах научилась? Ложь номер сто один? Черт побери, я должен сейчас же тебя увидеть.

— Верн, мне… ладно.

— Ты где?

— Давай встретимся где-нибудь.

— Может, поужинаем?

— Я не хочу есть.

— Ага, зато я хочу. И меня тянет к грекам. Как на драму или трагедию. Встретимся через час в «Таверне».

— Где это?

— На Пенсильвания-авеню, на Юго-Западе. Через час?

Кэйхилл едва не отказалась, однако решила все же сходить на свидание. В конце концов сама же ему звонила. Зачем? Ответить она не могла. А все эта слабость, которую не скроешь, это желание поговорить по душам с кем угодно, кого знаешь и кому, считаешь, можно довериться. Поговорить — о чем? О том, что вернулась в Вашингтон, чтобы убить человека? Нет, об этом разговора не будет. Судя по всему, Верн в отчаянии. Это ему необходимо выговориться. О’кей, она выслушает — только и всего.

Пока Коллетт одевалась, она мысленно припомнила, что говорил ей о Верне Джо Бреслин. Уитли прибыл в Вашингтон, чтобы так или иначе разоблачить ЦРУ, в особенности его экспериментальные программы по мозговому контролю.

Если это правда (а Коллетт, вспоминая только что состоявшийся телефонный разговор, не сомневалась, что это правда), то Верну так же не стоит доверять, как и всем остальным. Откровенности больше нет ни в чем. Жизнь, основанная на простых истинах, должна остаться уделом монахов, монахинь и естествоиспытателей, ей же слишком поздно становиться кем-то из них.

Поднявшись на лифте на десятый этаж, Кэйхилл с замиранием сердца прошла мимо номера 1010, ожидая, а вдруг столкнется с Эдвардсом. Этого не случилось, и, вернувшись к лифту, Коллетт спустилась в вестибюль. В «Уотергэйт» царила суматоха муравейника. Кэйхилл через парадный подъезд прошла туда, где выстроилась длинная очередь черных лимузинов, ливрейные водители поджидали, когда появятся их богатые и могущественные хозяева или клиенты. Из другого ряда выехало такси. Забравшись в него, Кэйхилл сказала:

— В «Таверну», это на Пенсильвания-авеню, на Юго…

Таксист, обернувшись, рассмеялся:

— Знаем, знаем. Я грек.

Едва Кэйхилл ступила в, как выразился таксист, «кароши грецкий» ресторан, как из бара внизу до нее долетели мелодия бузуки и раскаты хохота.

Она спустилась туда, разыскивая Уитли.

Не повезло. Он не уточнял, где будет ее ждать, но она почему-то решила, что в баре. Села на единственное свободное высокое сиденье у стойки, заказала белое вино и, обернувшись, посмотрела на музыканта, игравшего на бузуки, смазливого молодца с копной черных вьющихся волос, который улыбнулся ей и неожиданно выдал на своем инструменте цветистый пассаж. Коллетт вспомнился Будапешт. Обменявшись улыбками с музыкантом, она оглядела посетителей в баре. Люди шумно радовались жизни, и ей вдруг захотелось, чтоб и она была в состоянии предаваться веселью, неважно по какому поводу. Не получалось. Да и могло ли получиться?

Кэйхилл потягивала винцо, то и дело поглядывая на часы: Уитли опаздывал уже на двадцать минут. Возмутилась: она встречаться вообще не хотела, он же сам и настоял. Бросив взгляд на чек, поданный барменом, она положила на него достаточно денег, чтобы расплатиться и оставить на чай, встала и направилась к лестнице. По ней как раз спускался Уитли.

— Извини, что опоздал, — заговорил он, мотая головой. — Никак раньше не мог.

— Я уже уходить собралась, — ледяным тоном сообщила она.

Верн подхватил ее и повел вверх по лестнице в обеденный зал. Половина столиков там пустовала.

