У убийц блестят глаза - Страница 4
Она обвела рукой кровать, со всей механикой и лабораторией.
– Значит, все так плохо?
– Ничего страшного. Я могу шевелить кончиками пальцев, и все остальное тоже в порядке.
– Писали, что ты находишься в критическом состоянии: в последнем воскресном номере “Альбукерке джорнэл”, которую кто-то оставил на столике в холле. Я просматривала эту газету за завтраком, просто так, от нечего делать. И вдруг... Торопилась, чтобы успеть услышать твои последние слова.
Я прошептал:
– Я всегда тебя расстраивал, Натали, правда?
– Иди к черту, – сказала она, усмехаясь, – ты действительно выглядишь абсолютно беспомощным на этой кровати.
Усмешка вдруг исчезла, Натали отвернулась. Сняв шляпу, повесила ее на крючок, подняла сумочку, которую отложила в сторону, занимаясь цветами. Я видел ее спереди и сзади одновременно, пока она раскуривала сигарету перед зеркалом. Лицо ее казалось усталым, но синее платье выглядело свежим. У нее явно было время и место, чтобы принять душ и переодеться перед тем, как поспешить к моему смертному одру. Впрочем, так действовала бы, наверно, любая женщина.
– Думаю, что здесь можно курить?
– Разумеется. Вероятно, происшествие со мной скомкало твои планы. Я думал, ты пробудешь в Неваде не меньше шести недель.
– Вот вся твоя благодарность. Я чуть не убила себя, пока мчалась к тебе. – Она повернулась, глядя мне в глаза. – Ты хоть немного рад видеть меня, дорогой?
– Я всегда рад тебя видеть, дорогая, – прошептал я. – Смотреть на тебя – единственное удовольствие, которое мне никогда не надоедает. Или почти единственное. Но, когда люди уходят, я предпочитаю, чтобы они оставались там, куда ушли, если тебе понятно, о чем я. Что ты хочешь доказать, принцесса?
Она затянулась сигаретой и, отвернувшись, выпустила дым.
– Что, если я хочу вернуться?
– Я ценю твою идею, но обо мне здесь прекрасно заботятся. Тот факт, что какой-то идиот всадил в меня пулю, ничего не меняет. Если ты не смогла выносить меня раньше, то что изменилось теперь?
– А если я скажу, что очень скучала по тебе?
– Очень мило с твоей стороны – так говорить. И я скучал по тебе тоже. Но что из того? Если в доме три года проживет собака, а потом вдруг исчезнет, то по ней тоже будешь скучать.
– Боже мой, – произнесла она, – ты просто мерзавец, верно?
– Ты уже говорила это раньше.
– Я проехала по проклятой пустыне, делая сотню миль в час, обливаясь непрерывно слезами... – Натали неожиданно усмехнулась, эта дерзкая усмешка не пристала ее деликатным чертам, она больше подошла бы уличному мальчишке. – Добрый старина Грег, ты даже не представляешь, какое облегчение испытываю. слушая твои речи. Если бы вдруг ты стал нежным и преисполнился благодарностью, я бы сразу поняла, что ты умираешь. В этой клинике позволяют целовать пациентов?
– Попробуй, и сама узнаешь, – прошептал я. Она наклонилась над постелью и целомудренно коснулась губами моих губ. Духи были мне знакомы – по-моему, я и подарил их: продукт местного производства под названием “Ночная Церера”, сделанный из цветов пустыни. Она посмотрела на меня сверху вниз:
– Надо что-то предпринять по поводу твоих бакенбард. Послушай, ты ведь собираешься поправиться, а? Грег, что нам теперь делать?
– Я не знаю, сложная ситуация.
– Это очень простая ситуация. Если бы ты не был таким паршивцем и пошел на полукомпромисс – подыскал бы себе хотя бы наполовину цивилизованную работу в наполовину цивилизованном месте...
Я прошептал:
– Нью-Мексико заселили уже тогда, когда Массачусетс был еще унылой дикой местностью, не говоря уже о твоем родном штате Нью-Йорк. И если существует более цивилизованная работа, чем моя, – мне о такой неизвестно.
– Тогда остается сказать: Боже, помоги цивилизации. – Она снова легонько поцеловала меня и выпрямилась. – Наверняка у вас здесь не найдется ничего выпить.
– Скорее всего, нет.
– Да все равно ты не сможешь со мной выпить.
