Убийства никого не красят - Страница 10

— Позвонив, я сел за работу, которую взял из офиса на дом. Но никак не мог сосредоточиться. Кто знает, вероятно, в тот момент я уже начал беспокоиться. А возможно, это было своего рода предчувствие.

— И вы опять отправились к Мэри Энн. На сей раз дверь оказалась открыта?

— Чуть-чуть, сантиметров на десять. Стоя на пороге, я позвал Мэри Энн. Но из квартиры не доносилось ни звука. И я машинально шагнул в прихожую. Тогда я и увидел её — Мередит, как утверждают полицейские. Господи! Она была вся залита кровью… — Он помолчал немного, вспоминая пережитый кошмар, а потом спросил тихо и немного испуганно: — Они знают, кто это сделал?

— Пока нет.

— А как Питер?

— Мучается, бедняга, но держит себя в руках. Вы знакомы с ним?

— Да, мы встречались несколько раз.

— Похоже, вы дружили с близнецами.

— Мы были самыми добрыми друзьями.

— Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать их смерти?

— О господи, нет! Сестры были хорошими девушками.

— Подумайте хорошенько. Не случалось ли в их отношениях с другими людьми чего-нибудь такого, что могло бы помочь расследованию? Бывает, сущие пустяки ведут к трагедии.

Спрингер задумался, морщины на высоком лбу собрались в гармошку. Потом закрыл глаза, сжал губы и словно впал в транс. Но когда он снова заговорил, то поведал лишь то, о чем я уже знала: о давней ссоре Мередит с братом по поводу её будущего мужа, о помолвке Мэри Энн с каким-то проходимцем, имени которого Спрингер не помнил и сомневался, что при нем это имя вообще когда-либо произносили.

— У Мэри Энн никогда не возникало проблем с другими людьми? — упорствовала я.

— Если и возникало, то меня она в них не посвящала.

— А у Мередит?

— Мередит не любила болтать. Даже историю об Эрике, их брате, я услыхал не от неё — Мэри Энн обмолвилась однажды, когда Эрик в очередной раз приехал в Нью-Йорк. Дескать, как она переживает из-за этой семейной распри.

— Мэри Энн с вами откровенничала?

— Не то чтобы. В общем, она рассказывала о своих личных делах не больше, чем Мередит. И они обе не любили сплетничать. Иногда это огорчало, — Спрингер лукаво улыбнулся, — но, наверное, поэтому все к ним так хорошо относились. — Мой собеседник снова посерьёзнел. — Жаль, что не могу вам помочь, — печально закончил он.

Что ж, как говорится, и на том спасибо. С тем же успехом можно было остаться дома и посмотреть «Друзей». Я поднялась с дивана, но вопль Спрингера заставил меня замереть на месте.

— Погодите! — возбуждённо скомандовал он. — Вспомнил! И как я мог упустить такое! Ведь это случилось всего месяц назад!

— Что? — Моё сердце бешено заколотилось.

— Однажды вечером я зашёл, к близнецам узнать, нельзя ли оставить продукты в их морозилке: моя была битком набита, а их обычно пустовала. Дверь открыла Мередит — она была одна дома — и сказала, что нет проблем. Но когда я вошёл, то понял, что она плакала. Я не знал, как поступить — утешить её или сделать вид, что ничего не заметил. Не хотелось, чтобы она думала, будто мне наплевать на её горести. Вот я и спросил, в чем дело.

— И что она ответила?

— Мол, всё в порядке, но не сдержалась и разразилась слезами. Я стоял и похлопывал её по плечу, как последний идиот. Никогда не знаю, как себя вести в подобных ситуациях. Потом она утёрла слезы и сказала, что рассталась со своим парнем, с которым, совсем недавно начала встречаться. Я его никогда не видел, но зовут его Ларри Шилдс, он ставит пьесу, в которой она играла. Она утверждала, что расстались они по её вине, что она сделала что-то ужасное, непростительное… Именно это слово она употребила — «непростительное». Ещё она сказала, что поймёт, если он выгонит её из труппы. А если даже и оставит, то наверняка больше на пушечный выстрел к ней не приблизится.

— Она поведала, в чем именно провинилась?

— Нет, в подробности Мередит не вдавалась.

— Позже вы не возвращались к этому разговору?

