Убийца по имени Ной - Страница 4

— Что же вы ее не задержали?! — стукнул по столу кулаком Виктор. — Куда она ушла?

— Да ты попробуй ее задержи! К ней не подойдешь и не ухватишь — как змеюка какая! Вот-вот, точно, как змея из квартиры выползла, тяжеленную сумку как рюкзачок тощенький понесла. Откуда силища взялась?

— В милицию позвонили бы, в «скорую»… В психушку почему не позвонили? — допытывался Виктор.

— В «скорую» позвонили. С отцом плохо стало: он же сердечник, она же знала, тварь окаянная, что ему волноваться нельзя. Сейчас лежит, инфаркт у него. Я вот только из больницы пришла, завтра в шесть снова пойду. Если помрет отец, она виновата будет! В дом не пущу тогда — пусть под забором сдохнет, не пущу! — рыдала Вера Ивановна. И сквозь рыдания сыпала проклятиями на родную дочь: — Мне еще бабка одна, когда увидела младенца, сказала: порченый ребенок; лучше бы сейчас, сказала, помер — это когда Майке было семь месяцев. Я забыла те слова, а вот теперь вспомнила. Права была бабка: сглазили ребятеночка моего! Мы ночей недосыпали, работали, воспитывали: музыкальную окончила, на балет водили, профессию дали — а она? Все испоганила! Выродок она! — Тут Вера Ивановна перестала плакать. — После того что она наделала, нет ей моего родительского прощения. Пусть теперь сама как хочет! Умны больны все стали, ну пусть теперь…

— Да вы что!..

— А что? Погоди, они еще и до тебя доберутся. Невеста твоя с кем сейчас спит? Не знаешь? Моя-то и об этом доложилась. У них там знаешь какой порядок? Сегодня с одним, завтра с другим. Тьфу! Нет моего родительского прощения после этого.

— Что вы говорите?.. А если их насилуют?..

— Рассказывай! Без желания не снасильничают. У них там идея подо все подведена. И не хочу даже разбираться в ней: шлюху в своем доме не потерплю — у меня вон еще две невесты подрастают. Нет ей моего прощения! — повторила Вера Ивановна и сложила руки на коленях.

Виктор внимательно посмотрел на нее, словно увидел впервые: не старая еще женщина, но вся какая-то поникшая, хотя и взвинченная до предела. Невыразительное лицо, седые, неухоженные волосы, грязные ногти на натруженных руках.

— Чего молчишь? — напомнила Вера Ивановна о себе.

— Вы не понимаете, что говорите, — сказал Виктор, имея в виду это самое «непрощение».

— Ты много понимаешь! Что ж за невестой не усмотрел?

— Я найду ее, — твердо сказал Виктор.

— Найди, найди, — передразнила Вера Ивановна. — Ветер в поле. Ищи себе другую невесту. Та уже порченая.

— Дура! — вдруг крикнул Виктор и осекся.

Ему вдруг стало жалко ее: что она видела в жизни? Тяжелый труд в надежде на спокойную старость… Но спокойной старости не предвидится. Так и придется ей умереть в этой нищенской обстановке, среди обшарпанных стен, оббитых углов, выщербленного паркета, вечно текущих кранов и разномастной мебели…

— Щенок! — взвизгнула Вера Ивановна. — Вон из моего дома!

Виктор молча пошел к двери, оставляя за спиной рыдания. Почему она рыдает, когда надо спасать дочь?

— Забери эту дрянь! — услышал над собой Виктор голос Веры Ивановны, когда выбежал на улицу.

Сверху полетели листки. Виктор поднял несколько из них, просмотрел — листки были заполнены печатной галиматьей о конце света.

— Это Майя принесла! — крикнула Вера Ивановна. — Она давно это принесла и Иришку агитировала, а она нам про это не говорила. А вишь, как вышло… Слышишь меня?

— Вы все-таки позвоните, если что!.. — крикнул Виктор, задрав голову.

— Вот помрет отец — на похороны позовем, — еле слышно произнесла Вера Ивановна. Виктор скорее догадался, чем услышал, что она сказала. — А больше что ж…

Так и расстались.

Снова ночь… Как притягательна, оказывается, ночная жизнь. Все как бы меняется местами. Если бодрствуешь ночью, то бег времени совершенно не тревожит: темно и темно. Ходишь из угла в угол и пытаешься разложить факты по полочкам, а они не раскладываются — вот уже и ночь на исходе.

