Убежище чужих тайн - Страница 3

Он замолчал. Застыла и Луиза.

– Я бы хотела все же увидеться с ней, – промолвила девушка наконец. – Если это возможно, конечно.

– У нее сейчас период относительного просветления, – сказал доктор, закрывая папку. – Пожалуй, я разрешу вам одно свидание, но я настоятельно прошу вас поаккуратнее подбирать слова в разговоре с мадам Белланже и не упоминать о том, что вы дочь ее соперницы. Вы понимаете меня, мадемуазель?

– Разумеется, – кивнула Луиза, поднимаясь с места. – Благодарю вас, доктор. Вы даже не представляете, насколько это важно для меня, – добавила она, волнуясь.

Доктор Мальбер потянулся к звонку, чтобы вызвать служителя, но передумал. «Вряд ли она удержится от соблазна, увидев женщину, которая, возможно, лишила ее родной матери… Да и реакция мадам Белланже может быть непредсказуемой… Если я буду находиться поблизости, то не исключено, что по этой реакции пойму настоящую причину ее заболевания. Потому что возможно, девушка права и Надин Белланже в самом деле когда-то давно убила человека».

– Прошу вас следовать за мной, – сказал он, поднимаясь с места. – Сюда, мадемуазель.

– Семь комнат – это не так уж много, – сказала Амалия.

– Разумеется! – горячо поддержала ее мать, Аделаида Станиславовна.

– Гостиная, столовая, детская, спальня, библиотека, кабинет для меня и комната для прислуги, – перечислила Амалия. – А у Александра даже нет своего кабинета! И я совершенно не представляю, что мне делать, если кто-нибудь из вас, например, останется у нас ночевать[1].

Этот разговор происходил в квартире, расположенной в одном из домов Невского проспекта благословенного города Санкт-Петербурга, который в те годы был столицей Российской империи. Выйдя замуж за барона Александра Корфа, Амалия перебралась с ним в другое жилье, а ее мать и дядя Казимир остались в прежней квартире, где она нередко их навещала.

– Боже мой, – вздохнула Аделаида Станиславовна, раскрывая веер, – а я ведь помню те времена, когда мы ютились по разным углам!

И, не удержавшись, она рассмеялась счастливым смехом человека, который имеет все основания считать, что его жизненные невзгоды остались позади.

– В бедности нет ничего хорошего, – заметила Амалия наставительным тоном, который плохо вязался с ее возрастом. По правде говоря, баронессе фон Корф недавно только исполнился двадцать один год.

– Конечно, ничего! – вскинулась Аделаида Станиславовна. – Хуже только быть бедным и больным разом… Так что ты придумала по поводу квартиры?

– Я узнала, что на Английской набережной освободился очаровательный особняк, – сказала Амалия. – Раньше его снимали Платовы, но теперь он им не по карману, и они съезжают. Думаю пока снять его, а если мне понравится там жить, то и купить. О доме ведь никогда ничего толком не скажешь, пока сам там не поживешь.

– Ты уже говорила об этом с Александром? – прищурилась мать.

– Нет еще, но почему он должен быть против? Я же говорю, сейчас у него даже своего кабинета нет…

Аделаида Станиславовна была умна и прекрасно понимала, что мужья, даже самые лучшие на свете, не всегда бывают в восторге от задумок своих жен; но она видела, что Амалия уже все для себя решила, и подумала, что ей не стоит портить дочери настроение по такому пустяковому поводу. В конце концов Английская набережная – это центр города, аристократический район, и Александру там тоже должно понравиться.

– Не забудь пригласить нас в гости, когда переедешь, – сказала Аделаида Станиславовна, улыбаясь.

– Мама! Ну ты же знаешь, что я всегда рада тебя видеть…

От Аделаиды не укрылось, что она присутствовала во фразе в единственном числе, в то время как ее брат Казимир даже не был упомянут. Увы, Амалия не любила своего дядю. С ее точки зрения, он был повеса, мот и вообще человек совершенно никчемный. Он раздражал ее, и она ничего не могла с этим поделать. До сих пор между ними не случилось серьезной ссоры только потому, что Казимирчик обладал неоценимым талантом не попадаться лишний раз на глаза людям, которые его не жалуют. Вот и сейчас, когда приехала племянница, выяснилось, что дядюшка мирно дремлет у себя. Хотя до сих пор у него не наблюдалось привычки спать днем.

