Убийственный маскарад - Страница 22

– Понятно... – Маркин помолчал. – Думаю, ты прав. Как-то трудно представить себе женщину с булыжником в руке, убивающую соперницу-шантажистку ударом по затылку.

– Я уж не говорю о том, что в такой схеме нет место загадочному документу, – добавил Натаниэль.

– Да, если бы речь шла о самоубийстве, можно было бы предположить, что это – остатки предсмертного письма. Знаешь, дескать, в моей смерти прошу винить нью-йоркскую биржу и соседа Абрашку, не вернувшего взятый до получки червонец.

– Даже в этом случае не сошлось бы, – возразил Натаниэль. – С чего бы это самоубийца писал письмо на плотной бумаге с водяными знаками?

При этих словах они одновременно воззрились на красовавшийся на стене рисунок.

– Что будем делать? – спросил Маркин.

– Дождемся освобождения Виктории под залог, – сказал Натаниэль. – Адвокат сказал, что это решится завтра до обеда. Это первое. Второе: я хочу знать, при каких обстоятельствах Смирнов начал работать в «Лиге». И еще одно... – добавил он после паузы. – И еще одно. У меня есть список гостей, – Натаниэль протянул Маркину сложенный вчетверо лист бумаги. – Попробуй с ними поговорить.

– О чем?

– Знал ли кто-нибудь из них, по какому поводу устраивалась вечеринка? – произнес Натаниэль. – Это, боюсь, чистая формальность. Уверен, что никто из гостей ничего не знает. Вернее, один-то знал наверняка. Но, во-первых, его может не быть в списке гостей. А во-вторых, даже если его фамилия здесь значится, он тоже ответит, что не знает.

– Зачем же спрашивать, если ответ и так известен? – резонно поинтересовался Маркин.

Розовски пожал плечами.

– Черт его знает, – ответил он. – А вдруг?

– Все понял, – Маркин спрятал блокнот в нагрудный карман. – А чем собираешься заниматься ты?

Розовски хотел ответить, чем он будет заниматься, но ему помешал очередной телефонный звонок. Он махнул рукой Маркину: дескать, подожди, – и снял трубку:

– Слушаю.

– Мне нужен Толик Розовски.

Натаниэль готов был поклясться, что женский голос, раздавшийся в трубке, был ему совершенно незнаком. И уж, во всяком случае, он не мог вспомнить обладательницы этого немолодого уже голоса среди тех, кто по старой памяти называл его «Толиком». Он осторожно спросил:

– А кто его спрашивает?

– Я его спрашиваю, я! – нетерпеливо ответила женщина. – Слушайте, юноша, мне некогда с вами объясняться, мне уже семьдесят лет и я дорожу своим временем! Передайте вашему начальнику, что звонит тетя Роза!

– Какая тетя Роза? – Натаниэль быстро перебрал в уме всех родственников. Тети Розы среди них не было точно. – Ах, тетя Роза! – с фальшивой радостью вскричал он. – Здравствуйте, очень рад. Слушаю вас, слушаю!

Поймав обреченный взгляд шефа, Маркин сочувственно вздохнул и вышел из кабинета.

– Очень рад? – с иронией переспросила неизвестная тетя Роза. – Он очень рад, так я и поверила. Знаете, Толик, вот только не надо притворяться, что вы меня помните. Вы меня не помните. Хотя мы встречались совсем недавно. У моей племянницы Вики.

Тут Натаниэль, с нарастающей тревогой ощущавший внезапно развившийся прогрессирующий склероз, облегченно вздохнул: наконец, он вспомнил тетю Розу – одну из трех старушек в черном, ходивших гуськом по гостинной в доме Виктории Смирновой.

– Но почему же, – соврал он. – Я вас прекрасно помню.

– Помню – не помню. Неважно... Ну? – возмущенно заговорила тетя Роза. – Как вам это нравится? Они-таки не нашли ничего лучшего, как засадить мою девочку! Если бы кто-нибудь мне сказал, что такое может случиться в еврейском государстве, клянусь: я бы глаза выцарапала! Что я теперь скажу Симе и Фиме?

– Извините, – Натаниэль робко встрял в словесный поток. – Сима и Фима – это кто?

– Сима – это моя сестра. Мать Вики. А Фимочка – отец. Муж Симы. Они вот-вот приедут. Так они приедут, я их встречу, и что? Повезу в тюрьму? Сумасшествие какое-то!

– Да, – сказал Натаниэль, поглядывая на часы. – Это ужасная ошибка, тетя Роза, и я надеюсь ее исправить...