Сколько ночей Виктор не спал? Сколько времени прошло с исчезновения Ольги? Год, месяц? Нет, всего около недели. Неужели? Как правильно кто-то придумал, разумно и справедливо — чередовать день и ночь. Для человека это спасение: пренебреги он этим законом — и что из него получится? Робот на автопилоте… Наверно, действительно, в таком состоянии подпишешь что угодно — любой приговор: хоть себе, хоть соседу, хоть матери родной… Все пытки на свете давно уже изобретены, последствия предсказуемы… Человек в какой-то момент перестает сопротивляться. Господи, неужели он, спортсмен и отличник Виктор Гамаюнов, оказался на деле таким слабаком? Кто поработил его тело, душу, мысли, волю? Неужели вся проблема в нескольких бессонных ночах? Нет, тут все гораздо серьезнее. Гораздо… Надо как-то разобраться с этим.

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, Виктор выпил поллитровую кружку крепкого кофе. Эффект был единственный — заколотилось сердце. Усталость и сонливость не прошли, только еще больше заболели глаза, а им бы сейчас вовсе не смотреть на мир. Вот ведь состояньице: заворот мозгов.

Виктор услышал, как во дворе хлопнула дверца подъехавшего автомобиля. Он выглянул в окно и увидел Пашку, небрежно закрывающего «вольво». Странно, хоть бы погладил или похлопал любимое бордовое авто. И ни одной девицы — ни внутри, ни снаружи: один был Пашка, усталый и замученный на вид. И шаги его к подъезду не были легки и изящны, как обычно на людях.

«Что случилось? — удивился Виктор. — Может…»

Неприятная догадка осенила Виктора. Может, Пашка просто водил его за нос, притворяясь довольным хозяином ночи и победителем дня? Действительно, откуда у него берутся силы жить днем и ночью?

Дальше — больше. Страшная мысль заползла в голову Виктора: а вдруг он имеет отношение к исчезновению Ольги? Почему он так часто спрашивал о ней в последнее время? Почему был так льстив? Что за дурацкий разговор произошел у них о покойниках? Мол, он возит все, кроме грязных трупов… Нормальный человек разве может так говорить? Вообще он, Пашка, совершенно другой, чем пытается казаться днем. Это он только хвастается так, что шляется по ночным ресторанам и проституткам, но ведь никто не знает, что он на самом деле делает ночью. Все нормальные люди ночью спят.

Это открытие поразило Виктора: он вдруг настолько поверил в причастность Пашки к исчезновению Ольги, что готов был сейчас же броситься, схватить его за грудки и вытрясти из него всю душу вместе с признанием.

Виктор уже подскочил к двери. В этот момент Пашка как раз проходил его этаж: лифтов в хрущобах не предусмотрено — так же, как и звукоизоляции. Пашкины шаги были тяжелые, шаркающие. Виктор посмотрел в глазок: Пашка стоял, опершись на перила, спиной к двери. Долго он так стоял — заснул, что ли?

Виктор не выдержал, рванул дверь. Пашка испуганно обернулся и… мгновенно поменял на лице маску. Усталости и в помине не было.

— О, Витек! — хохотнул он. — Чего это ты не спишь?

— Не спится, — угрюмо отозвался Виктор.

— Нервишки шалят, Витек. Хочешь, я тебе таблетки хорошие дам?

— Отравить хочешь?

— Ты че?! Я тебе как другу. Не хочешь — как хочешь. — Он махнул рукой и бодро пошел наверх. — Не переживай — найдется!

— Кто?! — сорвался на крик Виктор. — Кто найдется?!

— Да Ольга твоя. Я ж понимаю, что так и свихнуться можно.

Виктор хлопнул дверью, прижался к ней, но не было сил стоять: ноги подкосились. Виктор растянулся на полу. Через некоторое время немного полегчало.

«Это он, это он, это он… — подсказывало разыгравшееся воображение. — Подонок, подонок, подонок…» Как будто кто-то посторонний забрался в глубь сознания и крутил одну и ту же пластинку. Откуда в нем, в Викторе, эта злоба? «Господи!» — вдруг воззвал Виктор из самой глубины души. И посторонний голос сразу исчез. Как будто и не было. Странно…

Виктор не знал, что делать дальше. Он включил радио в надежде услышать главную новость о том, что мир перевернулся, но ничуть не бывало. Новости были, но те же самые, что и до начала событий в его собственной жизни. В Чечне стреляли, зарплату обещали дать, преступников наказать, террористов поймать. Хоть бы кто-нибудь намекнул, что ему-то делать… Ему, единственному и неповторимому Виктору Гамаюнову.