Ты – всё (СИ) - Страница 12

Господи, зачем я все это воскрешаю?!

Надо было просто ответить на приветствие, а не огрызаться, показывая, как это обращение задевает за живое.

– Не знаю твоего имени. Помню, Нечай всегда говорил Зая. Не называть же тебя теперь не-Заей, – насмехается Шатохин в своей обыкновенной манере. – Нет, если хочешь…

Лифт приходит в движение. Но теряюсь я не поэтому. И даже не из-за слов Тохи. Едва сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть макиато на белоснежную рубашку оттесняющего меня к хромированной стене Нечаева.

Нет, я, конечно, понимаю, что кабину резко заполнили другие сотрудники… Окажись передо мной кто-то другой, не обратила бы внимания на тесноту!

Но…

Это чертов Ян Нечаев!

У меня скоропостижно развивается клаустрофобия и стремительно заканчивается кислород. Ума не приложу, чем дышать, чтобы не захлебнуться дурманом Нечаева.

Вдох… И я умираю от перенасыщения.

Зачем-то вскидываю взгляд. В глазах Яна та же темнота, что я видела в день нашей первой встречи.

Ничего не рассмотреть. Ничего не прочувствовать. Ничего не понять.

Глупо даже пытаться. В какой-то миг просто кажется, что увязаешь в нем, словно в неизведанной трясине. Затягивает, вызывая неконтролируемый трепет. Когда удается опустить взгляд, с трудом держу ровный ритм дыхания.

– Да уж, сказочка. Нечай и не-Зая, – улавливаю приглушенный и такой же насмешливый голос Шатохина. Хоть и не вижу его, настолько близко Ян стоит, заполняя собой все пространство, точно знаю, что он же выдергивает у меня из рук кружку: – Дай-ка это сюда.

Пока я, изучая незамысловатую структуру ткани пиджака Нечаева, соображаю, как реагировать, четко слышу, как Шатохин делает глоток.

– Выглядишь круто, конечно, не-Зая, – комментирует он дальше. – Но кофе сдает тебя с потрохами. С молоком люди со стальными яйцами не пьют. Это выбор пушистых и ушастых. Соррян.

У меня в голове разгоняется такой гул, что я теряю способность слышать. Замечаю движение кадыка на шее Яна. И вдруг чувствую, как он задевает мой висок горячим и явно отрывистым дыханием. Не могу сдержать дрожь. Она столь сильная, что кажется, вибрации со звоном проносятся по металлу кабины. Нечаев, во всяком случае, улавливает. Ползу взглядом по стиснутым челюстям. Вижу, как сжимаются губы, которые я имела несчастье когда-то целовать.

Раненое сердце в отчаянии бьет тревогу.

Но…

Я не останавливаюсь.

Поднимаюсь выше, чтобы отметить, как расширяются ноздри Яна.

Бах-бах-бах-бах-бах… Дико ускоряется обезумевшая мышца.

В упор не слушая разум, совершаю подъем еще дальше.

И вот… Снова смотрю Нечаеву в глаза. Что-то подрывает черную гладь. Что-то очень-очень страшное и вместе с тем завораживающее.

Кабина дергается. Я с шумным вздохом опускаю взгляд. Ян отворачивается и незамедлительно покидает лифт, следуя за толпой.

– Держи, – с усмешкой возвращает мне кружку Шатохин.

Смотрю на него, перекладывая всю имеющуюся в душе злость.

– Юния, да? – прищуривается, делая вид, что только вспомнил мое имя. – Прости. Не удержался. Ты прям напрашивалась на разъеб. Я подумал: лучше я, чем он. Я не сильно обожгу.

Знать не знаю, что Шатохин подразумевает. И знать не хочу!

Что это вообще, мать вашу, было?!

Нет, нет… Я точно не желаю понимать!

Шагаю мимо Тохи, сердито швыряю кружку в первую попавшуюся урну и направляюсь в сторону своего отдела. Как ни борюсь с собой, падаю в прошлое, которое так стараюсь забыть.

– Да не бойся, – посмеиваясь, Ян обхватывает своей большой и крепкой рукой мои плечи. Сжимая их, не позволяет отстраниться. У меня в благоговении сердце замирает, когда я соизмеряю наши силы и ощущаю его отличительное превосходство. Стоим посреди стадиона. Вокруг так много людей. Мы говорим друг другу, что друзья, но я чувствую себя так, словно полностью ему принадлежу. И шепот, которым Ян проникает в душу, это восприятие только усиливает: – Тебя никто не обидит, клянусь. Я же с тобой. Твой. Давай покажем уродам-баскетболистам, что футбол – это им не в полете в тапки срать, – последнее кричит для всех присутствующих.

