Тышлер: Непослушный взрослый - Страница 49

фигура (Тышлер называл Флору «палочкой») с подчеркнутой грудью и какой-то замедленной мечтательностью облика, противоречащей «урбанистическому» мотиву («Женщина и город», «Модница», обе 1963).

Но она же — очень динамично нарисованная фломастером «океанида» с рыбой, парусником и флажками на голове (1963), она же — победительная восточная красавица в карнавальном наряде с обнаженной грудью («Девушка в карнавальном наряде», 1963).

Как видим, и в творчестве грусть и радость, воспоминания и мечты о будущем — все смешалось.

Трагический опыт этого года отразился в целом ряде последующих работ художника.

В 1964 году у Тышлера вновь, как когда-то, возникает «расстрельная» серия, графическая и живописная. Он возвращается к серии «Расстрел голубя» в живописном и литографическом варианте, создает серию «Казненный ангел», тоже в двух вариантах. В этом «возврате» чувствуется и воспоминание о прежнем «безумии» середины 1920-х годов, из которого вытянула любовь и преданность Насти, и новая волна трагических переживаний, связанная со смертью Насти и с размышлениями о собственной жизни, о неясном будущем.

Поражают работы из живописной серии «Казненный ангел» 1964 года. Одну из них с чертом в роли ангела я уже прежде рассматривала. Сейчас обращусь к несколько иному варианту, где отчетливо проступает жгучий личный подтекст.

Тышлер вновь возвращается к «табуированному» для себя мотиву — «учись стрелять». Но, в сущности, стрелять обучился вовсе не он. Самого художника можно отождествить с фигурой поверженного крылатого демона с рожками, неестественно изогнувшегося на земле и покорно скрестившего руки на груди. Он «крылат», то есть соприроден ангельскому племени, в отличие от изображенного в другом варианте черта. Хотя ангелы бестелесны и бесполы, Тышлер дает понять, что поверженный — мужчина. А вот крылатое воинство, вооруженное палками и с яростной жестокостью повергнувшее наземь своего собрата, — состоит… из рыжеволосых женщин и детей. Слабый пол и милые ангелочки прекрасно орудуют палками.

Мотив поражает своей неожиданностью и жестокостью. Поневоле вспоминаешь ситуацию Тышлера, потерявшего жизненную опору — Настю. Теперь он окружен враждующими женщинами и детьми. И перед ними всеми он «виноват», и все они могут его «сразить».

В пушкинских черновиках стихотворения «Воспоминание» есть строки о двух женщинах — ангелах, посланных ему некогда судьбой. Теперь же, умершие, они встают перед ним «с крыльями и пламенным мечом». Какие-то сходные трагические переживания были и у Тышлера, отразившись в работах серии «Казненный ангел».

С этими переживаниями связана и апокалиптическая, на предельных нотах экспрессии написанная и нарисованная серия «Набат», героями которой тоже становятся «крылатые» существа, оповещающие мир звоном колоколов о возникшей опасности. Начатая во второй половине 1960-х годов, она продолжится до конца жизни, сопровождая какие-то моменты горечи и отчаяния.

Но даже эти апокалиптические композиции поражают фантастической причудливостью. Колокола то находятся внутри крыльев звонящей в них полуобнаженной кричащей женщины (1968), то представляют собой завершение коромысла, которое держит на плечах тоже полуобнаженная, но более гармоничная золотоволосая крылатая женщина, — а в них изо всех сил звонят маленькие ангелочки (1979), то этот колокол держат «зависшие» в небе ангелы-амурчики, а звонит в них исступленная женщина, напоминающая косо поставленную «падающую» башню (1971). Все эти композиции вынесены в «открытый» космос, и в них развертываются «небесные мистерии».

Этот «набатный» колокол мы увидим в одной из последних работ художника, написанной в год смерти, где толпы взволнованных людей взбираются по узким лестницам своего сказочного жилища («Верблюд» из серии «Архитектура. Сказочный город», 1980).

