Тяжелая ночь отца Элии (СИ) - Страница 2
— Любого? — жрец сглотнул, судорожно дернув кадыком.
— Любого, — божество кивнуло совершенно серьезно. — Вплоть до сохранения жизни. Только зачем она тебе будет нужно после всеобщей смерти?
— Я о другом.
— А ты хитрец, — глаза Бога сузились. — Об этом и не думай. Тоже мне спаситель человечества. Поглядел бы на себя…
— Ну, тогда, — Элия вздохнул. — Ты золотую монету достать можешь?
— Легко.
На ладонь Хортала лег материализовавшийся из воздуха мешочек, под замшей которого угадывались приятные глазу очертания кругляшков.
— Тогда объявляю свое желание. Напиться с Богом.
Громовержец задумчиво подбросил кошелек на ладони.
— Хватит?
— Не вопрос.
— Согласен. Куда направимся?
— К Эццо, конечно же.
— К Эццо?
— А то?
— И правда, что ноги бить без толку. Идем!
Обратный путь Элия проделал с завидной скоростью — хотелось согреться, а еще больше — напиться, чтобы не думать о грядущем конце света. Бог, даром что избрал для земного воплощения горбатое колченогое тело, не отставал ни на шаг.
Переход из объятий ночной свежести в спертый омут притона прошел легко, хоть и болезненно. Полуальв лежал на привычном месте все с той же полуулыбкой-полуоскалом. Эццо выразил несказанное удивление триумфальным возвращением жреца, да еще в компании вонючего уродливого оборванца, наклоном головы к левому плечу. Настолько вывести его из состояния душевного равновесия удавалось не всякому.
Элия важно прошествовал к стойке, оттеснил плечом одного из трех вышибал.
— Бочонок вина и что-нибудь из закуски в комнату наверху.
Бритоголовый хозяин многозначительно потер друг о друга пухлые подушечки большого и указательного пальцев.
— Не переживай, — на стойку, мелодично звякнув, лег полновесный каллеронский гульден.
Когда нагруженный вином Элия, шел за немым прибиральщиком к лестнице, Хортал на секунду задержался. Улыбнувшись обаятельной беззубой улыбкой, Бог жестом балаганного фокусника выхватил торчавший у вышибалы за поясом кинжал и прежде, чем кто-либо успел моргнуть глазом, по рукоятку вогнал его в стойку, расщепив крепчайший мореный дуб.
— И не пытайтесь добраться до остального золотишка, ребята. Ноги повыдергиваю.
И не оглядываясь, похромал вслед за жрецом.
— Как тяжело, помоги Хортал! — пыхтел на узкой лестнице Элия с трудом удерживая рвущийся из рук бочонок.
— Я уже здесь, — нечеловечески сильная рука подхватила священнослужителя вместе с ношей и мощным толчком направила вверх.
Пока прибиральщик выпроваживал из крохотной дощатой загородки, гордо именуемой отдельным кабинетом, двух перепившихся тюленебоев с визжащими подружками и делал вид, что наводит в комнате порядок, Элия шепнул своему спутнику:
— Зачем тебе понадобился весь этот збедошский цирк с кинжалом? Ведь ты можешь разнести по щепочке весь этот притон одним движением бровей.
Хортал пожал плечами.
— В мои планы входит устроить конец света всему человечеству, но у меня нет ни малейшего желания нгачинать его в одной отдельно взятой забегаловке, больше похожей на плохо вычищенную выгребную яму.
— Понято.
Они уселись на пол, поставив между собой приземистый столик на гнутых ножках. Пока Элия раскупоривал бочонок, Хортал преломил пресную лепешку, разложил на столе копченую уклейку, сушеных кальмаров, зелень.
— Приступим с Богом, — жрец хотел было протереть кружки полой мантии, но, сравнив их чистоту, передумал. — Ох, прости. Привычка такая.
— Отличная привычка, — ухмыльнулся Бог. — Жаль, недолго осталось ею пользоваться.
Они выпили по первой.
— Какой дрянью приходиться травиться, — поморщился Молниеметатель. — Поневоле возрадуешься божественному здоровью.
Элия задумчиво жевал листик базилика.
— Нет, я все же не пойму, как может Бог, Демиург, желать гибели мира, который призван спасать и защищать.
