У моря Русского - Страница 88

Миновав Тарактаси, он прошел Каменную долину и углубился в лес. Люди очень устали. От Скути и до Сурожа они шли целый день. Здесь отдыхали не более часа и снова двинулись в путь, надеясь за ночь добраться до Кафы.

Дорога шла по дну широкого оврага, заросшего дубняком. Теодоро верхом ехал впереди слуг. Было совсем темно и тихо.

Вдруг из дубняка вырвался пронзительный свист и громкие крики. На дно оврага полетели тяжелые камни, вокруг зажужжали стрелы.

Неожиданное нападение насмерть перепугало людей ди Гуаско, и они начали разбегаться. Теодоро пришпорил коня и помчался вперед.

В темноте нельзя было ничего разобрать. Слуги, выбравшись из оврага, попадали под удары шпаг и мечей — всюду слышались стоны, крики о помощи.

Выскочив на открытое место с десятком людей, Теодоро остановился, ожидая неизвестного противника. Но из лесу никто не появлялся, и шум стычки в овраге уже затих.

— Кто бы мог напасть на нас так внезапно? — спрашивал ди Гуаско своих слуг. — Скорее всего это лесные разбойники Сокола.

— Я видел ихнего начальника. Может быть, я ошибаюсь, но он очень похож на консула Солдайи.

— Может, это и действительно так, — согласился Теодоро. — Они, вероятно, шли тоже в Кафу и приняли нас за разбойников. Надо дождаться их и все выяснить.

Но сколько ни ждали появления консула — из оврага никто не вышел. По одному выбирались на дорогу разбежавшиеся слуги, но людей консула не было.

Собрав около полусотни человек, ди Гуаско решил идти дальше, теперь уже с великой осторожностью, выслав вперед дозорных.

С рассветом на землю лег туман, идти стало хуже, чем ночью. На перевале Теодоро решил сделать отдых и дождаться солнца. Люди расположились на лужайке и после тревожной бессонной ночи заснули как убитые.

Из белой клубящейся пелены показалась темная фигура дозорного. Он подошел к ди Гуаско и тихо произнес:

— По дороге слышен стук копыт. Кто-то едет.

— Много их?

— Один или двое.

— Задержите и приведите ко мне.

Через несколько минут дозорный снова подбежал к Теодоро.

— Господин! Это едет синьор Деметрио. Я его сразу узнал!

— Мой дорогой братец, как всегда, верен своим привычкам, — сказал насмешливо Демо, когда подъехал к Теодоро. Он соскочил с коня, толкнул брата в знак приветствия в плечо и уселся на траву.

— О каких привычках ты говоришь? — неласково спросил Теодоро, когда дозорный отошел.

— Валяться по ночам на самом опасном месте, — Демо оглядел спящих людей и заметил у многих окровавленные повязки. — Я не ошибусь, если скажу, что тебя опять кто-то пощупал. С кем ты дрался?

— Дьявол их знает. Наскочили ночью…

— В таких делах, Тео, тебе просто не везет. Добрая сотня молодцов разбежалась от трех лесных бродяг. А я совсем недавно один одурачил полтора десятка ханских воинов и вырвал из их когтей твою невесту.

— Значит, не врут люди, все это правда?

— Правда! — гордо воскликнул Демо.

— И то, что ты взял за нее выкуп, — это тоже правда?

— Видишь ли… потом я узнал, что… Но, чтобы выкуп… нет!

Теодоро вскочил, подбежал к луке седла, рывком сорвал притороченный кошель. Он тряхнул его, в кошеле зазвенели деньги.

— Ты уехал из дома с грошами, а везешь полный мешок золота. Откуда эти деньги? — и Теодоро запустил руку в кошель.

— Не тронь! Деньги мои. Я добыл их храбростью и удачей!

— Скажи лучше — подлостью! Это из-за тебя, мерзавец, я лишился невесты! Ты самая последняя тварь!

— Если тебе не везет, при чем тут я? Ты просто страшный неудачник. Купил рабов — их отняли татары, полюбил девушку — ее увели из-под носа, пошел в Кафу— остался без слуг.

— Ты продал нашу честь!

— А ты продал свою веру. Оттого бог и наказывает тебя! Ты христопродавец!