– Я надеюсь, моего брата ты тоже пригласишь, – сказала Аделаида Станиславовна, кашлянув и напустив на себя самый серьезный вид.

Амалия пожала плечами со всей беззаботностью, на какую была способна.

– Ну, если уж без этого не обойтись…

– Амалия! Он же все-таки мой брат…

– Он еще не собрался жениться? – с любопытством спросила баронесса.

– Господи! – ужаснулась Аделаида. – Как будто ты не знаешь, как он относится к браку…

– Конечно, знаю, но ведь сама посуди: обычно люди, которые клянутся, что ни за что не сделают того или этого, заканчивают как раз тем, что нарушают все свои обещания…

– Не стану притворяться, я была бы очень рада, если бы Казимир остепенился и нашел себе хорошую жену, – вздохнула Аделаида Станиславовна. – Но пока что-то незаметно, что он собирается образумиться. Я тебе не говорила, но я его с кем только не знакомила – и с полячками, и с русскими, и с лютеранками, и с титулованными, и с богатыми, и кого только среди них не было. Любой другой на его месте уже десять раз успел бы жениться, но я совершенно не понимаю, кто нужен Казимиру. И вообще, что можно сказать человеку, когда он заявляет, что ему лучше всего среди своих близких и ни одна женщина на свете не стоит нашего мизинца?

– Да уж, с таким доводом трудно поспорить, – заметила Амалия.

– Он выбивает у меня почву из-под ног, – пожаловалась Аделаида, складывая веер. – Получается, я словно пытаюсь от него избавиться, а я всего лишь хочу, чтобы у него была своя семья и свой дом. Но…

Из передней донесся глухой звонок.

– У меня не получается никого воспитывать, – горько промолвила Аделаида. – Даже детей сложно чему-то научить, а что тогда говорить о взрослом человеке?.. Кто там?

Последний вопрос был обращен к немолодой горничной, которая только что показалась в дверях.

– Какая-то французская барышня, – последовал ответ. – Я не поняла, чего она хочет, потому что не говорю по-французски. Она отдала мне эту карточку.

Аделаида протянула руку за визиткой, просмотрела то, что на ней значилось и, пожав плечами, передала карточку дочери. На ней было написано: «Мадемуазель Луиза Делорм», а сбоку от руки было приписано по-французски: «Мне хотелось бы поговорить с месье Казимиром Борницким по чрезвычайно важному делу».

– Фамилия написана неправильно, – спокойно заметила Амалия, кладя карточку на стол. – И почерк неровный, прыгающий, как будто человек, который это писал, сильно волновался. Как эта барышня выглядит?

– Лет двадцати, – ответила горничная, подумав, – невысокая блондинка. Не красавица, но довольно милая.

– Какая-нибудь гувернантка? – вздохнула Аделаида. – Это вполне в духе Казимира. Лучше уж я скажу ей, что его нет дома.

– Если дело действительно важное, то так просто она не уйдет, – вмешалась Амалия. – Может быть, лучше разбудить дядюшку и покончить с этим сразу? В конце концов, если он сам виноват, то пусть сам и расхлебывает…

И прежде чем мать успела возразить, баронесса фон Корф уже поднялась с места.

– Я поговорю с девушкой и приведу ее сюда, а ты пока разбуди дядю, – сказала Амалия.

Чувствуя смутное неудовольствие, Аделаида отправилась на поиски Казимира, который, лежа на диване в роскошном вишневом халате с золотыми кистями, читал роман «Граф Монте-Кристо».

– Я думала, ты спишь!

– Я уже выспался, – бодро ответил Казимирчик, захлопывая книгу. – Амалия ушла?

– Нет, и еще Луиза объявилась. Придется тебе с ней поговорить.

– Какая еще Луиза? – изумился ее брат.

– Луиза Делорм. Француженка, блондинка, не говорит по-русски. Ты уже ее забыл?

– Я вообще в первый раз о ней слышу, – не моргнув глазом отозвался Казимир, и тут Аделаида рассердилась по-настоящему.