– Ты что?.. – пугаясь, жмусь к нему и невольно касаюсь губами уха.

Была бы чуть выше, точно бы дотянулась.

Этот контакт вызывает дрожь. И не только у меня. У Яна тоже.

– Спокуха, зай.

Парни тем временем один за другим оглядываются и начинают гоготать.

– Нечай! Сука, сколько лет, сколько зим… – протягивает со смехом Тоха. – Твоя гребаная самооценка снова без таблеток?

– Моя гребаная самооценка так вымахала, что вы будете сосать у меня стоя.

– Сука… – толкает Шатохин со свистом. – Ну держись!

Шандарахнув дверью кабинета, выныриваю из этого проклятого омута. Но сердце продолжает греметь.

В попытке скорее отвлечься, включаю компьютер и принимаюсь за работу до начала трудового дня. Как подумаю, что Нечаев где-то на нашем этаже, поджилки трясутся совсем как раньше, когда боялась его. Это так злит, что я даже дышу рывками.

Вот было же чудесно, когда не виделись с ним!

Я уже решила, что мне здесь нравится. Что я со всем справляюсь. Что плевать мне, чью фамилию набирать под своей в конце каждого документа.

Лилечка – золото. А я просто… Просто ревнивая стерва.

Надо быть добрее с этой девочкой. Ведь она буфер между мной и Нечаевым. Благодаря ей не приходится бегать к нему на поклоны. Она принимала у меня даже те документы, по которым следовало отчитываться перед руководителем лично.

Все утро усиленно стучу по клавишам.

– Ты сегодня на энергетиках? – посмеивается Алла.

Марина-Арина раздраженно косятся.

У меня самой пару часов спустя аж пальцы горят. А еще болит от непрерывного сидения задница. Заставляю себя подняться, чтобы разогнуть затекшую спину.

– Схожу на кухню за кофе, – выдыхаю, чувствуя, как тело, наконец, покидает напряжение. – Тебе принести? – спрашиваю у Аллы.

– Да, давай, – улыбается, чем сразу же вызывает у меня ответную реакцию. – И шоколадное печенье, пожалуйста. У меня ПМС. Все бесит. И жрать охота непрерывно.

– Никогда бы не сказала, что тебя что-то бесит, – удивляюсь я.

– Это издержки воспитания.

– Хм… Как знакомо, – протягиваю я задумчиво. – Твой Борька ведь адекватный мужик, правда?

– Думаю, да, – смеется Алла.

– А пойдем тогда сегодня танцевать?

– Танцевать? И куда же?

– Неважно – куда. Важно – с кем.

– И с кем же?

– С моим девчачьим клубом «Сукэбан».

Аллочка смеется.

– Как звучит-то, Юния Алексеевна!

– Да-да, – премило киваю. – Пойдешь?

– Сегодня пятница… Почему бы и нет?! Имею я право, в конце концов?! Или мне только борщи варить? Уже, как маме дяди Федора, негде выгуливать платья! Сейчас вынесу Борьке мозг. У него как раз важное совещание на работе… В самый раз будет!

Смеемся уже вместе.

– Все, – отмахиваюсь, поправляя перед зеркалом волосы. – Побегу тебе за печеньем, а то уже страшно за Борьку!

Быстро делаю кофе и нахожу в шкафчике нужное печенье, но немного задерживаюсь, когда в офисной кухне появляется паренек из IT-отдела.

– Шатохин новые проги принес. Скоро вам установим, – делится Артур, выказывая явное обожание. – Блин, вот он реально бог программирования!

– Правда? – проявляю участие сугубо из вежливости.

Издержки, мать его, воспитания, как сказала Аллочка. Иногда и мне его трудно обойти.

Таких открытых и вместе с тем стеснительных людей, как этот Артур, тяжело обижать. Слушаешь, даже если неинтересно.

– Да! Шатохин круче всех, кого я когда-либо встречал!

– Ну… Честь и хвала. Я в свою очередь могу заметить только то, что он специфическая личность.

– Это да… – краснеет Артур. – Шутки, да и в целом выражения у него… Не просто уши вянут, а целый внутренний коллапс происходит. Лодки здравомыслия всплывают кверху дном.

Приподнимая брови, прочищаю горло. Как ни анализирую сказанное, суть аллегории не улавливаю. Но все-таки киваю.