– Лучше бы они надавили на того оборванца! – снова тараторила тетя Роза. – С драной задницей и граблями! И чтобы он рассказал, что он делал у нее, когда она – можете мне поверить – спала сном младенца! И почему он ездит на шикарной машине, что прямо сейчас – хоть в кино!

Натаниэль стал путаться. Кто ходит с драной задницей, при чем тут грабли, почему в шикарной машине нужно прямо сейчас в кино, а также почему и кто должен на кого надавить – для него пока оставалось загадкой. Улучив момент, когда собеседница сделала крохотную паузу, чтобы вдохнуть, он осторожно сказал:

– Тетя Роза, вы сообщаете очень важные вещи! Но нельзя ли чуть подробнее?

– А я что говорю! Подробнее будет так. Она мне сказала: «Тетя Роза, что вы будете сидеть со мной, вы же устаете, езжайте к себе, отдохните, придете завтра, со мной ничего уже не случится»... Но я же не могла вот так вот бросить ее одну и уйти! Я, конечно, подождала, пока она выпила снотворное, посидела немного – и...

– Стоп-стоп! – Натаниэль насторожился. – Вы точно видели, что Виктория выпила снотворное?

– А как же! – тетя Роза очень обиделась. – Я еще не выжила из ума. Выпила. Две таблетки. Я видела бутылочку, там написано... – она задумалась. – Как же там написано... Да! Написано «фенозепам». Вот так оно называется.

– Фенозепам, – повторил Розовски. – Отлично. В котором часу это было?

– Чтоб вам не соврать – в три. Так вот, я ушла, когда Виточка, дай Бог ей здоровья, таки уже уснула. Да. Дошла до остановки, а потом думаю: «Нет». Мало ли что может понадобиться – девочка одна, спит. А я, как на грех, никак не могла вспомнить – захлопнула я за собой дверь или не захлопнула. Что вы хотите – года не те, память дырявая, – пожаловалась тетя Роза. – Да. Так я пошла назад. Потихоньку, не торопясь – ноги у меня больные, а там от автобусной остановки дорога крутая, вверх. Так я по дороге присела отдохнуть – там лавочка есть, под тентом, метров пятьдесят от дома. Вот. Значит, сижу я на лавочке и смотрю на Виточкин дом – он оттуда как на ладони. Красивый дом, вы же видели... Да. Сижу и думаю: «Как все бывает несправедливо! Только купили дом, в таком месте, все, вроде хорошо, дай Бог, только жить и жить – на тебе! Такое несчастье, такое горе...

– Значит, вы сидите и думаете, – подсказал Натаниэль, с трудом сдерживая нетерпение, – и смотрите на их дом. И что, вы говорите, там увидели?

– Ничего я не говорю, – отрезала тетя Роза. – Ничего я вам еще не сказала, иначе вы бы уже давно не слушали меня, и мчались что есть силы в тюрьму и освобождали мою племянницу.

Натаниэль подумал, что, во всяком случае, первая часть утверждения – насчет не слушать и мчаться что есть духу, абсолютно справедлива.

– Так вот, – продолжила между тем тетя Роза. – Значит, я сижу, и вдруг – что я вижу, Толик?

– Что вы видите, тетя Роза?

– Я вижу, как из Виточкиного дома выходит этот тип! Как вам нравится?

Розовски почувствовал сильное желание разбить телефонную трубку. Тем не менее, он спросил, восхищаясь собственной выдержкой:

– Какой тип, тетя Роза? Адвокат?

– Адвокат? – недоуменно переспросила тетя Роза. – Боже сохрани, при чем здесь адвокат? Нет, какой-то оборванец. То есть, он, конечно, может быть, и не оборванец, но, знаете, в таком виде... У него были шорты до колен, майка и шляпа. А на плече грабли.

– Садовник, что ли?

– Садовник-шмадовник, я знаю? С граблями! Так вы слушайте, слушайте! – тетя Роза сделала эффектную паузу. – Он так это осмотрелся по сторонам, и – топ-топ-топ к машине! А машина, чтоб вы знали, Толик, та-акая шикарная! Чтоб нам с вами всю жизнь на таких ездить, и горя не знать. Такая большая, красная. А? Так вот, я вернулась к Вике – она спит. Ну, я подумала, что этот тип, видно, в дом не зашел, а пошел к себе в подсобку за граблями. Там у них есть такая подсобочка, в конце двора, в нее можно пройти, не заходя в дом. В обход.

– Та-ак... – протянул Натаниэль. – Очень интересно, тетя Роза. И что вы сделали?