У цыганок - Страница 3
- Почему-то волнуюсь, - пробормотал он. - Сам не знаю почему...
- Не пей слишком много кофе, - прошептала девушка, открывая дверь и вталкивая его в комнату.
Это было помещение, границы которого терялись в полумраке, потому что шторы были приспущены, и в неверном свете ширмы было не отличить от стен. Он пошел вперед, ковры под ногами становились все толще, все мягче, ноги погружались в них, точно в перину, а сердце билось с каждым шагом все быстрее; наконец, он в испуге остановился. И тогда, в то самое мгновение, он вдруг почувствовал прилив счастья, будто снова был молод и весь мир принадлежал ему и Хильдегард тоже.
- Хильдегард! - воскликнул он, обращаясь к девушке. - Я не думал о ней вот уж двадцать лет. Это была моя большая любовь. женщина моей жизни! ..
Но, обернувшись, увидел, что девушка, к которой он обращался, скрылась. И ощутил едва различимый экзотический запах и услышал, как кто-то захлопал в ладоши, а комната стала наполняться странным, мистическим светом - будто медленно, очень медленно, одна за другой, открывались занавески и в нее проникал свет летнего заката Гаврилеску успел заметить, что ни одна занавеска не шелохнулась, и тем не менее перед ним, всего на расстоянии нескольких метров, оказались три девушки, они легонько хлопали в ладоши и смеялись.
- Ты избрал нас, - сказала одна из девушек. - Цыганку, гречанку и еврейку. - Но посмотрим, сможешь ли ты отгадать нас, - сказала другая.
- Посмотрим, сможешь ли ты угадать, какая из нас цыганка, - прибавила третья.
Гаврилеску, уронив соломенную шляпу, завороженный, уставился на девушек, будто видел не их, а нечто за ними, нечто скрытое за ширмами.
- Как хочется пить! - прошептал он вдруг, поднеся руку к горлу.
- Старуха прислала тебе кофе, - сказала одна из девушек.
Она исчезла за ширмой и вернулась с круглым деревянным подносом, на котором стояли чашка кофе и джезва. Гаврилеску схватил чашку, выпил кофе залпом и, с улыбкой возвращая пустую, повторил шепотом:
- Ужасно хочется пить.
- Теперь будет очень горячий, прямо из дже-звы, - сказала девушка, наполняя чашку. - Пей осторожно...
Гаврилеску попытался пить, но кофе был такой горячий, что обжигал губы и - увы! пришлось опустить чашку на поднос.
- Пить хочется, - уныло повторял он. - Если бы немного воды...
Тогда исчезли за ширмой две другие девушки и вскоре появились вновь, неся уставленные подносы.
- Старуха прислала тебе варенье, - сказала одна.
- Розовое варенье и щербет, - прибавила другая.
Но Гаврилеску впился глазами в кружку, наполненную до краев водою, и, хотя рядом стоял толстый зеленый матового стекла стакан, схватил ее обеими руками и поднес к губам. Он пил долго, шумными глотками, запрокинув голову. Опорожнив кружку, со вздохом поставил ее на поднос, вытащил один из платков и, отирая лоб, провозгласил:
- Барышни! Как же мне хотелось пить!
Я слышал о некоем полковнике Лоуренсе...
Девушки понимающе переглянулись и прыснули. Они хохотали от всей души все громче и громче. Гаврилеску смотрел на них удивленно, но вдруг лицо его осветилось улыбкой, и он рассмеялся тоже. Потом долго еще молча утирал лицо платком и наконец сказал:
- Если позволите, я бы тоже хотел спросить вас. Интересно узнать, что это вас так разобрало?
- Мы смеемся, потому что ты назвал нас барышнями, - сказала одна из девушек. - Здесь-то, у цыганок...
- Неправда! - прервала ее другая. - Не слушай ее, она хочет тебя обмануть. Мы смеемся потому, что ты по ошибке выпил из кружки, а не из стакана. Если бы ты пил из стакана...
- Не слушай ее! - вступила третья. - Она хочет тебя обмануть. Я скажу тебе правду: мы смеемся потому, что ты испугался.
- Это неправда! Неправда! - запротестовали две другие. - Она хочет проверить, не испугался ли ты...
- Он испугался! Испугался! - повторяла третья.
Гаврилеску шагнул вперед и торжественно поднял руку.
- Барышни! - возгласил он с обидой. - Вижу, что вы не знаете, с кем имеете дело. Я - человек не рядовой, не обычный. Я - артист. И прежде чем я имел несчастье стать учителем музыки, я пережил поэтическую грезу. - И, помолчав, он воскликнул патетически: барышни! В двадцать лет я познакомился с Сильдегард, я пленился ею, и я ее любил!
И с глубоким вздохом он опустился в кресло, придвинутое ему одной из девушек.
- Ах! - продолжал он после долгого молчания. - Почему вы напомнили мне о трагедии моей жизни? Ведь вы уже, наверно, поняли: Хильдегард так и не стала моею женой Что-то случилось, случилось что-то ужасное...
Девушка протянула ему чашку кофе, и Гав-рилеску принялся задумчиво, маленькими глотками пить его.
- Случилось что-то ужасное, - продолжал он, помолчав - Но что? Что могло случиться? Мне хотелось бы знать, но я не могу вспомнить, И то правда: я не думал о Хильдегард очень много лет. Я смирился. Я сказал себе: 'Гаврилеску, что было, то прошло!' Нет счастья артистам. И вдруг только что, войдя сюда, вспомнил, что и мне знакома благородная страсть, я вспомнил, что любил Хильдегард!..
Девушки переглянулись и захлопали в ладоши.
- И все же я была права, - сказала третья. - Он испугался.
- Да, - согласились остальные. - Ты была права: он испугался...
- Не понимаю, о чем вы...
- Ты испугался, - сказала одна из девушек, шагнув к нему, и в голосе ее был вызов. - Ты испугался сразу, как вошел...
- Вот почему тебе так хотелось пить, - сказала другая.
- И с тех пор ты все уходишь от ответа, - добавила первая. - Ты избрал нас, но боишься не отгадать.
- Ты должен сперва отгадать, - подхватила третья девушка. - Отгадать, кто из нас цыганка, кто гречанка, а кто еврейка...
- Если ты утверждаешь, что не испугался, попробуй сейчас, - продолжила первая. - Отгадай. Кто цыганка?
- Кто цыганка? Кто цыганка? - эхом отозвались девичьи голоса.
Си улыбнулся и снова стал разглядывать девушек.
- Вот это мне нравится, - заговорил он, вдруг придя в хорошее расположение духа. - Значит, узнав, что перед вами артист, вы решили, будто я не от мира сего и понятия не имею, как выглядит цыганка...
- Но ты снова уходишь от ответа, - прервала его одна из девушек. Угадай же.
- Значит, - продолжал упорствовать Гав-рилеску, - вы думаете, что я лишен воображения и не могу угадать, как выглядит цыганка, в особенности если она молода, прекрасна и обнажена ...