У обелиска (сборник) - Страница 24

С Галей у меня отношения сложились странные. Вроде бы тоже хороший человек, чуткий, как врачу и положено. И справедливый – слова плохого от нее зазря не услышишь. И обо мне заботилась: поначалу каждый день приходила убедиться, что я хорошо устроилась на новом месте и теплых вещей у меня хватает. А все же чувствовалось в ней что-то не то.

Я – наивная дурочка – не понимала, пока мои соседки по общежитию не собрались открыть мне глаза. Мол, Иваныч, мужчина нестарый и холостой, глаз на меня положил и потому добился моего перевода к нему. А Галка просто ревнует. Я, конечно, возмутилась – больше из-за себя и из-за Дмитрия Ивановича. Не было у него ко мне интереса. Я хоть и юная, и неопытная, но такие вещи и без всякого опыта чуются. (Вот про Игоря я сразу все поняла – хотя он тоже долго вокруг да около ходил, пока не решился признание сделать.) А Галина… Галина могла рассуждать так же, как и мои соседки, и ревновать. Как бы сказать ей, что я ей не соперница?.. Но о таком разговаривать я не умела. И повода не находилось.

Да и времени.

Когда вокруг сужала кольцо смерть, когда усталость, холод, голод косили с каждым днем все больше и больше народу, когда каждый день в больнице люди умирали не от болезней или ран, а просто потому, что покидали силы, когда нельзя было этого не замечать и начинало уже казаться, что во всем мире никакой другой – нормальной – жизни больше не осталось, – все мысли и тем более разговоры о какой-то глупой ревности казались сущей ерундой. Неужто Галина, которая очень близко к сердцу принимала каждую неспасенную жизнь, могла придавать значение чему-то еще? Мне в это не верилось. Однако…

Меня взяли в спасательный отряд. Опять был налет, и еще несколько зданий на соседней улице превратились в руины. Как же это было больно: видеть вместо привычных с детства очертаний черные провалы и остовы стен, ощерившиеся осколками кирпичной кладки, обломками мебели и оконных переплетов…

– Я не чувствую живых, – сказала Галина, сжимая свой магический амулет.

Она всегда делала заклятье поиска, на его данные мы и опирались. Хотя Галя и предупреждала, что оно может быть неточным: все-таки она была магом от медицины, и не самым сильным (сильных-то всех еще в июне на фронт забрали).

– Стойте!.. – внезапно добавила Галина, напряженно вслушиваясь во что-то, ведомое только ей. – Кажется, что-то есть на чердаке… Скорее всего, кошка. Но может быть и ребенок…

Василич задрал голову, оценивая высоту пятиэтажного дома, у которого осталось неразрушенным – относительно – всего одно парадное, и покачал головой.

– Кошка. Что ребенку там делать?

– Испугался. Заигрался… Мало ли. Тань, сходим? – Галина посмотрела на меня.

– Побереглись бы, девоньки, – возразил Василич. – Оно ж еще рухнуть может. Это кажется, что крепко стоит, а как оно на самом деле…

– А мы легонькие, – ответила ему Галина. – Таня вон вообще пушинка. Вовка, и тот тяжелее будет.

Вовка, с недавних пор устроившийся на завод, с ней согласился бы. Хотя если б был сейчас с нами, спасать котенка или ребенка помчался бы первым. И Игорь пошел бы. Обязательно. И Дмитрий Иванович – но он сейчас был в операционной. Да и Василич пошел бы – но он и впрямь слишком тяжел и не слишком ловок – от постоянного холода его колено, простреленное еще в Гражданскую, стало совсем плохо сгибаться. Вот и получалось, что, кроме нас, некому.

– Пойдем, – согласилась я. – Посмотрим.

– Я сейчас найду безопасный путь… – сказала Галина и жестом позвала за собой.

Под неодобрительное покряхтывание Василича мы вошли в темный зев парадною.

Осколки кирпичной кладки скрипели под ботинками, где-то хлопала наполовину сорванная с петель дверь. Тишина разрушенного дома. Я – в очередной раз – неосознанно просунула руку в ворот и сжала узелок косынки. Я обещала. И я дождусь. Значит, все будет хорошо.

Галина заметила мой жест, остановилась, чтобы я поравнялась с ней.