— Да нет… Я тогда был загружен работой, и дней пять или шесть мы не виделись. Но я сочувствовал ей, — поспешил вставить Спрингер. Очевидно, его гиперактивное чувство вины опять пришло в действие. — Кроме того, она вроде бы не хотела говорить об этом, а мне не хотелось лезть к ней в душу, понимаете? — Он дождался, пока я кивнула, и продолжил: — А когда мы снова встретились, Мередит выглядела весёлой и довольной. И я решил, что она, повздорив со своим парнем, раздула из мухи слона, — знаете, как это бывает у влюблённых, — а теперь они помирились. Позже я выяснил, что именно так оно и было. — Спрингер с тревогой глянул на меня. — Понятно, почему я сразу не вспомнил об этой ссоре? Ведь казалось, что всё счастливо завершилось.

Похоже, теперь мне было чем вознаградить себя за пропущенное рандеву с полицейскими из Лос-Анджелеса. (Впрочем, они чересчур смазливы на мой вкус.)

Я стала прощаться. Со Спрингером мы вроде бы всё обсудили, и мне не терпелось побеседовать с привратником. Но уйти оказалось нелегко. Пришлось собрать в кулак всю мою жалкую волю, дабы отказаться от куска шоколадного торта. Спрингер утверждал, что торт испечён по совершенно изумительному рецепту.

*

Привратника звали Харрис. Уж не знаю, было это именем или фамилией, поскольку он сразу предложил:

— Зовите меня Харрис.

— Насколько мне известно, Харрис, — начала я, — вы сказали полиции, что в понедельник вечером гостей у сестёр не было.

— Я не так сказал, — с нажимом произнёс он.

— А как же?

— Я сказал, что никто не мог проникнуть в их квартиру во время моего дежурства. Я обязательно звоню хозяевам и предупреждаю о посетителях.

— Другой вход в здании есть?

— С тыльной стороны, но на той двери висит куча замков. Полиция проверяла, не было ли взлома, и ничего не нашла.

— Но как убийца проник в дом? Возможно, он здесь живёт?

— Надеюсь, нет!

— А что вы сами думаете по этому поводу?

— Думаю, что убийца проник в дом накануне моего дежурства. Диас — его смена с семи утра до трёх — бродит как в тумане последнее время. Жена у него должна рожать, это их первенец. Поймите меня правильно, Диас — паренёк хороший, но частенько витает в облаках.

К версии привратника я отнеслась скептически:

— Если убийца проник в дом во время дежурства Диаса, то, выходит, он несколько часов просто болтался неизвестно где.

— Точно. Но он мог спрятаться в подвале. Или в служебном помещении… Да мало ли где ещё, — упорствовал Харрис.

— Поговорим о выходивших из дома в понедельник вечером. Не было ли среди них знакомых вам посетителей сестёр Фостер?

— Те два детектива уже задавали мне такой вопрос, и я ответил “нет”.

— А не мог ли посетитель выйти незамеченным? — настаивала я. — В конце концов, не так уж обязательно вглядываться в человека, если он уже побывал у кого-то из жильцов. И тем более не обязательно, когда вы заняты с вновь прибывшими людьми…

Харрис помолчал, обдумывая мои слова, а затем неохотно признал:

— Конечно, такое возможно. Ведь у меня нет глаз на затылке, так что на выходе я могу кого-нибудь упустить. Особенно когда говорю по внутреннему телефону или другими делами занят. Но повторяю ещё раз: в мою смену никто не войдёт, не назвавшись к не сказав, к кому направляется.

Я видела Харриса насквозь: ему трудно было смириться с тем, что трагедия произошла во время его дежурства. Возможно, он даже боялся потерять работу, потому и сумел убедить себя в виновности бедняги Диаса — мол, паренёк недоглядел и позволил убийце пробраться в дом. Но меня убедить ему не удалось.

— А что, если кто-нибудь вернётся домой с кучей сумок? — фантазировала я. — Разве вы не поможете этому человеку?

— Конечно, помогу, но такого в тот вечер не было. Кроме того, я всегда запираю двери, когда подношу вещи к лифту, даже если отлучаюсь с поста всего на пару минут. — Он свирепо глянул на меня и вновь подтвердил свою позицию по данному вопросу, раздражённо бросив: — Послушайте, сколько можно талдычить об одном и том же! Диас только присутствует на работе, а голова у него черт-те чем занята. Уж яснее некуда!