– Можешь сбегать в “Ла Фонда” и принести мартини, – прошептал я. – Выпей сама и налей порцию для меня в это устройство. По-моему, рот находится вон там.
Она рассмеялась, постояла, молча глядя на меня, потом неожиданно сказала:
– С тобой ведь будет все в порядке, правда, Грег?
– Доктор утверждает, что мой собственный механизм заработает и все части на месте. Чтобы заставить их функционировать снова в полную силу, потребуется время, месяц или два. Почему ты спросила? Я так плохо выгляжу?
Натали покачала головой:
– Не в этом дело... Просто я... – Она поколебалась. – Возможно, я чувствую вину за происшедшее. Стоило мне тебя оставить, как ты вдруг оказался на пороге смерти.
– Если тебе пришло в голову, не пошел ли я в лес специально, чтобы подстрелить себя, впав в депрессию по поводу твоего ухода, то ты сошла с ума.
Она засмеялась:
– Теперь мне стало окончательно ясно, почему я ушла от тебя. Потому что знала – ты постараешься изо всех сил, чтобы мне было хорошо, когда я вернусь. – Она отошла от меня, надела пальто, нашла перчатки и стала их натягивать. По-моему, это занятие – самое утонченное из всех женских представлений по воздействию на зрителя, и Натали явно заслуживала аплодисментов. – Ладно, увидимся завтра, – сказала она, когда шоу с перчатками было закончено. – Все равно я уже далеко зашла и теперь могу снова заскочить и узнать, как твои дела.
Она подошла к двери, но отпрянула, потому что дверь вдруг приоткрылась навстречу. Настолько, чтобы смогла протиснуться незнакомая девушка, которая, войдя в палату, сразу закрыла за собой дверь. Натали бросила на меня удивленный взгляд. Я никогда раньше не видел этой девушки.
Я молча смотрел, как посетительница прислонилась спиной к свободной части стены, как будто боялась, что кто-то нападет на нее сзади. Ростом примерно пять футов и шесть дюймов, загорелая, со светлыми волосами. Короткая мальчишеская стрижка оставляла открытыми шею и уши. Наряд девушки состоял из мужской рубашки и одной из тех широченных длинных юбок желтого цвета, которые женщины с юго-запада позаимствовали у индианок. Почему каждая дама в этом районе старается изо всех сил походить на скво, не могу сказать. Девушка была в туфлях-мокасинах на голую ногу. Тоже одна из особенностей региона – каблуки здесь прерогатива мужчины.
Незнакомка стояла касаясь плечами стены и смотрела на нас враждебно, хотя должен уточнить, что смотрела она только на меня, ничем пока не показав, что вообще замечает присутствие Натали.
– Доктор Грегори? – спросила девушка. – Доктор Джеймс Грегори? Я кивнул. Она облизала губы, нуждавшиеся в помаде.
– Я – Нина Расмуссен, – представилась посетительница, речь ее была сбивчивой, – вы меня не знаете. Но у меня есть брат, которого зовут Тони, и был жених, которого звали Пол Хаген и которого больше нет. Благодаря вам, доктор Грегори.
Я открыл было рот, чтобы заговорить, но передумал. В конце концов, сказать мне особенно нечего. Девушка судорожно сжимала и крутила в руках сумку.
– Не утруждайте себя, доктор Грегори, не говорите ничего, – тихо продолжила мисс Расмуссен, – ведь это была не ваша вина, не так ли? Вы просто защищали себя, верно? Пол стрелял первым. Вы не можете отвечать за то, что какой-то безответственный дурак не в состоянии отличить оленя от охотника. И вы вогнали пулю балбесу в голову, просто чтобы преподать ему урок. Вы должны гордиться своей меткостью, доктор Грегори! Но если вы такой отличный стрелок, зачем вы убили его? Вот что я хочу узнать, доктор Грегори. Почему, почему, почему?
Обстановка явно была неподходящей, чтобы пускаться в объяснения по поводу баллистических качеств крупнокалиберного винчестера. Мне не нравился взгляд девушки. Я слегка пошевелил рукой, стараясь не привлекать ее внимания, и сделал ошибку. Кнопка звонка была прикреплена к моей подушке на самом виду. Когда моя рука потянулась к звонку, Нина Расмуссен полезла в сумку и вытащила автоматический пистолет двадцать второго калибра.