Убей-городок 2 (СИ) - Страница 48

— Сынки, вы ничего не понимаете в «колке дров». Железо надо ковать, не отходя от кассы.

Вот ведь Папановский Лёлик! Весь советский народ напрочь позабыл классическую пословицу про то, как ковать железо, и сплошь и рядом произносит именно эту версию из «Бриллиантовой руки».

— Щас, сынки, старый сыщик покажет вам класс игры на фортепиано! — всё более возбуждался толстопузик.

Он уже дважды употребил это слово — «сынки». А я его с армии не люблю. Хоть у нас в «погранцах» стариковством, как в других войсках, и не пахло, слово это всё равно носило обидный оттенок. А если вспомнить про мой реальный возраст, то и подавно. Но это, конечно, не главное. Главным было другое — требовалось во что бы то ни стало остановить прыть этого застоявшегося коня. Да и глупо получить нашего злодея уже сидящим в кутузке, а потом всё испортить необдуманными действиями. Вот уж теперь-то спешить надо медленно, а гарантии, что после нашего ухода товарищ капитан всё-таки не попробует свои силы в «колке дров», были ничтожны. И я решился. То, что я задумал мне не нравилось, но обстоятельства требовали.

Я добавил в голос металла, а в выражение лица — камня и заговорил казённым голосом:

— Товарищ капитан, вам уже сказано: ничего не предпринимать. Что тут непонятного? Всё, что могли испортить, вы уже испортили.

Хозяин «апартаментов» ошарашенно посмотрел на меня, соображая, как бы ему половчее ответить на такую наглость. А я продолжил:

— Уже двое суток в вашем заведении под чужим именем скрывается матёрый преступник, а у вас не хватило толку хотя бы проинформировать об этом заинтересованные инстанции, если уж не изобличить его во лжи. По сути дела, вы своими неквалифицированными действиями укрываете его от правосудия. А что если бы мы сами на вас не вышли — вы бы его завтра выпустили?

По-прежнему не давая передышки капитану, я вытащил паспорт Рыбакова и небрежно бросил его на стол.

— Вот этот паспорт, настоящий паспорт преступника мы изъяли с коллегой (коллега солидно кивнул) сегодня на хазе (тут мне пришлось сильно постараться, чтобы сохранить серьёзность), где он скрывался последнее время. И это в вашем городе.

Я сделал упор на слове «вашем».

— Почему до сих пор этого не могли сделать вы? Нюх потеряли? Нашу сводную опергруппу возглавляет полковник Семёнов из Главка, из Москвы. Прикажете мне сейчас же доложить о вашем ротозействе?

Товарищ капитан медленно менял выражение лица. В его глазах читался единственный вывод, который он впопыхах смог для себя построить: раз этот молокосос так ведёт себя, это может означать только одно — право имеет. Кто уж он там на самом деле, одному богу ведомо. Стало быть, поосторожней с ними надо, поосторожней.

— Товарищи, товарищи, вы меня не так поняли… — начал он поспешно отрабатывать назад. — Всё будет сделано, как надо.

А мне другого и не требовалось

— Вот и славно, товарищ капитан, — протянул я ему незримую руку помощи. — Теперь, когда мы всё прояснили, важно договориться о дальнейшем.

И мы договорились. Капитан притащил нам тощее дело на псевдо-Попова, в котором мы ожидаемо ничего интересного не нашли, кроме одного рапорта, который стоил всех остальных бумаг и подтверждал необходимость посещения речного порта. Это был рапорт тех самых постовых из порта. В нём ребята вполне толково изложили, что капитан такой-то буксира такого-то обратил их внимание на подозрительного гражданина, который ходил по судам, стоящим у причала в поисках работы. Капитан его проверил во время разговора и убедился, что тот во флотском деле понимание имеет, но в отдел кадров почему-то идти не хочет. Это показалось странным, а когда соискатель ещё и намекнул, что готов «подмазать» кого надо, если потребуется, то он, как старый коммунист и фронтовик, это поганство терпеть не стал, а велел кликнуть милицию. С учётом изложенных обстоятельств и, учитывая отсутствие документов у данного гражданина, постовые его задержали и передали в дежурную часть.

