У врат Молчания - Страница 20

Аскеза способна прервать кармическую связь и открыть душе дорогу к Бессмертному. "Тот, кто имеет желания и думает о них, вновь рождается здесь и там из-за желаний. Но все желания того, У кого совершенный атман и чье желание исполнилось, исчезают в этом мире"/20/.

Свобода от желаний - вот истинная свобода, отказ от мира - вот истинная Мокша. Это и есть бессмертие, которое открыл Яма Начикету:

Когда смертный отрешается от всех желаний,

Пребывающих в его сердце,

Он становится бессмертным

И достигает брахмана.

Когда разрубаются все узлы,

Опутывающие его сердце в этом мире,

Смертный становится бессмертным/21/.

Пусть труден этот путь, пусть он сопряжен с тяжкой борьбой, но ему не будет препятствовать главный тайный враг человека - гордость.

Напротив, она будет до конца удовлетворена. Что может питать ее больше, чем сознание, что человек стал высшим существом, стоящим надо всем!

Такой отрешенный "йогин" одолеет законы природы и свое собственное тело: оно будет бесчувственным, как кожа, сброшенная змеей.

Аскет больше не нуждается ни в религии, ни в ее уставах. "От них свободный, проникший в Запредельное, существует вне предписаний совершать обряды. Обрядность, указанная в гимнах, - для тех, кому присуще желание. Запредельного достигает от них свободный"/22/.

Отрешенному чужды не только обряды, но и все, чем живут люди: ненависть и любовь, добро и зло. Он бесконечно далек от слабых и невежественных, он сверхчеловек.

Естественно поэтому, что брахманская религия не вышла за пределы отшельнических скитов. Гордые муни меньше всего были склонны печься о духовных нуждах народа. Пусть толпа погрязает в суевериях, познавший истину не имеет с ней ничего общего. Он умер для мира. Он обрел спасение.

В свою очередь люди, искавшие истинной веры, но не желавшие превращаться в монахов, мало что могли почерпнуть в идеях Упанишад. Если путь к Божеству возможен лишь через тамас, т. е. полное растворение личности, то для живого, мыслящего, чувствующего, любящего человека обращение к Нему невозможно. Того, о Ком можно сказать лишь, что он есть "не то и не то", нельзя любить. Нельзя молиться тому, у Кого нет Имени и Лица.

Знаменательно, что в Индии среди тысяч храмов только два посвящены Брахману.

Глава шестая.

АБСОЛЮТ И ВСЕЛЕННАЯ. ПУТЬ К СВОБОДЕ

1. Чхаидогья, VI, 9, 2. Пер. В. Шеворшкина.

2. Катха, II, 2, 8.

3. Шанкара, Атмабодха, 48 Пер. А. Сыркина.

4. О брахманской космогонии см.: С. Радхакришнан. Индийская философия. т. I, с. 106, 150; Р. Deussen. The Philosophy of the Upanishads, p. 180.

5. Шатапатха-бргамяна, VI, 1, 1.

6. Брихадараньяка, V, 5, 1.

7. Брихадаранъяка, II, 1, 7.

8. Мундака, I, 1,7.

9. См. об этом: В. Зеньковский. Основы христианской философии, т. II. Париж, 1964.

10. Брихадараньяка, IV, 3, 14.

11. Чхандогъя, VI, 8, 7; III, 17, 6.

12. Тайттирия, I, 5.

13. Кайвалия, 9. Пер. П. Дойссена.

14. Кайвалия, 16-17.

15. Кайвалия, 19-20.

16. Брихадараньяка, IV, 4, 1.

17. Махабхарата. Мокша-Дхарма, 181, 2. Пер. Б. Смирнова.

18. Каушитака, I, 2.

19. Брихадараньяка, IV, 5, 6.

20. Мундака, III, 2, 2.

21. Катха, II, 3, 14.

22. Мундака, III, 1; Тайттирия, II, 9.

Индия около 600 г. до н.э.