– Ты никогда ее не снимаешь? – тихо спросила она.

Я покачала головой.

– На ней какое-то волшебство? – продолжала любопытствовать она – видимо, чтобы хоть как-то сгладить тревожное чувство, не отпускавшее нас обеих на этой лестнице.

– Не знаю, – честно ответила я. – Он перед отъез-дом сам завязал ее. И попросил, чтобы я обещала никогда не снимать. Мол, тогда он обязательно вернется ко мне. Я обещала, конечно. Но разве есть такое волшебство?

– Такого – нет, – чуть подумав, ответила Галина. – А он сам из магических?

– Да.

– Где он служил? До войны.

– НКВД, – ответила я, немного запнувшись. И приготовилась к тому, что Галина выкажет недовольство. Или посмотрит на меня с подозрением. Или…

Но она просто кивнула со знанием дела:

– Да, к ним в магслужбу отбирают лучших.

И я не сдержала улыбку. Потому что Игорь действительно – лучший. И словно какая-то теплота разлилась внутри меня при одном воспоминании. Я дождусь, и он вернется. Кончится война, и все будет хорошо. Иначе просто не может быть. Холод и страх как будто расступились передо мной, и я быстрее зашагала по лестнице вверх.

На чердаке было темно. Тусклые лучи скудного ноябрьского солнца высвечивали сквозь проломы нагромождения порушенных балок и искореженной кровли, прочее же было надежно укрыто темнотой.

– Кажется, это все-таки кошка… – услышала я голос Галины за спиной.

– Значит, спасем кошку, – отозвалась я, готовая сейчас помочь любому живому существу.

– Вон там, – указала она.

И я, пригнувшись, пошла в ту сторону. Мне даже успело показаться, что в темноте мигнули два ярко-зеленых огонька…

Но в следующий миг лист жести под моей ногой прогнулся, и я, потеряв опору, покатилась куда-то вниз. В провал, оказавшийся глубиной в несколько этажей.

Кажется, я закричала. И зажмурилась. И стала молотить руками и ногами по воздуху, словно по воде… Хотя успела подумать, что надо бы сгруппироваться – как учили на уроках физкультуры. Кажется. Я ничего не помню.

Я даже не помню, как уцепилась за какую-то балку. Мне показалось, что она сама прыгнула ко мне в руки, а я только схватилась крепко-крепко. И висела, пока снизу не услышала крик Василича, что он меня поймает.

Открыв глаза, я поняла, что вишу метрах в пяти над ним, стоящим на груде битого камня. Поймает? А если нет?.. Я подняла глаза и, оценив, сколько уже пролетела, отпустила руки. Как-нибудь не расшибусь.

Не расшиблась. Поймал Василич. Сам кувыркнулся, конечно, костеря на чем свет стоит больную ногу. Я, запоздало вспомнив о ней, вскочила и стала извиняться. Но он только отмахивался, мол, главное, я жива, извинялся за бранные слова и тут же снова сыпал ими.

Прибежала Галина. Тоже принялась ругаться, что я, безглазая, полезла не туда, куда она указывала мне. Перед ней я оправдываться не стала, только поинтересовалась, не нашла ли она там кого – на чердаке.

– Людей там нет, – хмуро ответила она. – А кошки, если и были, разбежались после такого грохота. Идем-ка и мы в больницу, надо бы вас с Василичем осмотреть на всякий случай. Вот ведь потянуло нас сегодня на приключения…

Потянуло. Да только не нас. Галину. Она же настояла и на том, чтобы я сегодня с ними пошла, и про «ребенка или кошку» она «узнала». И на чердаке вполне четко указала мне направление… Теперь вот идет быстро и спину держит прямо, как аршин проглотила, в мою сторону не смотрит. Что ж я ей сделала? Поговорить бы с ней… Но подходящие слова так и не шли на ум. А те, что шли, казались донельзя глупыми. Засмеет она меня, не дослушав. И толку-то…

У самых дверей больницы меня уже осенило: надо с Дмитрием Ивановичем поговорить. Может, он и не догадывается, что у его помощницы на душе творится? Пусть бы лучше он с ней поговорил обо всем… Он же умный. У него должно получиться.

И я, узнав, что он уже освободился и отправился к себе в кабинет, пошла к нему.