Хозяин кабинета терпеливо ждал, пока мы изучали дело псевдо-Попова. Чтобы несколько уравновесить неприятность от учиненного разноса (обидного, что ни говори, хотя и полезного), мы прозрачно намекнули, что если всё пройдёт, как надо, он будет обязательно включён в раскрытие общественно значимого тяжкого преступления. И не просто в раскрытие, а раскрытие оперативным путём.

Товарищ капитан зарделся от такой перспективы. Что-то мне подсказывало при взгляде на него, что такого счастья с ним ещё не случалось за всю его долгую службу. Да и где его взять-то в этом скорбном заведении? Только, в очередной раз подчеркнули мы, никаких самостоятельных действий до нашего завтрашнего прихода.

Мы покинули убогую богадельню уже в лёгких сумерках и с большим удовольствием почувствовали, насколько вкусен вечерний воздух за её пределами. Мой напарник уважительно посмотрел на меня и произнёс:

— Я с тебя тащусь, Лёшка! Закрыл на минутку глаза во время твоего выступления, и никаких сомнений: большой начальник распекает подчинённого разгильдяя. И как ты умудрился на пустом месте повод для разгрома создать?

Я шутейно развёл руками, дескать, само получилось.

Утро выдалось пронзительным и ярким — не иначе, как бабье лето незаметно вступило в свои скоротечные права. Мы с напарником молча пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Говорить было не о чем, за ночь всё многократно обсуждено и проверено, и даже проведена телефонная консультация с родным начальством. Среди прочих новостей и ценных указаний нам сообщили, что, как только появилась дактилокарта Рыбакова, эксперты-криминалисты воспрянули духом и обнаружили-таки пальчики нашего злодея и на квартире Антоновой, и на двух квартирных кражах. Что ж, «коготок увяз — всей птичке пропасть», как гласит народная мудрость. А наша «птичка» увязла не только коготком, теперь она увязла по уши, если можно так выразиться. И самое главное то, что сидит она в «клетке».

Нам осталось немного. В ближайшее время нас ожидают два капитана: Евгения — старый речной волк в порту, меня — весёлый пузан в «бродяжнике». А после завершения формальностей мой напарник намеревается ещё несколько часов погулять по древнему городу, в котором, так получилось, оказался первый раз в жизни. Что ж, хороший бонус для завершения работы.

Я шёл уютными улочками просыпающегося города и думал, что период неопределённости закончился. Больше не нужно подгонять себя сказочной командой: «поди туда — не знаю куда», как это многократно случалось за последний месяц. Все паззлы сложились в определённый, ещё не полный, но достаточный для понимания рисунок. Отдельные события, люди и предметы: побеги, «клады», письма, «липовые» братья и многое другое заняли свои места в этом рисунке.

Кто-то скажет — случайность, повезло. Я не буду с этим спорить. Случайность — великая сила. Добавлю только, что употребить её на пользу делу — в этом и заключается скромная наша работа. Более того, я прекрасно понимаю, что задержать преступника и обеспечить его посадку — далеко не одно и то же. Рыбаков ещё погоняет нас ложными версиями, которые придётся отбивать одну за другой. Работы предстоит много, но это будет уже другая работа. Жаль только, что не всё можно оценить категориями уголовного кодекса и никакими его статьями не измерить изломанные жизни Людмилы Семибратовой и её матери.

Сейчас я приду в приёмник — распределитель, где мается наш клиент в иллюзорной надежде получить для себя новое имя. Когда его приведут в капитанский кабинет, я скажу:

— Ну, здравствуй, Анатолий, — и назову его настоящую фамилию, — Рыбаков! Знаешь, откуда я? Из Череповца.

И увижу, как глаза его полыхнут злыми огнями, за которыми плещется страх.