Постоянный гнет обыденности давит сознание человека; большинство из нас значительную часть своей жизни не могут вырваться из-под ее ига. Чувство обыденности есть величайшая ложь, затмевающая наше сознание. Эта серая отрава искажает подлинную картину мира, пропитанный ею человек утрачивает чувство тайны, чувство чудесного, он перестает ощущать дыхание Вечности, он забывает, что она где-то рядом. Мы так же легко погружаемся в суетный поток обыденности, как забываем, что земля наша есть лишь планета, проносящаяся в ледяной пустоте Вселенной. Кто знает, не явилось ли чувство обыденности как бы защитной реакцией слабеющего духа перед могучим натиском высшей реальности бытия? Быть может, мы уже неспособны постоянно выносить ее свет? И вот наши духовные глаза закрылись, наша интуиция притупилась, исчезли лики и живые духовные силы, серая пелена опустилась на все; воцарилась обыденность... но время от времени дух, просыпаясь, делает отчаянные попытки освободиться от лживой иллюзии обыденности, вернуть себе то утраченное мироощущение, в котором вновь заговорят мертвые вещи, в котором все зазвучит, затрепещет, обретет таинственный и многозначительный смысл. И как вспышки молний эти возвраты духовного видения освещают наш унылый путь. Если бы смерть застала нас в такую минуту, как ничтожна была бы она тогда, как безболезненно было бы ее жало! В минуты духовного просветления мы ее не боимся. Но кто может похвалиться, что это просветление сопутствует ему всегда? Даже величайших святых оно не раз покидало...

И вот во мраке между двумя озарениями неземных светов мы стараемся удержаться от падения, продолжать свой путь, призывая на помощь всю силу разума и воли. Идя в кромешной тьме, мы размышляем о Свете, мы вспоминаем о его блеске и этим воспоминанием поддерживаем себя на трудной дороге. Что такое умозрение философов и богословские построения, как не эти воспоминания об однажды озарившем душу сиянии? Да, они нужны, они необходимы, они ориентируют наш ум и наше сердце в мутном хаосе обыденного. Пусть несовершенны человеческие слова, пусть наши земные понятия неприложимы к бесконечному, мы имеем право говорить о нем. Мы должны говорить.

Так создаются великие философские системы, так смертные решаются говорить о Боге, рассуждать о его свойствах, доходить до последнего порога мысли, до Абсолютного Сверхбытия. Они даже привыкают к этим словам и оперируют ими как прочими словами! Высоко паря на крыльях абстракции, мысль обращается в нечто почти неживое, призрачное. Теоретически мы поднялись на вершину, с которой далеко все видно вокруг, но внезапно ощущаем острую нехватку воздуха, чувствуем себя оторвавшимися от Реальности. Мы отвергли обыденное, но не приобщились к реальности Вечного. А ощутить эту реальность, жить ею так нужно человеку. Ведь он сам не фантом преходящего бытия и не абстрактная схема, он личностная монада, душа живая, ему нужно прикоснуться к ризам живого Бога, услышать голос Его, почувствовать Его в себе и во всем.

x x x

Ответом на этот вопль души, на это стремление к Богу явилось в Индии новое религиозное течение, связанное с именем Кришны Васудевы. Время его жизни относят обычно к VI в. до н. э./1/. Никаких записей от него не осталось. Памятником учения Кришны является Бхагавад-Гита, т.е. "Песнь Господня" - одно из величайших произведений религиозной поэзии всех времен и народов. Прошел длинный ряд столетий, а эта книга продолжает захватывать и волновать человеческие сердца. Однако если мы спросим, кто ее создатель, когда и при каких обстоятельствах она появилась, то ответа мы, в сущности, не получим. Возникновение Гиты окутано пеленой непроницаемого тумана, как, впрочем, и вся до-буддийская история Индии. Датировка "Песни Господней" колеблется в пределах более чем тысячи лет. Однако по большей части ее возникновение относят ко времени между V и III веками до н.э./2/.

Некоторые исследователи полагают, что Гита является не цельным произведением, а чем-то вроде сборника изречений, принадлежащих различным мудрецам и поэтам. Действительно, есть некоторые основания считать так. Расплывчатость композиции, повторения и известные внутренние противоречия поражают читателя Гиты сразу. Однако весьма сомнительно, имеем ли мы право предъявлять к поэтическому произведению такие требования, которые уместны лишь в отношении к строго философскому трактату.

Что же касается внутренней противоречивости, то она, в сущности, кажущаяся. Лишь поверхностный взгляд может не заметить, насколько Бхагавад-Гита цельна и едина по духу.