— Пошли, — сказал он. — Я с голоду умираю.

— Верн, у меня в самом деле нет времени для…

— Коллетт, не дави мне на психику, просто посиди часок, пока я набью пищей свой желудок и дам кой-какую пищу для твоих мыслей.

Мэтр проводил их к угловому столику, где они оказались на значительном отдалении от остальных посетителей. Коллетт села спиной к стене. Уитли устроился напротив.

Попросив принести бутылку белого вина, Уитли покрутил головой и ухмыльнулся:

— Ты способна с ума свести.

— Такого намерения у меня не было, Верн. Жизнь моя… — Коллетт улыбнулась, — в последнее время она была весьма безалаберной, это в лучшем случае.

— Моя тоже, прямо скажем, не как по маслу катилась, — сказал он. — Давай заказывать.

— Я же сказала, что есть не хочу.

— Так поклюй хоть чуток.

Верн изучил меню, подозвал официанта и заказал муссаку, фаршированные виноградные листья и салат из баклажанов на двоих. Когда официант отошел, Уитли перегнулся через столик и произнес, не сводя глаз с Кэйхилл:

— Я знаю, кто убил твою подругу Барри Мэйер, — и знаю, почему. Я знаю, кто убил твоего приятеля Дэйвида Хаблера — и знаю, почему его тоже убили. Я знаю о людях, на которых ты работаешь, но, самое главное, я знаю, что ты и я можем кончить тем же, что и твои погибшие друзья, если не предпримем чего-нибудь.

— Не все сразу, Верн, мне за тобой не угнаться, — попросила она, чувствуя, как возбуждение поднимается в ней. Воображение захватило большое «А что, если?». Что, если Бреслин и иже с ним не правы? Что, если Эрик Эдвардс на самом деле не двойной агент и не убивал Барри Мэйер? Впервые после отлета из Будапешта призналась она самой себе в том, как сильно надеялась, что все обстояло именно так…

— Ладно, — согласился Уитли, — ради тебя приторможу. И даже кое-что получше сделаю. — На полу возле его кресла стоял портфель. Верн извлек из него толстенный пакет и сунул его в руки Коллетт.

— Что это? — спросила она.

— А это, друг мой, болванка статьи о ЦРУ, которую я пишу. И еще там первые десять глав моей книги.

Она сразу же подумала о Дэйвиде Хаблере и том телефонном звонке, который привел Дэйва в Росслин на встречу с собственной смертью. Спрашивать не пришлось. Уитли сам сказал:

— Это я звонил Хаблеру и просил о встрече в том самом проулке.

Его признание отозвалось сильной болью у нее в груди. И в то же время — не удивило. Коллетт всегда сомневалась в том, что Уитли случайно оказался тогда в Росслине. Выражение ее лица заставило его быстро продолжить:

— Я уже много месяцев работаю с помощью одного источника в Нью-Йорке, Коллетт. Он бывший шпион — думаю, такое звание тебя не обидит, раз уж ты занимаешься тем же… — Убедившись, что ждать отклика напрасно, Верн продолжил: — Этот мой источник, психолог, было время, вел некоторые исследования для ЦРУ. Несколько лет назад вышел из игры, за что едва не поплатился жизнью. От этих типов так просто не уйдешь, верно?

— Не знаю, — сказала Кэйхилл. — Мне никогда не приходилось. — Это было правдой лишь наполовину: из Будапешта она улетала, дав себе слово — после того, как нынешнее ее задание будет выполнено, никогда больше не возвращаться не только в этот город, но и на любую работу в Центральном разведуправлении.

— Когда кто-то попытался убить моего источника, он, не долго думая, сообразил, что лучше всего обезопасить себя он сможет, лишь ознакомив широкую общественность со всем, что ему известно. После этого зачем утруждаться с его убийством? Уничтожить источник информации имеет смысл только, чтобы избежать разоблачений.