— Ну, во-первых, я не Демиург…
— Как так?
— Я не создавал ваш Мир. Я просто хранитель его. Один из многих.
— А кто же сотворил землю и небо, светила и?..
— Великие Силы. И только они способны создать что-либо. Что за глупые вопросы? Чему учат вас в послушничестве?
— Ха! В послушничестве, — Элия налил по второй. — Да в мои годы там еще хоть чему-то учили. Сейчас Верховный Жрец более озабочен формой и размерами ягодиц послушников, чем содержимым их голов.
— И ты продолжаешь желать спасения миру?
Жрец залпом осушил вторую кружку.
— Продолжаю. В нем все же много хорошего и доброго.
— Я этого не заметил.
— Ты не там искал.
— А где мне нужно было поискать справедливости? При дворе императора Роша или збедошского султана? Или в храмах-крепостях Эр-Кифы? Там-то все благолепственно. Вопрос в цене этого благолепия.
— Но если ты чувствуешь несправедливость, помоги ее искоренить.
— А что будете делать вы, люди?
— Мы тоже боремся с несправедливостью.
— Интригуя, злоумышляя, уничтожая инакомыслящих…
— Ты берешь крайности.
— Напротив. Я усредняю. Слушай, давай выбьем днище у этого бочонка. Черпать кружкой проще, чем наливать.
— Не возражаю.
— Будь здоров. Как тебя, кстати, зовут.
— Отец Элия.
— Будь здоров, отец Элия.
— Будь здрав и ты, Громовержец. Мне моим не долго пользоваться.
За стеной внезапно раздался протяжный стон, переходящий в бульканье.
— Ну вот. Еще кому-то глотку перерезали, — покачал головой Хортал.
— А по-моему, просто бедняге пойло не в то горло пошло, — примирительно пробормотал жрец.
— Ну да. Ты же видишь сквозь стены.
— Нет, но я знаю жизнь. И людей. Ведь самый мерзкий тип может нести в глубине души ростки доброты.
— И все жизнь тщательно их прятать. Будь здоров.
— Ладно взрослые. Но ты же уничтожишь грудных младенцев. Так сказать оптом, одним махом. Их то за что?
— Чтобы они не выросли и не стали палачами, садистами, инквизиторами…
В дверь тихонечко поскреблись.
— Заходи, — скомандовал Элия.
На пороге возник худой, изможденный старик с реденькой седой бородой. В руках его матово поблескивал продолговатый короб си-то.
— А! Зеррик! Заходи, садись, — обрадовался жрец.
— Ты хочешь за мой счет напоить всех своих друзей? — нахмурился Бог.
— Зеррик отработает. Никто в Пейноре лучше его не играет на си-то и не поет так душевно.
Музыкант присел к столу. Элия зачерпнул полную кружку и сунул ему в руки.
— Пей, не стесняйся.
Осушив вместительный сосуд, Зеррик осторожно тронул длинными ногтями печально откликнувшиеся струны.
Элия подпер рукой обрюзгшую щеку.
— Скажи, Тучегонитель, неужели у всей людской расы нет ничего хорошего, за что ее можно было бы простить, пожалеть и дать еще один шанс исправиться за пятьсот лет?
— Может и есть. Я его не обнаружил.
Повисло тяжелое молчание. Звуки си-то плавно вились в тяжелом воздухе, бабочками-ночницами порхая под потолком. Их нежные полутона навевали лирическое и тоскливое настроение.
Кружка Хортала заскребла по дну.
— Надо бы еще бочонок принести, — меланхолично проговорил небожитель.
— Сейчас смотаюсь, — с готовностью поднялся Элия. — Давай гульден.
— Смотри, не потеряйся, — монетка плюхнулась на ладонь жреца.
Пошатываясь и для верности опираясь плечом о стену, Элия направился к лестнице. Вслед ему потек низкий, чуть хрипловатый голос Зеррика.
«Пусть послушает, — подумал священнослужитель. — Глядишь, помягчает. Грусть для души, она как кислое молоко для брюха».
Однако, когда он вернулся от уже ничему не удивляющегося Эццо, сопя и истекая потом под тяжестью второго бочонка, грусти в комнате не было и в помине. Еще за дверью услышав веселый наигрыш и песенку «Приходи ко мне, рыбачка», Элия распахнул дверь и опешил.