Но Тышлер не был бы Тышлером, если бы не попытался отыскать какую-то альтернативу апокалипсису. Ею стала тоже «космическая» и тоже «мистериальная» серия «Благовест» (впоследствии по цензурным соображениям переименованная в «Мир миру»), начатая в том же 1968 году и тоже писавшаяся до конца жизни. В ней летящий над землей крылатый ангел с трубой, звучащим рогом, а иногда и с гитарой, — разносит повсюду радостную весть. Причем пейзажи, над которыми он пролетает, часто напоминают виды Вереи.

В двух этих сериях художнику удается трансформировать свои страхи, сомнения и надежды в работы общечеловеческого звучания.

Кстати сказать, живописная и графическая серия «Фашизм», начатая тоже в 1960-е годы и продолженная в 1970-х, в этом отношении мне представляется несколько «головной», публицистически однозначной, хотя у Тышлера и тут, как прежде в серии «Махновщина», были личные мотивы для ненависти к фашистам — они убили его брата.

Тут «неживое» окончательно мертвеет. Ощетинившиеся жерлами пушек механические монстры слишком «эмблематичны», чтобы вызывать живые эмоции, будить воображение. Тут зло явлено в своей голой прямолинейности и однозначности, без тех сложных обертонов, которыми сопровождается образ черта-демона, да и позднего Махно.

Личная подсветка в тышлеровских работах необычайно важна!

Ведь даже в такой «чувственный» мотив, как «обнаженная», он, под влиянием каких-то тревожных и горестных мыслей и воспоминаний, может внести иной, чем прежде, трагический оттенок, что мы видим в работе 1968 года из серии «Обнаженная».

Тут снова комната со скамейкой и зеленым ковриком под ногами у юной девушки, печально склонившей голову и скрестившей руки.

Одежда не победительными крыльями поднята над головой (как было в образах, навеянных Флорой), а спустилась к ногам. Замкнутое пространство комнаты, на этот раз не прорезанное окном, дано в какой-то фантастической, едва ли не «обратной» перспективе древнерусского искусства с нагромождением скошенных, непараллельных прямых. К древнерусскому искусству отсылает и условная трактовка тела, в особенности — скрещенные руки-палочки. Перед нами словно юная мученица, ожидающая казни. Образ восходит явно не к Флоре, возможно, это «вариации» на тему Татьяны Аристарховой.

Но все эти и трагические, и лирические, и жизнеутверждающие мотивы 1960-х годов так или иначе передают жизнь души «очнувшейся», деятельной, невероятно чутко реагирующей на все вокруг…

Выйдя из больницы, Тышлер в июле 1963 года пишет дочери о своей новой жизни, определяя новый статус Флоры Сыркиной. Это ему необходимо сделать. Ведь обе женщины друг друга недолюбливают. За Тышлера всегда идет «борьба».

Привожу выдержки из этого письма:

«Ты, Беллушенька, спрашиваешь… кто за мной присматривает — отвечаю: Флора — она все время со мной и готовит она же и очень вкусно, чего не ожидал».

Это некий «укол» дочери. Настя и Белла — «хозяйки», а «интеллектуалки» никогда «хозяйками» не были, но вот привередливый Тышлер заявляет, что Флора «вкусно готовит». Он может с гордостью сообщить дочери, что не просто «не одинок», но окружен заботой. Флора устроила празднование его дня рождения 26 июля. (Эти даты были, как мы знаем, для обоих очень важны.) Тышлер описывает, как весело проходило застолье (где ему приходилось быть только свидетелем — ни пить, ни есть), и в конце мягкий упрек дочери: «Было много телеграмм, кроме тебя и Саши, все поздравили меня».

Можно предположить, что детей (как это часто бывает) не устраивала перспектива новой женитьбы отца. А в 1964 году он и впрямь оформил свои отношения с Флорой. Сбылось его пророчество в давней работе «Еврейская свадьба». (В 1964 году возникло «Падение ангела» как реакция на бесконечную перед всеми близкими «виноватость»!)

Между тем Тышлер Флору любил! Но любил он и своих детей. Примирить эти «стороны» было, как всегда, невозможно. Настя детей Тышлера не очень привечала. Холодные отношения сохранятся между ними и Флорой.

Не без мстительности она отметит в одном из примечаний к тышлеровским письмам, что после его смерти замечательный дом в Верее, завещанный детям, был ими немедленно продан и тут же пошел на слом.