Теодоро яростно выругался и, размахнувшись, влепил Деметрио пощечину. Демо выхватил из-за пояса стилет; удар пришелся Теодоро в плечо. Острая боль и вид крови привели Теодоро в бешенство. Выбив стилет из рук брата, он повалил его на землю и схватил за горло.

Демо запрокинул голову, широко открыл рот, ловя воздух, и вдруг затих…

Убил! Теодоро испуганно огляделся. Люди, к счастью, не проснулись. Он оттащил тело брата в кусты. Потом поднял с земли суковатую палку и с силой ударил по лошади Демо — конь сорвался с места и ускакал по дороге в сторону Сурожа.

Разбудив людей, Теодоро дал приказ следовать дальше. Дозорным сказал, что синьор Деметрио уехал домой, в Тасили.

Писал ли Шомелька из Кафы еще другие письма после этого — нам не ведомо. Остался ли жив или погиб в вихре кровавых событий 74–75 годов — тоже неизвестно.

Много времени прошло с тех пор, и как знать, долго ли помогал русскому князю верный Шомелька. Поэтому несколько желтоватых, исписанных тесным почерком листков мы будем считать последними. Надо полагать, что посланы они были не дьяку, как первые, а боярину Никите Беклемишеву, ибо начинаются так:

«Боярин, доброго тебе здоровья! Оставляючи меня в Кафе, ты заботился о ватаге лесной, о судьбе гостей кафинских и сурожских и повелел мне известить тебя, коли с ними что случится. Не знаю, с твоего ли позволения, а быть может так судьба велела — только лесные люди те пришли в Кафу и прихлестнулись к мятежу, который ка-финская чернь учинила и выпущенные на невольничьем рынке ясырники человек до двухсот и еще более невольников с кораблей, которых за море продавать повезли, да не успели.

И такой страх нагнали на богатеев — выразить в письме не можно. Ведь они о защите города не заботились, а всего более набивали свои мошны, и потому мятежники их сломили и объявили Кафу вольным городом…»

Видно, в дальнем пути в Москву послание Шомельки попало в воду или под дождь, и некоторые листки так сильно подмочены, что ничего в них прочесть нельзя.

На втором листке буквы расплылись совсем, и ни одного слова ясного нет. Зато третий листок почти цел.

«…а от того в городе начались пожары да грабежи, атаман с этим ничего поделать не мог. Промеж мятежниками не стало согласия, а пошло все это из-за церквей. Пограбили православный храм Благовещенья, чем озлобили русских мастеровых и ватажников. Те в отместку осквернили соборную церковь св. Агнессы, самую почитаемую у католиков. Из-за власти споры в городе идут злы и жестоки: купцы стараются взять Кафу под свою руку, а простой люд этого не хочет, и между ними пошла большая свара…»

На четвертом листке уцелело слов совсем мало.

«…ди Кабела ждал подмоги от консолоса солдайского, но та подмога не пришла. Аргузии и арбалетчики, вышедшие из Солдайи, встретились в лесу с людьми Антонио ди Гуаско, приняли их за разбойников да друг друга и перебили. О сем узнал я от сына Гуаскова Теодорки, который сам еле спасся и добрался до Кафы с горсткой людей. Татары же…»

И последняя страница.

«…и города им не удержать, ибо раздоры меж людьми сильны, каждый свою корысть блюдет, а о простом люде опять заботы мало. Знатные, запершись в крепость, высылают в город своих лазутчиков, те мутят народ. Консул ждет татар да наемных шляхтичей, и когда они к городу подойдут, одному богу известно, что случится. О том я тебе, ежели будет можно, отпишу. А более не буду задерживать, думаю, что ты не забудешь верного тебе

Ночная Кафа насторожена. Темно, тихо. Ватажник Назарка несет дозор на крепостной стене. Жутко и жалобно ухает где-то сова, нет-нет да и просвистит пущенная неизвестным злодеем стрела. Назарка крестится и шепчет:

— Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, спаси и помилуй мя!

Вдруг внизу атаманов голос:

— Кто на стене?

— Это я, Назарка. И не страшно, атаман, по городу в ночи бродить?

— А тебе на стене не страшно?

— А что ж делать?

Рядом с Соколом Назарка видит Ивана. Назарка рад людям. Спустился со стены, подошел к Соколу.